Марсельская сказка - Елена Букреева

порыв двинуться за ним разбился о проснувшуюся, наконец, гордость. Мерзавец. Пусть уходит, глаза мои его б не видели! Громко фыркнув и пнув ногой валяющийся на полу будильник, я прошла к дивану и с отвратительным скрипом села. Секунда, две, пять… терпение, Эйла, забудь об этом идиоте.

Спустя ещё минуту я стояла, припав лбом к пыльному окну и вглядываясь в фигуру стоящего на берегу мужчины. Луна в ясном звёздном небе подсвечивала силуэт Реми, делая его похожим на античную серебряную статую — гордую и мощную, вне всяких сомнений заслуживающую пристального внимания. Вглядываясь в черную морскую даль, он неподвижно стоял несколько минут, пока вдруг не начал снимать с себя рубашку. Я широко распахнула глаза. Что это он делает? Ошеломлённо замерев от вида его широкой загорелой спины с перекатывающимися мышцами, я не заметила, как он наклонился и стал стаскивать с себя брюки вместе с нижним бельём. В горле у меня пересохло. Его тело — даже объятое ночью, даже с такого расстояния, даже сквозь пыль и трещины окна — было безупречным, будто созданным искусным скульптором для глаз ценителей. Загорелая матовая кожа, крепкие ноги, мышцы на спине, а эти ягодицы… Реми двинулся в сторону моря своей твёрдой уверенной походкой, а я не могла заставить себя оторвать от него затуманенный взгляд. Щёки мои вспыхнули огнём, и даже когда чёрные воды ночного моря почти полностью окутали мужчину, а сам он стал маленькой точкой в глубокой бездне, постепенно удаляющейся к лунному горизонту, я продолжала смотреть. Картина гипнотизировала меня, смущала и волновала, и лишь когда лёгкий сквозняк заставил дверь скрипнуть, я вздрогнула и оторвалась от окна.

Тогда стыд накрыл меня с головой.

Я обхватила пылающее лицо руками и бросилась к дивану — как можно дальше от несчастного окна, от проклятого Реми и от собственных мурашек. Да как он посмел?! Сердце моё заколотилось, и я стянула с плеч тяжёлый жакет, чтобы, свернувшись на диване клубком, укрыться им, как одеялом. От мурашек это меня не спасло.

Ночь обещала быть долгой.

Глава 16. Игрок

— Хватит. Хватит, остановитесь, чёрт вас дери! Это моя вина… моя…

Сквозь тревожный и редкий туман сна я отчётливо слышала чей-то голос. Он был знаком мне, точно знаком, но звучал так отдалённо, что я едва ли могла вспомнить, кому он принадлежал. Словно недосягаемое, неуловимое эхо. Но вскоре сон замелькал новыми картинками — я боролась с волнами в суровом Северном море — дыхание выровнялось, и я провалилась обратно в царство Морфея, в могучие синие воды, укутавшие меня в своих ледяных объятиях…

— Почему вы меня не слышите?! Не трогайте их! Заберите меня!

Когда голос сорвался на крик, моё взбунтовавшееся море вдруг обратилось пугающей чернотой. Я провалилась в бездну — там не было ничего, кроме чужого голоса. Воздуха стало не хватать. Жадно глотая ртом последние его остатки, я нашла в себе силы всплыть на поверхность, широко распахнула глаза и резко села — море отступило, но чернота и голос остались. Проснуться сейчас стало для меня полной неожиданностью — сон всё ещё держал в своих путах моё сознание. В горле пересохло, и пока я судорожно оглядывалась по сторонам, пытаясь вспомнить своё местонахождение, сердце бешено грохотало в груди. Как же из глубин родного Северного моря я вдруг перенеслась в объятую ночью незнакомую комнату? Может быть, я всё ещё сплю?

— Дайон! — вдруг выкрикнул голос, и меня словно током ударило — невидимый разряд пробежал по всему моему телу, возвращая всё на круги своя. — Не трогайте её! Не трогайте! Дайон!

Я буквально заставила себя вспомнить: голос принадлежал Реми, и мы ночуем в старом рыбацком доме. Но что происходит? Я наклонилась, вглядываясь в очертания тёмной фигуры в углу комнаты, и когда Реми снова закричал, испуганно подорвалась к нему. Сложив руки на груди и откинув голову к стене, он полусидел на неудобном стуле, а мышцы его напряжённого лица дергались всякий раз, когда он в самом настоящем бреду бормотал:

— Не надо… Дайон… это я во всем виноват… пожалуйста…

Меня охватила паника. Рухнув перед ним на колени, я схватила Реми за плечо и потрясла его, но он решительно не хотел просыпаться. Невнятное бормотание вскоре сменилось тяжёлым дыханием, полухриплым, пугающим. Я похлопала мужчину по щекам, и когда ладонь коснулась холодной влаги на его пылающей коже, сердце отчего-то болезненно сжалось в груди. Ему снился не просто кошмар. Если такой человек, как Реми, позволил себе плакать, он, очевидно, проживал настоящее горе во сне. Осознание этого сбило меня с толку, и я с трудом взяла себя в руки.

— Реми, — пробормотала я надломленным голосом. — Реми, все в порядке, тебе ничто не угрожает.

Если бы здесь только была вода, я бы плеснула её ему в лицо, но бежать к морю сейчас казалось глупой идеей, не заслуживающей потраченного времени. Реми нужно было разбудить немедленно. Я снова позвала его, теряясь в неизвестной панике, и когда в очередной раз замахнулась над его щекой, он резко открыл глаза и отшатнулся от меня, как от огня. Рука моя нелепо застыла в воздухе.

— Слава богу… — вместе со вздохом сорвалось с моих губ, и я осела на пол, стирая со лба пот.

Реми вытянул носом спёртый воздух и недоуменно огляделся по сторонам. Вероятно он, как и я, не сразу понял, где находится, быть может, кошмарный сон по-прежнему буйствовал в его рассудке, и мне ничего не оставалось, кроме как податься к нему навстречу и, коснувшись ладонью его влажной щеки, прошептать:

— Всё хорошо, Реми. Это просто сон.

Он растерянно посмотрел на меня.

— Эйла?..

— К твоему большому сожалению, — я тихо усмехнулась, пожав плечами.

Пока он приходил в себя, я пристально вглядывалась в изменившиеся черты лица мужчины, что сидел передо мной, точно призрак — бледный и отрешенный. Что же за сон ему снился? И кто такая Дайон? Неужели его возлюбленная? Я мысленно фыркнула: да разве у такого сухаря может быть кто-то? Кто его стерпит? Вернее, кого стерпит он?

И всё же это не мешало мне невольно залюбоваться им. Не было никакого серебряного лунного света, льющегося в окно и романтизирующего образ этого негодяя, а заодно и обстановку вокруг — наоборот, нас охватила тьма глубокой южной ночи. И теперь, погруженный во мрак, Реми казался мне совсем другим человеком — опасным и манящим, как море после заката, в которое ты хочешь окунуться, но страшишься непредсказуемых волн и