Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

– Но вы же дали нам свое генеральское слово! – наивно вздумали было призвать Лористона к совести сенаторы.

Генерал рассмеялся им прямо в лицо:

– Какие могут быть сантименты! Слово мое, а потому я его забираю обратно! Отныне я объявляю Рагузу французской провинцией и всякий из вас, кто нарушит наши законы, будет расстрелен лично мною! В ближайшее воскресенье я посажу на центральной площади дерево свободы, а потом мы все вместе станцуем "Карманьелу"… Поверьте, это будет очень весело!

А чтобы сенат понял, что он шутить не намерен, Лористон тут же опустошил не только республиканскую казну, но и вымел все серебро из местных церквей, не гнушаясь даже окладами. Впрочем, Лористон публично заявил всем о своем миролюбии.

– Я готов хоть завтра покинуть Рагузу, если Сенявин навсегда покинет Адриатику и передаст мне Катторо с… Корфу!

– Но ведь русские на это никогда не пойдут! – воскликнули наивные слушатели.

– Увы, тогда мне придется их выбивать, а вам оплачивать все мои издержки!

– Но ведь мы об этом не договаривались! – побледнели нобели.

– Примите мои извинения, господа, но я вас тогда обманул!

* * *

Сдав суда в комиссию и ожидая прибытия "Венуса" с Корфу, мичман Броневский решил не терять время даром, а побродить по окрестностям Черной Горы и посмотреть, как живут черногорцы. В самом городе делать было нечего достойного внимания, лишь одна лавка, да грязный трактир с порванным бильярдом. Общества интересного тоже не было. В городе обитало несколько армейских офицеров, которые по приказы Сенявина занимались восстановлением и укреплением городской цитадели Эспаньолы, но те были заняты на работах с утра до вечера и компании составить не могли. Пойти потанцевать здесь тоже было некуда. Бокезцы вообще не любят танцев, говоря, что не понимают, как можно платить деньги для того, чтобы вспотеть! Вся жизнь сосредотачивается в выходные дни у ворот Фьюммьеры, где собираетс на базар множество черногорцев.

Впрочем, нет худа без добра. Для начала на местном рынке Володя купил себе ружье и порох. Вдалеке синели горы, там было на что посмотреть! Залив, где размещался порт и город Катторо со всех сторон окружали хребты высоких, обнаженных гор переходящие у самого берега в густую зелень бесчисленных садов, между которыми раскиданы выбеленные домики с крышами из красной черепицы. Стояла весна самое прекрасное время на земле. Каждый день Володя менял места своих прогулок и спустя некоторое время уже довольно неплохо знал окрестности Катторо. Жить остановился в семействе Белодиновичей, живших в доме на берегу, неподалеку от стоянки, приведенных Броневским судов. Русскому офицеру отвели лучшую комнату, там же и столовался. Хозяева кормили без особых изысков, зато сытно.

В соседнем доме проживала почтенная старушка вдова Протопопа Петровича, известного в свое время правителя Катторо. Старушка жила весьма умеренно и уединенно, несмотря на то, что пользовала всеобщим уважением и никогда ни в чем, не нуждалась. Умеренность – вообще была характерная черта приморских славян. К русскому офицеру старушка относилась с особым уважением. Все началась с того, что однажды она получила письмо от сына из Смирны, где тот поживал, занимаясь торговыми делами, а получивши, стала терпеливо ждать времени, когда можно будут сходить к местному батюшке, который бы ей-то письмо прочитал.

– Зачем же ждать? – удивился Володя, когда услышал о пришедшем к соседке письме от своих хозяев. – Давайте я и прочту!

Спустя несколько минут вокруг мичмана собрались сразу две семьи: все многочисленные Белодиновичи и старушка Петрович со своей младшей дочерью Марией.

– Неужели, вы господин, разумеете по-славянски? – все никак не могла поверить старушка, протягивая Броневскому свернутое в несколько раз письмо. – Вы великий человек, коль знаете грамоту!

Письмо, разумеется, Володя прочитал, хотя, честно говоря, за исключением нескольких слов ничего из прочитанного не понял, но это было и не важно, потому, что и мать писавшего, понявшая все, что ей было надо, уже спешила накрывать стол в честь уважаемого гостя.

Там за столом, в красном углу сидючи, Володя смог лучше разглядеть младшую дочку хозяйки Марию.

– Можно я буду называть тебя просто Машей, как принято у нас в России! – спросил он ее.

– Можно! – отвечала та, потупив глаза.

В своих дневниках Броневский оставил об их знакомстве краткую, но красноречивую запись: "…Дочь ее Мария, с которой познакомился я еще прежде в доме Кастель-Новского моего знакомца, отправляла все должности и расторопностью своею удивляла меня более, нежели слуги в английских трактирах: она прибирала комнаты, стряпала на кухне, подавала кофе, успевала к обеду как можно лучше нарядиться и, будучи очень пригожа, находила время уделять мне часть своего внимания".

Кто может ответить на вопрос: как рождается любовь? Никто! Настоящие чувства всегда рождаются исподволь, не завися от наших помыслов и желаний. Молодость, есть молодость, а потому юному мичману пока было просто приятно проводить хотя бы немного времени в обществе красивой девушки. Вечерами они вместе играли в любимое бокезцами лото, а иногда вдвоем гуляли по городской набережной.

Мария с матерью помогли Броневскому осуществить его давнюю мечту, побывать на Черной Горе. Вдова Петрович договорилась со своим священником отцом Спиридонием, и тот выделил русскому офицеру проводника. В поход, по совету Белодиновичей, Володя приготовился основательно, взял: фунтов десять пороха, кремни, бисер, дюжину рюмок синего стекла, несколько головок сахара, чтобы этими безделушками одаривать хозяев, у которых придется ночевать. По совету того же Белодиновича, затем он отправился к приехавшему в город по делам митрополиту, чтобы попросить его соизволение на свое путешествие. Петр Негош, выслушав просьбу молоденького мичмана, кивнул гривой своих седых волос:

– Пусть будет так! Прошу вас лишь об одном: имейте снисхождение к обычаям народа, который всем сердцем и душой любит ваш народ! Тем более, что везде вы будете приняты с усердием и должным уважением!

А чтобы у Броневского в пути не возникало никаких проблем, он отрядил ему в охрану одного из своих двухметровых витязей, которому велел сопровождать русского офицера повсюду и помогать ему во всем. Однако, чтобы не нарушать горские обычаи, рекомендовал все же идти на Гору после Пасхи. На том и порешили.

Вместе с мичманом идти на Черную Гору вызвался и его верный помощник Егор Трофимов, который явно маялся, в долгом ожидании прибытия фрегата.

Оставшиеся до Пасхи дни Володя несколько раз ходил к обедне в маленькую церквушку Ильи Пророка, что стояла на вершине одной из гор, среди проносящихся мимо облаков. Однако делал это большей частью потому, что туда к обедне ходила вдова Петрович