Марсельская сказка - Елена Букреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я кричал во сне? — голос, ещё хриплый от недавнего пробуждения, атаковал меня скопищем мурашек.
Прочистив горло, я кивнула.
— Сколько сейчас времени? — мы одновременно посмотрели в окно — глубокая ночь и не думала отступать. — Неважно. Ложись спать. Я завёл твой будильник на четыре утра.
— Ты спал на стуле? — неожиданно робко спросила я — его сгорбленная фигура заставила меня ощутить укол вины. Тот был настолько нестерпимым, что я, не выдержав, продолжила: — Мы можем поменяться, если хочешь.
Скептичный взгляд, обращённый ко мне, заставил меня поёжиться. Вероятно, Реми так и не пришёл в себя после этого сна, поэтому и ответил не сразу:
— Избавь меня от своего любопытства. Я не стану рассказывать тебе, что мне снилось, будь ты хоть трижды любезна.
Удивительно, но его слова не вывели меня из себя, и голос звучал совершенно неубедительно. Скорее… сломленно. Реми явно снилось что-то, что уже происходило с ним. И он выглядел так, будто пережил это снова. И как бы он ни раздражал меня, я не хотела усугублять и без того шаткое положение. Было что-то такое в этой тёмной ночи, что заставляло мою неуёмную энергию тихо спать в стороне. Я лишь молча встала и, пожав плечами, протянула ему руку, точно держа в ней оливковую ветвь — только до рассвета, а затем всё вернётся на круги своя. Нам всё равно не уснуть, сколько бы времени ни осталось.
— Ты можешь мне ничего не говорить. Я не настаиваю. Но мне нужен спутник со здоровой спиной, — Реми в недоумении нахмурился. — Если ты и дальше продолжишь спать здесь, то завтра едва ли сможешь даже разогнуться.
— И что же ты предлагаешь? — одна его бровь нахально взлетела вверх. — Спать на диване с тобой?
Оливковая ветвь тотчас же треснула пополам. К счастью, здесь было достаточно темно, чтобы он смог заметить мои зардевшиеся щёки.
— Хам, — рявкнула я и двинулась в противоположный угол дома. — Я только хотела поделиться своей половиной.
Он что-то проворчал в ответ. Стул его скрипнул. Я села на самый край дивана и напряглась всем телом, когда внушительная тёмная фигура направилась ко мне и остановилась всего в нескольких дюймах от моих ног. Сглотнув, я подняла голову. Его голубые глаза мерцали в кромешной темноте подобно лунным бликам в ночном море. Внезапно стало так тихо, и только ласкающие волны берег нарушали это напряжённое безмолвие. Мне и рот его скотчем заклеить хотелось, и на коленях молить его сказать мне хоть слово. Какая же ты глупая, Эйла!
Я отвела взгляд и закусила губу. Не хватало только вспомнить его заплыв накануне вечером…
— … права, я не должен был говорить этого. Извини.
Рельеф его тела, оттенки кожи…
— … ты слышишь меня?
Она матовая. А на ощупь наверняка как бархат.
— … Эйла?
И руки, такие крепкие руки…
— Какого чёрта, Эйла, ты спишь с открытыми глазами?
Картинка расплылась перед глазами суровым чёрным пятном. Меня будто из толщи воды вытащили. Набрав воздуха в лёгкие, я дёрнулась, широко распахнула глаза и посмотрела вперёд — Реми уже не склонялся надо мной, как голодный коршун. Потеря ориентации в пространстве сбивала с толку, и, повернув голову вправо, я заметила его сидящим на противоположном конце дивана. Из горла вырвался смущенный кашель. Какой позор, Эйла, с такими мыслями тебе только в дешёвый кабак!
— Я не сплю. Я задумалась, — тихо ответила я, поймав его раздражённый взгляд.
— О моем сне, очевидно?
Мне нужно было срочно перевести тему.
— Нет, и почему ты погасил лампу?
— О, только не надо лгать. Лампа мне мешала.
— Я не лгу, — злобно стрельнув в него взглядом, я зажевала нижнюю губу и отвернулась. — Мне плевать, что тебе там снилось и почему ты кричал во сне, — о слезах на его щеках я благоразумно решила умолчать. — Давай посидим в тишине. Все равно уснуть теперь вряд ли получится.
Он фыркнул, а я схватила свой жакет и накинула его на плечи — в доме заметно похолодало. Любопытно, почему он замолчал? Я посмотрела на него и нервно затрясла ногой.
— Может быть, ты зажжёшь лампу? От неё хоть какое-то тепло.
Реми усмехнулся. Ожидая столкнуться с волной его упрямства, я вдруг потерпела неудачу — он молча встал и направился к столу, наклоняясь над лампой и снимая колпак. Пока Реми возился со спичками, я изо всех сил сдерживала рвущийся наружу вопрос. Вскоре мягкий свет пробудившегося в лампе пламени заботливо объял маленькую сырую комнату. Мой спутник обернулся ко мне.
— Твоя удача, что керосин ещё…
— Кто такая Дайон? — перебила его я, широко распахнув глаза и накрыв рот ладонью.
Чёрт возьми! Нет, нет, нет, неужели я произнесла это вслух? Сердце забилось в агонии, и весь мир вдруг сузился до размеров его самодовольной ухмылки. Я сунула руки в карманы жакета и отвернулась, когда он вернулся к дивану.
— Ты не продержалась и пары секунд.
— Пару секунд продержалась, — выплюнула я, но опешила, нащупав пальцами холодный картон припрятанных в кармане карт. — Как интересно.
— Что интересно?
— Ничего.
— Это глупая привычка, Эйла.
— Я смотрю, тебе нравится произносить моё имя, — я хитро прищурилась, повернувшись к нему.
— Что?
— Ничего.
— Что у тебя там в карманах? — голос понизился до угрожающей хрипотцы.
Я мысленно ликовала — заинтересовать этого скрягу было так же просто, как переплыть Ла-Манш в шторм. Хитроумный план посекундно рождался в моей голове, и я не заметила, как повернулась к нему всем телом и с горящими глазами вытащила из кармана колоду карт. Если он не хочет рассказывать о себе, карты заставят.
— Не хочешь сыграть? — невинно пролепетала я.
Реми уронил взгляд на колоду карт в моих руках, и что-то мелькнуло в его голубых глазах, что-то неуловимое, и если бы я не знала его, то расценила бы эту эмоцию, как азарт. Но едва я успела осознать это, как его лицо исказила привычная гримаса вселенского раздражения.
— Я посплю немного, если ты не против.
— Я против.
— Мне не требуется твоё разрешение, — буркнул Реми и, сложив руки на груди, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
Я прекрасно знала, что он не уснёт. Перетасовав карты, я подсела ещё
