Клетка бесприютности - Саша Мельцер

тех же строк, я почти ощутила себя им. Представила, как он сидел в общежитии за покачивавшимся столом, знавшим нашу любовь, помнившим страсть и поцелуи; как спешно водил ручкой по листам, иногда сбиваясь и зачеркивая фразы с такой силой, что на листе оставалась дырка.

«Пишу, потому что никак не могу до тебя дозвониться. Твой телефон постоянно недоступен, конечно, в океане точно нет связи. Как еще сказать тебе все?»

Я тщательно, как по линейке, вымеряла каждое слово, боясь написать что-то не то. Пусть и не было веры, что когда-то конверт найдет своего адресата. Не Северный Ледовитый океан ведь писать в пункте назначения?

«Знаю, ты сказал мне быть свободной, но возможно ли это, если любишь так, что щемит сердце? Пусть ты и уехал, пусть решил меня отпустить, но свободной я все равно не стала. Я по-прежнему тебя жду и очень скучаю».

Еле сдержалась, чтобы не нарисовать сердечко в конце фразы. Когда раньше мы сидели в московских кофейнях, я часто черкала на салфетке его профиль или сердечки, подвигала Игорю ближе, а он дополнял рисунок так, как хотел. Целая коллекция салфеток осталась бессмысленным мусором валяться в родительском доме, – если отец нашел, то наверняка уже растопил ими камин. От нашего прошлого с Игорем остались только воспоминания – те, что как старые раны с то и дело отходящими корками; те, что болят и ноют почти незаметно, но назойливо и постоянно.

«Я молюсь за тебя, потому что мне больше ничего не остается. Возвращайся поскорее. К Вадику обязательно съезжу».

Я пообещала, но не была уверена, что сдержу. Чертаново – его место, его родина, его дом, вторгаясь туда, я бережу свои раны сильнее, раздираю их острыми углами общих воспоминаний и посыпаю сверху крупной солью слез.

«Знаю, что письмо не дойдет. Но это – мой единственный шанс с тобой поговорить.

С любовью, Лу».

Наклеив на конверт разноцветные марки, купленные на почте, я аккуратно написала в адресе получателя Таймырскую МРБ, большими буквами – Царитов Игорь Александрович, и трижды подчеркнула, чтобы не перепутали. В больнице точно есть тот, кто получает письма. В больнице гораздо больший шанс, что конверт его дождется.

Николь уже оборвала телефон. Три пропущенных и пять сообщений в мессенджере одного содержания – где я, что со мной и во сколько я приеду в клуб. Я правда нарядилась, отпарила вещи до идеальности и отсутствия складок, густо подвела глаза черным кайалом и распустила волосы. Не ради Ники и того, чтобы она отстала, а ради себя. Я не отдыхала почти целых два года, изредка выбираясь куда-то и заливая тоску, мучаясь томительным ожиданием, сомнительными раздумьями и самоненавистью. Достав самые красивые туфли, я аккуратно застегнула замочек на щиколотке и надела пальто.

Выходя из подъезда, я бросила письмо в почтовый ящик и ушла не обернувшись.

Неоновые диодные ленты на стенах клуба ненавязчиво переливались разными цветами, диско-шар под потолком отражал свет из прожекторов, рассеивая его неровными квадратами по всему залу. Барная стойка устало привалилась к дальней стене, за ней ловко орудовал бутылками бармен. Ники уже сидела на высоком стуле, закинув ногу на ногу, смеялась и, сверкая белозубой улыбкой, болтала с парнем, которого, видать, сама и пригласила. Рядом сидел еще один. Остановившись в дверях и желая почти сразу уйти домой, сбежать подальше от громкой музыки и пьяных толп танцующих, я поправила лямку розового шелкового топа, глянула на ноги, скрытые короткой, достающей до середины бедра юбкой, и осторожно сделала шаг вперед.

Меня чуть не снесло танцевальным вихрем, я словно вступила в торнадо, и оно вот-вот должно было закрутить меня вокруг себя и выплюнуть подальше, сломав и наигравшись. Ники наконец меня заметила, махнула рукой, подзывая ближе, и жестом попросила у бармена налить еще один бокал. Чего-то красного, судя по тому, как спешно он взял в руки бутылку с гренадином.

– Привет, дорогая, – Ники обняла меня крепко, испачкала лямки топа шиммером с ключиц и отстранилась. – Знакомься. Это Андрей, мой однокурсник, а это его друг Тимур. Они сегодня с нами.

От этого грязно воняло подставой – я не знала, зачем Ники притащила их сюда, но острое ощущение опасности делало движения скованными. Настороженно присев на высокий барный стул возле Тимура, я притянула к себе уже заказанный Николь коктейль и сделала глоток.

– Зачем с нами? – полюбопытствовала я. – Мы, вроде, вдвоем хотели посидеть.

– С ними же веселее.

Я скинула руку Тимура со своей талии так, как прогнала бы таракана, случайно заползшего в кухню. Музыка гремела басами, я плохо слышала, о чем шептались Николь и Андрей, не разбирала вообще ни слова. Чувствуя себя неловко и странно, чужой на этом празднике, я хотела сбежать. Допить коктейль, схватить небольшую розовую сумку на цепочке и выйти вон, навстречу октябрьскому прохладному воздуху. От спертого запаха и алкоголя начинала кружиться голова, я давно не пила спиртное.

– Пойдем потанцуем? – предложил Тимур.

Напрягшись, я отрицательно качнула головой, и тогда он заказал мне второй коктейль. Я следила за тем, что именно наливал бармен в стакан, и взяла прохладное стекло прямо из его рук, минуя передачу через Тимура. Ники, нежась в объятиях Андрея, потягивала «Космополитан» из почти плоского бокала, улыбалась мне и предлагала чокнуться. Один раз мы соприкоснулись бокалами до приятного звона, заглушенного гвалтом танцующей толпы, и я осушила свой коктейль наполовину.

– Иди потанцуй! – Ники приобняла меня. – Сидишь как статуя, ну честное слово! Развлекаться же пришли. Пойдем вместе!

Сама того не желая, я поддалась Николь и позволила стащить себя с барного стула. Оставив коктейль на стойке без присмотра, я знала, что больше к нему не притронусь и лучше закажу новый. Тимур с Андреем увязались за нами, последний не отрывался от Николь: то клал ей руки на талию, то придерживал за платье или ладонь, то шептал что-то на ухо и, судя по тому, как она краснела, шептал что-то неприлично-грязное. Я никогда не была ханжой, но эти развлечения вводили меня в ступор, и руки Тимура, внезапно опять оказавшиеся на моей талии, тоже.

– Не надо, – попросила я, развернувшись к нему. Он был невысок, и я от резкого разворота почти соприкоснулась носом с его острым подбородком – так близко он шел.

– Просто потанцуем? – предложил он.

– Я одна просто потанцую, ладно? – снова обернувшись, я двинулась в гущу