Марсельская сказка - Елена Букреева

Особенно сундук под окном. Я заглянула в него, когда истерика моя утихла, а голод, наоборот, дал о себе знать, но, наткнувшись на несколько банок древних сардин, клубок рыболовных сетей и пару огромных рыбьих черепов, с ужасом захлопнула крышку и больше к нему не приближалась. Впрочем, сомневаюсь, что волнение, тесно граничащее с паникой, позволило бы мне поесть. Взгляд почти не отрывался от окна, как бы я ни пыталась себя отвлечь. Действительно ли Реми оставил меня здесь навсегда? Нет, конечно же, нет. Теперь мы в одной упряжке, и бестирийцы станут разыскивать его с не меньшим рвением, чем меня.

Наглые мысли атаковали. Почему же он не взял меня с собой? И почему так долго не возвращается? Что, если на ферме его поймали бандиты? Боже, как же безрассудно было с его стороны туда соваться! Я бы точно не позволила ему совершить такую глупость, как идти в тыл врага, чтобы запудрить фермерам мозги… Сердце больно грохотало в груди при одной только мысли о том, что его могли поймать. Что же мне тогда делать? Ждать, когда сюда заявится другой рыбак? Но ведь на это могут уйти дни…

Нет, успокаивала себя я, Реми не глуп и последователен. Он знает эту местность, знает жителей, и главное — знает, что делает. Однако это не отменяло того факта, что я чертовски злилась на него, и если бы не весьма медитативное занятие и отсутствие выбора, я бы продолжила крушить эту милую комнатушку, разнесла бы в щепки весь этот чудный дом. Реми несколько удивится, когда вернётся и увидит вываленное на пол скудное содержимое шкафов, перевёрнутый диван, разбросанные на полу карты и разгневанную меня.

Если, конечно, вернётся.

— Глупый мерзавец, — сорвалось с моих губ, когда я в двенадцатый раз решила разложить пасьянс. — Упрямый, холодный кретин, — зубы заскрежетали друг о друга, а карты в руке нещадно смялись. — Да пусть катится на все четыре стороны. Мне и здесь хорошо. Всё лучше, чем в Роузфилде.

В глазах вновь защипало, но едва следующие слова сорвались с моих губ, как замок на входной двери брякнул с обратной стороны, послышалась возня с ключом. Широко распахнув глаза, я схватила с пола своё единственное орудие — тяжёлый металлический будильник, и бросилась к дивану, прячась за его спинкой. Кровь зашумела в ушах, а пальцы, сжимающие холодный корпус будильника, предсказуемо задрожали. Трусиха! Снова прячешься и снова одна!

Дверь с отвратительным скрипом открылась. Я почти справилась с одолевшей меня паникой, поморщилась и задержала дыхание, держа оружие наготове. Кто-то вошёл в дом, остановился в проходе и кашлянул. Осторожно выглянув из своего укрытия, я уставилась на вошедшего со смесью враждебности и облегчения. Плечи мои опустились, и долгий вздох вырвался из груди. Явился. Не прошло и вечности!

Реми тотчас поймал мой взгляд.

— Ты так и будешь тут сидеть? — спросил он и развернулся, чтобы закрыть за собой дверь.

Выбравшись из укрытия, я разгладила складки на платье и бегло оглядела мужчину. Никаких увечий, следов борьбы и погони. Вид уставший, а в руках какой-то бумажный пакет. Едва сдержав любопытство, а затем приступ ярости, я расправила плечи и прошествовала к нему, как королева шествует к своему трону. Что ж, мне хотелось, чтобы это выглядело именно так. Когда я остановилась, между нами не осталось и ярда. Я сложила руки на груди и с вызовом бросила:

— И где тебя носило?

— Что ты тут устроила? — одновременно со мной спросил он.

Всё моё самообладание разбилось о его пренебрежительный тон.

— Ты запер меня здесь! — я всплеснула руками.

— По-твоему, ты этого не заслужила? — спокойно спросил Реми и обошёл меня, чтобы наклониться и поднять с пола пару карт. — А это ещё откуда взялось?

— Не трогай мой пасьянс! — рванув к нему, выкрикнула я. — Значит, это у тебя методы воспитания такие? Да кто ты такой, чтобы меня воспитывать?! Ты хоть понимаешь, что после всего, через что я прошла, снова столкнуться с заточением было для меня сродни самоубийству!

— Сродни самоубийству было бы брать тебя с собой! — он резко обернулся, выпрямился, и мы нос к носу столкнулись с гневом друг друга. — Боюсь даже представить, что бы ты устроила на ферме, если бы я снова пошёл на поводу у твоих прихотей.

Меня будто ледяной водой окатили, а затем снова бросили в самое пекло. Я шагнула вперёд, становясь к нему вплотную, чувствуя, какая ярость исходит от него самого, и это пламя немедленно перекинулось на меня.

— Когда это ты шёл на поводу моих прихотей?! Всё время я за тобой таскаюсь, следую твоим идиотским правилам, ты постоянно затыкаешь мне рот! Да, это было ошибкой, попросить именно тебя помочь мне, но ведь тогда я и представить не могла, с кем мне придётся столкнуться! А теперь пути назад уже нет!

Он открыл рот, набрав воздуха, и резко выпалил прямо мне в лицо:

— Разумеется, это было ошибкой! Ты же всюду несёшь с собой хаос! Тебя ни на секунду нельзя оставлять одну! Да я доверился тебе, оставил дверь открытой в номере, и что ты устроила? Навлекла на нас своих чёртовых дружков. А до этого? Твоё выступление с Фабрисом! Какой безбашенной надо быть, чтобы влезть в тот спор? Да мы бы уже были в Марселе, если бы не твоя мания величия, твоя постоянная жажда говорить о себе, быть в центре всеобщего внимания!

— Ничего подобного!

— О, нет, Эйла, все именно так! — он рассмеялся, и меня передернуло от того, как прозвучало моё имя, сорвавшееся с его уст. — Ты вчера в баре всю свою биографию выпалила, и знаешь, что я об этом думаю? Хреновый из тебя писатель.

У меня затряслись поджилки, а в глазах потемнело от злости. Да как он смеет?!

— Неправда! — выплюнула я, топнув ногой. — На курсе меня все хвалили! Откуда тебе вообще знать о писателях, в твоей-то глуши?! Ты хоть одну книжку за всю свою жизнь прочёл?

— Ах, простите, мадемуазель, не все мы потомки каких-то там лордов!

— Знаешь, можно не быть потоком лордов, но при этом оставаться вежливым человеком, а не последним грубияном!

— Тебе это не мешает быть отчаянной стервой! И где же твои книжки? Видимо, твои лорды были слишком озабочены тем, чтобы сделать из тебя не очень хорошего писателя, наплевав на то, что из тебя получился не очень хороший человек.

В доме вмиг воцарилась ошеломлённая тишина. Это стало для меня настоящей пощечиной — хлёсткой и отрезвляющей. На секунду я даже забыла, как