Спросите Сталина. Честный разговор о важном сегодня - Игорь Станиславович Прокопенко

Могла Советская Россия подготовиться к войне в условиях НЭПа?

Ответ – нет. Нэп, то есть движение страны в соответствии с законами рынка, хотя и решал вопрос поступательного развития российской экономики и роста благосостояния российского населения, но в перспективе не мог обеспечить главного – геополитического выживания Советской России.

Иными словами, для того, чтобы рыночным способом создать заново экономику, которая была бы в состоянии обеспечить развитие военно-промышленного комплекса, достаточного для обеспечения обороноспособности, нужно было время покоя. Его у России не было ни до, ни после революции. За подтверждением обращаемся к известным словам Столыпина:

Рис. 155.

Американские войска во Владивостоке проходят перед зданием, занятым штабом чехословаков. Сибирь, август 1918 года

Автор фотографии: Underwood and Underwood. (Военное ведомство). Точная дата съемки неизвестна. Номер файла Национального управления архивов и документации США: 165-WW-558C-4

«Дайте Государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России»[85].

А теперь обратимся к Сталину, который в 1931 году, еще за два года до прихода Гитлера к власти в Германии, со столыпинской обреченностью произнес вот такие слова:

«Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» [86].

Итак, главный дефицит – время! Его у Советской России не было. Можно ли было в условиях нэпа, то есть в условиях естественного экономического развития, уложить в десять лет то, на что классические законы экономики отводят пятьдесят? Нет, невозможно. Отсюда вывод: эту задачу возможно было решить только в условиях жесточайшей мобилизации экономики, общества – всех.

Инструменты сталинской мобилизационной экономики известны:

• отказ от экономических законов рынка;

• индустриализация за счет ограбления среднего класса крестьянства (кулаков);

• превращение страны в трудовой лагерь;

• создание трудовых армий (ГУЛАГ) для реализации больших инфраструктурных проектов, таких как Беломорканал и пр.

Таким образом, ставка высока: выживание страны, возможность Советской России остаться на политической карте мира. Цена нестрашная: разрушение страны, возможностей, прав личности, – всего, что можно было только разрушить. И все во имя достижения необходимого результата.

Во главе этого процесса и оказался Сталин.

Существовали ли более гуманные варианты обеспечить России геополитическое выживание в перспективе Второй Мировой войны?

Никакого ответа на этот вопрос, кроме умозрительных заключений, нет. Есть исторический факт: пытаясь обеспечить выживаемость страны, Сталин выбрал самый жестокий путь и, как показали последующие события, самый эффективный. Сегодня мы уже знаем точно: сколь бы ни были жестоки способы решения этой задачи, не подготовь Сталин страну к войне – «баварское» никто бы из наших предков не пил, и это точно (подробнее об этом – в главе «Почему Сталин – не Гитлер?»).

Таким образом, выбрав путь мобилизации государства на всех уровнях, Сталин выстраивал и систему принуждения общества к решению поставленной задачи. Частью этой системы и стали репрессии против тех, кто не вписывался в мобилизацию, а также против тех, кто мог этой мобилизации навредить.

В ряды «невписавшихся» как раз и встала часть советской элиты. А для того, чтобы понять, какими средствами и методами Сталин выводил «невписавшихся» из игры, мы и обратились к делу Промпартии.

Разбираемся с письмом Сталина Менжинскому дальше.

Почему Сталин приказал «пропустить сквозь строй» экономистов Кондратьева, Юровского, Чаянова?

Потому что Кондратьев, Юровский, Чаянов были представителями старой, дореволюционной экономической школы. Они знали, как следует строить промышленность, финансы, сельское хозяйство, опираясь на законы экономики. В этом была их сила. Но они не знали, как нужно строить мобилизационную экономику вопреки этим законам. Более того, они выступали против этого. Обратимся к фактам. В декабре 1929 года на Конференции аграрников-марксистов Чаянов, Кондратьев, Юровский выступили за рыночные формы развития сельхозкооперации. Они, конечно, были правы по поводу рыночных форм. Неправы они были только в одном: Сталин уже сделал свой выбор будущего развития страны, и в этом будущем «рыночные формы развития сельхозкооперации» были не нужны. Более того, они были вредны. Поэтому дальше включился механизм принуждения к выбранному экономическому курсу. Идеи экономистов во главе с Чаяновым получили ярлык «чаяновщина», а сами специалисты были объявлены «агентурой империализма». Надо сказать, что такие ярлыки до поры не считались опасными. На симпозиумах ученых-экономистов, от самих ученых можно было услышать и не такое. Однако зерна легли в подготовленную почву. Ровно через год, в 1930 году на стол Сталина легло дело о разоблачении «вредительской» организации «Трудовая крестьянская партия», согласно которому известные нам экономисты Кондратьев, Юровский и Чаянов были названы тайными членами этой партии. По делу были арестованы 1296 человек.

И теперь пришло время ответить на следующий вопрос.

Какую роль играл Сталин в организации уголовных процессов против советской элиты?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся вначале к записке председателя ОГПУ Менжинского, в ответ на которую Сталин предлагает провести экономистов «через строй». В ней изложен ход предварительного следствия по делу Промпартии и объясняется, какое отношение к этому делу имеет экономист Кондратьев.

Итак, Менжинский – Сталину:

«…Хотя Кондратьев молчит о военной организации, но мы все-таки добираемся до нее по линии особого отдела. Арестованные им б[ывшие] колчаковцы – Буров (один из авторов переворота Колчака) и Коллегов, преподаватель Военной академии б. нач[альник] оперативного отд[ела] ставки Колчака, по их показаниям, возглавляли группу, ставившую себе целью “дворцовый переворот”.

Рис. 156 (1).

Записка председателя ОГПУ В. Р. Менжинского И. В. Сталину о ходе следствия по «делу Трудовой крестьянской партии» и возможных связях ее с Промпартией. 2 октября 1930 г.

РГАНИ. Ф. 3. On. 58. Д. 353. Л. 102–103.

Рис. 156 (2).

[…] Буров и Коллегов показывают, что их военное ядро связано с организацией, кот[орую] представлял Городисский. Организация Городисскаго намечала правительство в составе: Кондратьев – премьер, Юровский – министр финансов.

[…] Очень прошу Вас прочесть показания известного <проф.> Рамзина.

[…] благодаря перекрестным допросам участников «обработки» наших правых и дальнейшим уточнениям самого Рамзина продолжение должно дать не только полную картину право-вредительского переплета в советской работе, но и связей, разговоров, откровений – и, надо думать, некоего политического контакта.

[…] Но само собой разумеется, что и Кондратьев с Громаном, и Рамзин, и Ларичев понимают роковое значение для них этой темы и всячески от нее отвиливают, ссылаясь просто на общность установок с правыми, боясь друзей в компартии превратить в ярых врагов. Думаю, что в течение октября все-таки добьемся правды…»

О чем говорит этот