Летом перед грозой - Дмитрий Валерьянович Лекух

так – мне не жалко, давай, фигачь…

Я морщусь.

Втягиваю порошок по очереди: сначала левой, потом правой ноздрей.

Отчаянно трясу головой: качество – реально хорошее.

Да…

– Да был у меня период в жизни, – морщусь, возвращая ему зеркальце с трубкой и закуривая, – очень активно юзал эту гадость. У нормальных людей чашечка кофе с утра была, а у меня две дорожки. Сейчас, к счастью, в прошлом все это, слава Богу. Сам собой управляю. А это – так, чисто стресс снять. Я же тоже не железный уже давно, да…

Он понимающе кивает.

– Бывает, – говорит. – У меня сейчас не так все безнадежно, конечно. Но юзаю чересчур активно, согласен. Надо бы подзавязывать, да. Тяжело, кстати, «выходил»?

Я жму плечами.

– Да нет, – затягиваюсь поглубже. – Это же не герыч, физиологической зависимости не вызывает. Хотя решимость бросить определенная все равно бывает нужна, конечно, это да. А в остальном без проблем.

Он удовлетворенно наклоняет голову.

– И это, – соглашается, – хорошо. Что, пойдем к мужикам? Я бы сейчас еще грамм от пятидесяти вискаря совершенно точно бы не отказался…

Я жму плечами.

– А что, – задумываюсь. – Пойдем-ка и действительно шлифанем…

…В «столовой» тем временем шел жаркий и бессмысленный спор о том, что надо сегодня пить.

Кто-то предлагал сразу перейти на водку или, еще радикальней, на «шило», мотивируя это тем, что ничего иначе «не забирает».

Девушка скромно пыталась настаивать на «пока что по вискарю», а мудрый Глеб вообще рекомендовал «притормозить на пиве», ибо время еще раннее, все собираются дожидаться известий от Сани, и любой обломавшийся будет создавать в публике диссонанс.

Так, кстати, и сказал – диссонанс.

Скотина…

…Пришлось напомнить народу, что это жесткий секс строго тоталитарен, а при онанизме и прочей мастурбации вполне допустима вариативность.

В смысле, – каждый дрочит, – как он хочет.

На чем, собственно говоря, и порешили.

Ага…

…Я, кстати, себе виски все-таки налил.

Как и Геннадию.

Чокнулись.

– Кстати, – интересуюсь негромко, благо все друг с другом разговаривают, – режиссер – понятие обширное. А режиссер, прости, Ген, чего?!

Он делает глоток виски.

Уминает в трубке большим пальцем табак.

Тоже жмет плечами.

Ровно как я, когда предлагал бухнуть.

Долго-долго раскуривает трубку.

Сначала у него что-то не получается, но потом, наконец, он выпускает клуб ароматного дыма.

Один.

Другой.

Третий…

– Каждый из нас, – ухмыляется одной стороной рта, – мечтает в итоге снять великий фильм, разумеется. Но пока мы все работаем над сериалом…

Я вздыхаю в ответ.

Поднимаю вверх пластиковый стаканчик с вискарем, салютуя:

– Ну, – фыркаю, – тогда «за философию»…

Он салютует в ответ:

– Чин-чин!

Я катаю во рту теплый, почти мохнатый, шарик ирландского виски.

Вдыхаю дым дорогого табака из трубки человека, который хочет снять великий фильм, но пока что снимает говенные, судя по всему, сериалы.

И сюрреализм происходящего всего лишь слабыми штрихами дополняют серый полярный день за сеточными стенками «столовой», грозно шумящий метрах в трехстах бурный студеный Индель да бурая дохлая туша медведя прямо посередине лагеря.

Нда, думаю.

Дела…

Глава 48

…Часа приблизительно через два все напились и потяжелели.

Ничего, собственно говоря, удивительного: такой стресс.

Да еще и после бани.

Но из «столовой» так никто и не уходил: Глеб о чем-то негромко и неторопливо спорил с Олегом, повар постоянно бегал смотреть что-то, готовившееся на кухне, и возвращался опрокинуть рюмку-другую, Алёна пила чай и просто читала книгу.

Мы с Геной еще пару раз сходили попудрить носики, и теперь мучились жаждой событий и неизменимой тревожностью ожидания.

Это было непросто.

Наконец, я не выдержал.

– Давайте хотя бы «в города», что ли, поиграем, – фыркаю.

– Ага, – вскидывает голову Глеб. – «Воркута. Потому что я там сидел». Валерьяныч, прекрати раскисать, тряпка. Лучше налей.

…Вот в этот самый момент спутник у него как раз-то и зазвонил.

Словно «помповик» выстрелил.

А так-то – лежал-лежал…

– Да! – хватает трубку.

И тут же скисает лицом.

– Да, дорогая…

Я тоже в сердцах сплевываю.

Глебушка, с телефоном наперевес, мрачно линяет из палатки разговаривать.

Через пять минут возвращается.

– У всех все в порядке, – смотрит в брезентовый верх. – Твоя Инга вернулась из какого-то очередного Турина, привезла какой-то твоей любимой колбасы. И какого-то моего любимого сыра, ни х. я не расслышал какого, а переспрашивать, сам понимаешь, не стал. И девушка еще очень обрадовалась, что ей очень захотелось со мной об этом поговорить и так легко удалось дозвониться. Про Славку, естественно, ничего пока говорить не стал…

Молчим.

Лично я даже и не знаю, что тут, в этой ситуации, говорить.

Как-то все – очень далеко.

И не только с точки зрения расстояний.

– И это правильно, – вздыхаю. – Наверное. Давай-ка лучше, действительно, еще по одной звезданем…

– А давай…

…Алёна неожиданно зло и обидно смеется.

– Вот так вот, – щурится через стаканчик с виски. – С одной стороны – мы крутые. С другой – мы народ и класть хотели на все ваши интеллигенции и прочие «образованные сословия». А с третьей – жена из Италии колбасу тащит. С сыром. И чем вы тогда, ребята, не этот самый, всеми ругаемый, «креативный класс»?!

Мы с Глебом со вздохом переглядываемся.

Нда уж.

Вот.

Не было у бабы заботы – купила себе порося…

– Милая девушка! – смотрит на нее почти что с восторгом Ларин, он это умеет. – А когда это мы называли себя крутыми?!

– Да, и кстати, – удивляюсь вдогонку, – а чего ты, Алён, собственно, имеешь против хорошей итальянской колбасы?

Славян бы сейчас точно бы вскинулся.

И стойку бы сделал немедленно.

На хорошие, душевные «срачи», – у него подлинное чутье.

Любит поругаться парень, короче.

Любил…

Тьфу…

…Алёна тоже, видимо, почувствовала что-то неправильное, выставила ладони вперед:

– Все-все-все. Напали на бедную девушку…

Я вздыхаю.

Машу рукой.

– Да ладно. Тебе виски налить?!

– А-а-а… – машет рукой. – Наливайте!

Забираю у нее стакан, Глебушка заботливо наклоняет монструозного вида бутылищу.

– Погоди тут, – хмыкаю, – сейчас свою емкость тоже сюда подтяну…

– И я, – тянет руку Олег «Недмитриевич».

– И я…

…На некоторое время гнетущая атмосфера становится вдруг оживленней.

И будто серый свет на улице – не свет.

Не сумерки.

И туман не туман…

– Ну, да ладно, – выдыхаю, хлебнув виски. – А на самом деле, если серьезно, то нет ничего более глупого, чем определять «современную интеллигенцию» или там, если хотите, «креативный класс» по каким-либо внешним признакам. В том числе по наличию/отсутствию денег там, или образования, или еще там чего. Вплоть до уважения к некоторым видам колбас, которые так умеют коптить только, извините,