Клетка бесприютности - Саша Мельцер

«Я встречалась с Виталиком. Он извинялся, что помог тебе с контрактом, хотя все сильнее я понимаю, что это был твой выбор, а не чей-то еще. Ты сам так решил и сам все сломал, просто променял нас… на север и свою гордость».

У меня в столе лежала заранее купленная пачка конвертов и стопка почтовых марок, которые я с отдельным удовольствием клеила, подготавливая письмо к отправке. Клеила, закрывала глаза и представляла, как оно окажется в его руках. Но окажется ли? Я вывела на конверте опять адрес Таймырской МРБ, подписала «Царитову Игорю Александровичу» и вернулась к тетрадному листу.

«Мне жаль Вадика. Себя тоже жаль, но его как-то особенно. Если честно, я до сих пор к нему не сходила и никак не могу решиться. Знаю, что это кажется простым, но видеть, как он без тебя тоскует, живет с этими людьми… тяжело. Я бы забрала его, будь моя воля, но ее нет, родители не отдадут. Скорее бы ты вернулся, даже не ради меня, а ради него, Игорь».

Еще глоток вина, жар сильнее палит щеки, я провожу холодной ладошкой по горячей коже и на мгновение закрываю глаза. Вспоминаю все жаркие поцелуи, сказанные о любви слова, прочитанные стихи и выкуренные сигареты на подоконнике в четыре утра. Вспоминаю теплые сухие руки, шершавые от работы в больнице. Вспоминаю, как счастливо гуляли вечерами.

Разве это не стоит того, чтобы ждать?

«Я не стала от твоего предательства меньше тебя любить».

Заклеив конверт, я бросила его на стол. Почтовый ящик мог подождать до завтра.

Я смогла прийти к Вадику только под Новый год – третий без Игоря, на рубеже шестнадцатого и семнадцатого годов. Должна была на месяц или два раньше, когда просили, но ни на одно письмо мне так и не ответили, телефон по-прежнему находился вне зоны доступа, и отсутствие контакта вместе с неизвестностью сводили меня с ума. Вино по вечерам не спасало, вылазки в клубы вместе с Виталиком – тоже. Он носил мне цветы, чтобы порадовать, покупал шоколад ручной работы с черникой и вишней, регулярно спрашивал, в порядке ли я, но соотнести меня и «в порядке» было странно и неуместно. Я забыла слово «в порядке» с момента, как поезд по маршруту Москва – Красноярск отправился душным июльским днем с Ярославского вокзала.

В багажнике я везла подарок Вадику – новый ноутбук, я сомневалась, что у него имелся хоть какой-то компьютер. Взяла и продуктов – помнила, с какой полупустой бюджетной авоськой шла тогда женщина из магазина, с самым дешевым молоком и буханкой хлеба внутри, не изобилуя изысками. Мне хотелось их поддержать. Несмотря на все, очень хотелось.

Бросив «Порше» у дома, я щелкнула сигнализацией, боковым зрением заметив, как подростки уже взглядами облизали желтый корпус. Я надеялась, что не поцарапают, не проколют шины, не угонят, в конце концов – машина была дорогим подарком отца, и я действительно его берегла. Надеясь, что сирена если что оповестит меня о нежелательных попытках навредить автомобилю, я юркнула в любезно придержанную каким-то мужчиной дверь подъезда.

У Игоря я была всего несколько раз, когда родители вместе с Вадиком уезжали на подобие дачи за городом. Игорь рассказывал, что там они разбивали огород, выращивали незатейливые овощи вроде огурцов и помидоров, сажали картошку и свеклу с морковью, чтобы упаковать их в большие мешки на зиму и питаться до следующего лета. В такие моменты мы оставались вдвоем в убитой трехкомнатной квартире со старым ремонтом, я ходила по скрипучему полу, курила прямо в гостиной и носила одну только Игореву футболку. Мы крутили кассеты на старом магнитофоне и не спали всю ночь, перебиваясь горьким кофе ранним утром и разбегаясь по разным сторонам, чтобы квартира до возвращения настоящих хозяев успела забыть о нашем присутствии.

Я даже не помнила номера квартиры, не помнила этажа, но, поднявшись на второй, сразу узнала знакомую дверь, обитую грязным старым дерматином. Цифры не было, только белый звонок с черной кнопкой посередине. Нажав ее, я сразу услышала трель – противную, какая бывает во многих квартирах, где не любят гостей.

Шаркающие шаги донеслись по мере того, как кто-то из домочадцев приближался к двери, и я взмолилась на секунду, чтобы это был не отец – я робела перед его пьяным устрашающим видом, откровенно побаивалась тяжелого голоса и глубоких морщин, залегших возле носа и рта, даже невольно отступила назад и хотела уже сигануть по лестнице вниз вместе с покупками и подарками. Но сквозь щелку приоткрытой двери я увидела цветастый халат, явно маленькие для мужчины ступни в тапочках и замерла на третьей ступеньке от площадки.

– Ты? – она даже скривилась. – Зачем пришла?

– Извините, я… – опять оробев перед ней, я судорожно выдохнула и кивнула на пакеты. – Просто поздравить с Новым годом. Вадика навестить… Игорь писал…

– Пропал твой Игорь, – бросила она, а потом воровато оглянулась. – Заходи давай. Чаем тебя напою, пока мужа нет.

«Пропал?» – хотела было переспросить я, но сдержалась, надеясь, что ослышалась или неправильно разобрала особые ноты в ее голосе. Он не мог пропасть. Не мог поступить со мной еще хуже, чем поступил до этого.

Проходить отчаянно не хотелось, даже в подъезде из квартиры воняло старостью и прелостью, но отказаться не вышло. Перехватив тяжелые пакеты поудобнее, я на пробу сделала шаг – так осторожно, словно скрипучий и уже знакомый пол мог провалиться подо мной. За ним – еще один. Скинув тяжелые зимние ботинки, напоминавшие Игоревы армейские, я сняла душный желтый шарф и расстегнула пуховик. Чаще я ходила в пальто и свитере, но Москву разобрало морозами – острыми и жгучими, что кожа лица сохла и краснела от долгих прогулок.

Мама Игоря вручила мне тапки. Его тапки. Потертые немного, явно большие, но идти босиком в этой квартире мне не хотелось – брезговала, побаивалась, без Игоря – все не то. Я шла за женщиной, делая вид, что ни разу не была в их доме.

– Я даже не знаю, как тебя зовут, – внезапно выдала она, и меня едва ли не разобрал смешок от такого спонтанного, неожиданного и очень несвоевременного знакомство.

– Лукерья, просто Лу, – представилась я, а в глазах ее так и читался