Основы медицины, о которых пора забыть - Михаил Глухарев

диеты. С непоколебимой уверенностью в древних авторитетах он рекомендовал лечить раны с потерей ткани путем образования гноя после того, как они были покрыты обычными порошками, пластырями, розовым медом («апостольской мазью») и египетской мазью. Для глубоких ран он советовал вставлять turundae sive eliychnia – полоски ткани из старого льна или металлические дренажные трубки «из меди или серебра с отверстиями» для оттока гноя[150].

В конечном счете нельзя сказать, что какой-то метод стал единственно правильным, вторичный – per secundam intentionem или первичный – per primam intentionem. Появились антисептики, подход стал гибким. Раны с возможным заражением стали обеззараживать и, если это безопасно, зашивать. Раны уже зараженные – дренировать и лечить. Сейчас это тонкая наука, которая требует десятка лет обучения и практики. Проблема, скорее, в том, что слепой выбор между первым и вторым, выбор наугад или по ощущениям – теплая или холодная поверхность, – будет неправильным всегда. Потому что не имеет под собой достоверной информации для принятия решения. Какая разница, как хорошо умеет шить хирург, если в итоге он зашьет гангрену? Или какой толк от невероятно подробного описания дренирования, если доктор пихает жир с заячьими волосами в здоровую рану начинает ее дренировать и поливать кислым вином, пока не начнется заражение? Чтобы потом пытаться ее подсушить какой-нибудь солью. Это все бессмысленные меры. Простая систематизация, хотя бы список на 100 больных, которым в одних условиях провели одну и ту же процедуру, и на 100 больных, которых оставили в тех же условиях в покое, казалось бы, мог решить дело. Но увы, всё – эмоционально, эпатажно, и каждый подход индивидуален. И это придумал ввел и установил как истину Гален, один из первых врачей, отцов-основателей.

Маленькая фарма

«Что не вылечит лекарство, вылечит нож; что не вылечит нож, вылечит прижигание; что не вылечит прижигание, следует считать неизлечимым»[151]. Последний из гиппократовских афоризмов дает хорошее представление об общем отношении к лекарствам в древней медицине. Знания о лекарствах занимают срединное положение в тройной системе древней терапии: диететика, фармакология и хирургия (включая прижигание). Диететика не упоминается в афоризме, потому что она рассматривается как неинвазивный метод поддержания здоровья, а не лечения болезни, и поэтому применяется профилактически или только в легких случаях заболевания, в то время как фармакология и особенно хирургия считаются довольно радикальными «вмешательствами» в организм пациента, используемыми для борьбы с вредоносным воздействием болезни или раны.

Фармакология имеет два преимущества по сравнению с хирургией: она не предполагает дополнительных рисков хирургического вмешательства, таких как возможные осложнения из-за кровотечения или инфицирования раны (что было серьезной опасностью в отсутствие асептики и антисептики!), и она лучше стимулирует процессы самовосстановления организма, восстанавливая его исходный баланс – целостный подход к организму человека, к которому Гален был особенно предрасположен. Поэтому, по мнению Галена, «лучший врач – тот, кто наиболее способен лечить хирургические состояния другими средствами, особенно при помощи диеты и лекарств»[152]. И здесь с Галеном нельзя не согласиться. Лучше бы они ничего и не оперировали вовсе.

Греческое слово pharmakon, по-видимому, было уже известно в микенской письменности[153]. Оно обозначает, по сути, любое средство (препарат), не уточняя, оказывает ли оно целебное или вредоносное действие. Начиная с гомеровских эпосов и до времени Галена, это уточнение обычно дается при помощи дополнительных прилагательных, таких как «смертельный» (thanasimos), «вредоносный» (deleterios), «убийственный» (androphonos) или «разрушительный» (diaphthartikos), с одной стороны, или «успокаивающий» (epion) – с другой стороны. Таким образом, важной особенностью этого термина является не качество воздействия препарата, а сам факт, что эти воздействия проявляются при введении его в организм человека или животного. Благодаря способу введения (например, в основном через питание) препараты тесно связаны с пищей, и неудивительно, что самое раннее сохранившееся определение использует различие между ними для объяснения природы pharmaka. Это определение содержится в отрывке из «Псевдо-Аристотелевых проблем» (1.42, 864b 7–11)[154], которые, предположительно, датируются серединой III века до н. э.:

«Лечебные препараты противоположны пище. То, что естественным образом переваривается (то есть усваивается), превращается в тело и называется пищей. Но то, что не может быть переварено, попадает в кровеносные сосуды и нарушает их из-за избытка тепла или холода, и это природа лекарства».

Любопытна, кстати, и этимология: «септос» (от греч. σήπω) означает «гниющий» или «инфицированный»; и «асептос» (с приставкой «а-» для отрицания) означает «негниющий», то есть «свободный от инфекции». Например, нитки – асептос. Это значит, что они не гниют (какое-то время), а не наличие у них антисептического эффекта. До изобретения антисептоса еще долго.

Определения Галена препаратов и пищи построены по тому же принципу, но он идет дальше и в работе «О смесях» (III.2)[155] различает четыре вида препаратов:

«Вещества, которые усваиваются, называются пищей; все остальные называются препаратами. Существует также дальнейшее различие среди препаратов. Есть один вид, который остается неизменным после приема и изменяет и подчиняет себе тело, подобно тому, как тело подчиняет себе пищу; эти препараты, конечно, вредоносны и разрушительны для природы животного. Другой вид изменений исходит от самого тела, затем он подвергается гниению и разрушению, и в этом процессе вызывает гниение и разрушение тела. Они также явно вредоносны. В дополнение к ним, третий вид нагревает тело взаимно, но не причиняет вреда; а четвертый одновременно действует и подвергается воздействию, так что они постепенно полностью усваиваются. Этот последний вид, следовательно, попадает в категорию и препаратов, и пищи».

И как эту классификацию применить к современной аптечке? Если пища проходит через тело в неизменном виде – это препарат, хотя под это определение попадет и камень. А если то, что вы съели, на вас оказало какое-то воздействие – то это уже лекарство. Причем любого воздействия достаточно. Согласитесь, классификация лекарства по тому, воздействует оно или нет, – это благодатная почва для тысяч, если не десятков тысяч опасных комбинаций. Зивания[156] или кислое пиво тоже ведь воздействует. Получается, по Галену, лекарство – и то и другое. Без хоть какого-то намека на понимание, что именно воздействует, что все состоит из разных веществ и субстратов – просто воздействует и все. Добавьте основную теорию про гуморы – и получится складно. Мол, либо мочегонное, либо сушит организм, либо желчь гонит, может вырвать, если белены какой переесть или заячьего лука. Все одно, эффект какой-то. Всё в дело. И если тело – это четыре жидкости, которые выходят там и сям, то и правда список лекарств достаточно большой вый-дет. Только, как я уже сказал, от такого