Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

бочку из-под масла, Володя вел длинный разговор с лоцманом Спиридаро об особенностях плавания в здешних водах, когда внезапно у собеседников за спиной со зловещим посвистом пролетело ядро. Лишь затем донесся раскатистый пушечный выстрел. В одно мгновение лоцман оказался распластанным на палубе, а мичман, вскочив, схватил подзорную трубу. В это время над головой пронеслось еще одно ядро. Но кто стреляет, понять было невозможно. Море оставалось совершенно пустынным. Итальянцы попадав на палубу, явно не собирались ничего предпринимать для своего спасения. Рассчитывать Броневский мог лишь на себя и бывших с ним шестерых матросов. Те уже заряжали ружья и два фальконета.

– Вона! Вона! Вражина наша! – кричали они мичману. – Мал клоп, да вонюч! Броневский глянул по направлению, куда ему показывали. Из-за прибрежной каменной гряды показалась небольшая лодка с косыми парусами. Флага ее за парусами не было видно. Капитан лодки настроен, видимо, был решительно и выруливал навстречу каравану требак. Броневский почесал затылок, надо было что-то предпринимать и как можно быстрее.

– Стрельбу отменить! – велел он матросам. – Драк на наш век еще хватит, пока же нам надо в целостности привести адмиралу захваченные призы!

Над головной требакой он велел поднять австрийский флаг, а лоцмана Спиридаро послал шлюпкой к лодке, чтобы заверить тамошнего капитана, что перед ним мирные торговые суда, идущие из Триеста в Рагузу. Спиридаро отправился в путь без особого энтузиазма, а пройдя всего половину пути до лодки, стал разворачиваться обратно.

– Что там происходит? – заволновался Броневский, силясь разглядеть то, что обнаружил лоцман.

Внезапно порыв ветра донес до него обрывок фразы: "Наши…! Наши…!"

Почти одновременно над лодкой развернуло до боли родное сине-белое полотнище.

– И впрямь, кажись, наши! – осенил себя знамением мичман. – Вот злодеи напугали, так напугали!

На лодке оказалась бокезская команда, которая с явным сожалением узнала, что столь богатые призы уже захвачены до них. Капитан корсара с ног до головы увешанный оружием, поднялся на борт требаки. Он чинно раскланялся и поцеловал руку русского офицера. Остальные касались руками его мундира и кланялись. После этого капитан принес тысячу извинений за ошибку, так как, не видя флага, посчитал, что суда идут из Курцало, а потому они неприятельские.

– Какие могут быть извинения! – пожал плечами Володя. – На войне, как на войне!

Затем капитан корсара известил, что неподалеку бродят и французские корсары. Особенно опасен один из них на шхуне «Серпантес», что значит «змея» и по кличке Маркиз. Оба начальника выпили по стакану вина и расстались. При этом бокезец взяла сопроводить караван до Рагузы.

Еще день плавания и снова караван попал в полосу противного ветра. Решив не рисковать, Броневский завел свой флот в бухточку. На берегу удалось подстрелить двух коз и барана, кроме этого нарвали каштанов, которые наши матросы нашли похожими на горох, так что пир получился на славу. А тут и ветер переменился. Вскоре открылась и Рагуза. Корсар приблизился к корме, отсалютовал из всех пушек и ружей, а затем ушел на свой пост. Караван же требак начал медленно втягиваться в рагузскую гавань. Прибывших встречал сам градоначальник. Перво-наперво, он пригласил российского мичмана отпить с ним кофе в местной кофейне. К немалому удивлению Броневского, испив по чашке кофе и выкурив по трубке табаку, каждый из присутствующих расплатился сам за себя, причем, когда хозяин кофейни узнал, что молодой человек в мундире является русским офицером, он взял с него вдвое. Когда вернувшийся к себе на требаку Володя, рассказал о рагузском гостеприимстве лоцману, Спиридаро от души посмеялся:

– У рагузцев воды морской не выпросишь в море, а ты думал, они тебя кофе угощать станут! Здесь каждый грызет свой кусок в своем углу! Это же не мы славяне, это венецианцы!

– Что ж, – пожал плечами мичман, – Теперь буду знать!

На следующий день, пользуясь попутным северным ветром, Броневский вывел свой караван в море и через пару дней уже был в Кастель-Ново, где сдал суда под роспись в Призовую комиссию.

– Как камень с шеи сбросил! – обрадовано сообщил он Спиридаро.

– Куда теперь? – поинтересовался старый лоцман. – Отдыхать?

– Как получится! – рассмеялся Володя. – Своих буду ждать, а там, наверно, опять в море!

– Это, каких же "своих"?

– "Венус"!

Глава четвертая

Первые залпы

Большая европейская политика в те дни совершала свой новый головокружительный поворот. Померившись силой на полях войны, Париж и Петербург определили себе новую арену непрекращающегося соперничества. Этой ареной предстояло стать Адриатике. Из вспомогательной силы сенявинская эскадра в надвигающемся противоборстве внезапно становилось силой решающей. Именно Сенявину по замыслу императора Александра предстояло избавить общественность от аустерлицкого синдрома. Ныне России, как никогда ранее, нужны были победы. Их и ждали в Петербурге от Сенявина. Для французского императора контроль над Адриатикой, помимо всех выгод был еще и делом чести. О владении здешними берегами Наполеон мечтал еще в Египетском походе, для этого захватывал Ионические острова и Корфу. Тогда вся его затея провалилась – Ушаков отнял все завоеванное и вышвырнул французов прочь. Теперь же, когда под пятой Парижа была уже половина Европы, вопрос захвата Балкан снова стал для Наполеона на повестку дня. Для этого он, казалось, предусмотрел уже все. Заключил договор с турками, гарантировавший поддержку султана. Поверженная Австрия уже клятвенно уступила все свои земли по западному побережью Балкан, включая Триест. Со строптивой Черногорией Наполеон предполагал покончить внезапным нападением или подкупом. На всем Адриатическом побережье оставалось теперь лишь два стратегически важных пункта, судьба которых еще не была предрешена: старый славянский Дубровник, именуемый австрийцами на свой лад Рагузой и Бокко-ди-Катторо. Понимая всю важность этих пунктов, Наполеон требовал он Вены немедленной.

– У нас с французской империей мир и мы уже передали ей свои средиземноморские области! – едва не рыдал австрийский посол в Петербурге. – Но ваш пират Сенявин творит полнейшее беззаконие и провоцирует Наполеона на новую войну! Уймите наглеца! Остановите безумца!

Российское министерство иностранных дел оказалось в весьма щекотливом положении. Австрия, пусть и крепко битая, по-прежнему, оставалась пока единственным реальным союзником России по антифранцузской коалиции. Новой ее войны с Францией допускать было сейчас никак нельзя. Наполеон раздавил бы Вену в считанные дни. Но и убирать Сенявина из Адриатики сейчас тоже было невозможно – он был последней козырной картой Петербурга в сложнейшей политической партии и терять этот козырь в угоду кому бы, то, ни было, было никак нельзя. А потому, отпаивая австрийского посла валерьянкой, Император Александр велел слать Сенявину новое письмо, где велел