Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

русский адмирал вовсю занимался местной политикой, поощряя рвение преданных и привлекая колеблющихся. В этом он начисто переиграл своего "визави", добившись за короткий срок многого!

Али-паша Янинский

Перво-наперво Сенявин поддержал независимость Катарской области. Отныне Коттаро решением местного сената стало именоваться Новой Рагузой, в отличие от Дубровника, который отныне в просторечье звался уже Рагузой Старой. Вместе с Черногорией Новая Рагуза сразу же стала верным союзником Сенявина. Помимо военной поддержки этот союз давал и стратегическую выгоду. Территории и Черногории и Новой Рагузы буквально нависали над областью, захваченной французами. Да и двенадцать тысяч вставших под ружье черногорцев и бокезцев были весомым аргументом в предстоящем раскладе сил. В планах Сенявина было изгнание французов из Далмации. План этот вовсе не был утопией. Прикинув все "за" и "против", командующий эскадрой решил напасть на неприятеля самому.

Первым понял изменившуюся ситуацию хитрый правитель Албании и Эпира Али-паша Янинский. Номинальный вассал Константинополя, он давно и демонстративно вел собственную политику, нисколько не боясь султанского гнева. Вот и сейчас, увидев в Сенявине реальную силу и узнав о занятии им Катторо, паша сам стал искать знакомства и дружбы с русскими.

– Русский Сенявин отныне не только наш сосед, но и наш добрый приятель! – объявил Али-паша своим подданным. – А потому русским при встрече головы не резать и никаких иных препятствий не чинить!

– Якши! – сказали его головорезы. – Будем теперь любить гяур-собака!

Разумеется, в искренность Янинского правителя Сенявин ни на минуту не верил, но и то, что Али-паша хотя бы временно переметнулся от французов к нему тоже было немалым успехом. По крайней мере, пока он мог быть спокойным за Корфу.

Решив дела политические, необходимо было приниматься за дела военные. Лазутчики известили командующего, что в австрийском порту Превеза находится французский корсар, захвативший и приведший туда наше торговое судно. Простить подобного было нельзя. Сенявин вызвал к себе командира брига "Летун" лейтенанта Бутакова.

– Ваня, – сказал ему по-простому. – Верни судно и проучи наглеца!

– О чем речь, Дмитрий Николаевич! – вскинул тот голову. – И вернем, и накажем, все как полагается!

– Ну, тогда с Богом!

Проводив "Летун", свое внимание Сенявин обратил на острова Корцула, Хвар и Брач, лежащие у берегов Далмации. Острова эти были столь малы, что и не на всех картах их рисовали, однако при этом были важны стратегически, ибо контролировали подходы к побережью. Для захвата островов был определен капитан 1 ранга Белли с отрядом кораблей.

Одновременно на совете старейшин Катторо и Черногории было решено идти всеми силами к Старой Рагузе-Дубровнику и попытаться выбить французов оттуда. По сведениям лазутчиков, Лористон, вынужденный охранять все свои горные тропы, по которым везли ему на муллах муку и порох, держал в городе не так уж много войск. Не теряя времени, с Корфу перевезли еще несколько батальонов с пушками. А накануне самого выступления к Сенявину пришел статский советник Санковский – глава русской дипломатии в Далмации.

– Вам, Дмитрий Николаевич, послание из Петербурга! – отводя глаза, передал он бумагу главнокомандующему.

– Что там? – тревожно спросил Сенявин, уже понимая, что в письме какая-то очередная пакость.

– Читайте! Там все изложено! – философски ответил статский советник, передавая пакет.

В письме было немного не мало, а требование императора о немедленной передаче Бокко-ди-Катторо австрийцам, а затем через них и французам. О нападении на Рагузу, естественно, речи никакой уже идти не могло. Но это для приказопослушного подданного. Сенявин же таковым себя считал не особо.

– Что будем делать? – поинтересовался Санковский.

– Молчать! – был ему более чем лаконичный ответ.

Для себя вице-адмирал все уже решил, а потому, несмотря на грозное письмо, отказываться от своих намерений не собирался. Впоследствии, оправдывая неслыханное своеволие, он писал в Петербург: "…До того времени, пока можно было сие обстоятельство сдержать в тайне, войска черногорские и приморские весьма дружно и храбро содействовали с нашими регулярными противу французов, что весьма много способствовало… Когда господин Санковский начал приготовлять народ к принятию с повиновением решения вашего императорского величества, то оное уже тогда не могло быть тайной, и с тех пор войска черногорские и приморские, пребывая в совершенном унынии, не оказывали уже толикой храбрости. Воображение, что они принуждены сделаться австрийскими подданными, а потом к вящему своему несчастию порабощены будут и французами, крайне угнетало их дух, и они от сего потеряли всю свою бодрость против французов".

Это письмо будет написано уже после первых боев. Пока же тайна послания Александра никому не разглашалась и объединенное российско-черногорское войско, как ни в чем, ни бывало, дружно двинулось на Старую Рагузу. Вел его генерал-майор князь Вяземский.

На что надеялся Сенявин, поступая столь, казалось бы, опрометчиво? Скорее всего, на свою интуицию, которая подсказывала, во французской политике Петербурга будет еще в скором времени немало крутых поворотов, а потому и действовать необходимо, несмотря ни на что, так подсказывали ему местные обстоятельства.

Лористон, получивший из Парижа тоже какие-то бумаги относительно предстоящего франко-русского замирения, пребывал в состоянии, весьма расслабленном и благодушном, а потому наступление русских было для него настолько неожиданным, что застигнутые врасплох, французы, продвижению противника поначалу не препятствовали. Уйдя сразу же в глухую оборону, они не делали даже вылазок. Зато Лористон вновь принялся бомбардировать Париж письмами, прося предпринять какой-нибудь политический демарш для обуздания агрессивности русских.

Однако нам пора вернуться к действиям отряда капитана 1 ранга Белли, посланного в свое время Сенявиным для отбития островов у берегов Далмации и к действиям, посланного для поиска французского корсара брига "Летун".

Едва "Летун" прибыл к устью Превезского залива, что неподалеку от Рагузы, тотчас был обнаружен корсар, а рядом с ним захваченное судно. Французы были застигнуты врасплох, и деваться им было, собственно говоря, уже некуда. Выбор был невелик: погибнуть в бою или сдаться. Чтобы предотвратить никому не нужное кровопролитие, Бутаков отправил мичмана шлюпкой. Ультиматум был таков: немедленно спустить флаг на милость победителя. Завидев русский бриг, французская шебека, несмотря на то, что имела гораздо больше пушек, почла за лучшее бросить свой приз и оттянуться вглубь залива. Утром следующего дня Бутаков атаковал. Ожесточенная дуэль длилась полтора часа. Наши стреляли точнее и вскоре корсар начал гореть. Видя, что так ему не выстоять, французский капитан подошел к берегу, снял пушки с тыльного борта и соорудил из них две береговые батареи. Сам же, пользуясь малой осадкой, отошел на самое мелководье.

– Что будем делать? – собрал на совет офицеров Бутаков.