Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

Остановимся более подробно на сходствах между «Масками» и медицинской трилогией: «Я в хоровод вступаю, хохоча, / И все-таки мне неспокойно с ними» = «Вокруг полно веселых лиц, / Мне неспокойно стало, / Перед глазами прыгал шприц — / Кругом всё хохотало»1 п; «Но я боюсь — не по себе мне с ними» (АР-9-83) = «По телу ужас плелся»; «Так-так, мое нормальное лицо / Все, вероятно, приняли за маску» = «.Дорогие! Я нормален» (АР-11-52); «Их равнодушно-серенькие лица» /2; 547/ = «Но равнодушная спина / Ответила бесстрастно…» (АР-11-40); «Вот кто-то в яркорыжем парике…» (АР-9-86) = «Все рыжую чертовку ждут…»; «Я начал сомневаться и беситься» (АР-9-87) = «Ох, боюсь в сомненье впасть я…» (АР-11-52); «Смеются злые маски надо мной» /2; 548/ = «Смеялся медицинский брат — / Тот, что в дверях стоял» /5; 388/; «Что делать мне? Бежать да поскорей?» (АР-9-86) = «А я прикидывал хитро: / “Сейчас не дать ли тягу?!”» /5; 376/.

Теперь мы можем вернуться к сопоставлению «Горизонта» и «Палача», в которых власть описывается двояко — с атрибутами черного и белого цветов: «То черный кот, то кто-то в чем-то черном» = «Он сбросил черное, я взвыл и лег ничком» (АР-16188); «И черные коты, и люди в белом» (АР-3-116) = «И этот странный человек, весь в снежно-белом...» (АР-16-190).

Также в обоих случаях встречается мотив «аккуратности» представителей власти: «Чтоб не было следов — повсюду подмели» = «Да у плахи сперва / Хорошо б подмели <.. > “А грязи нет — у нас ковровые дорожки”».

Лирический герой опасается того, что власть будет его душить: «Не то поднимут трос, как раз где шея» = «Если будешь душить / Или, там, удушать, / Не забудь пошутить / И начни отвлекать» (АР-16-192), — и прервет его стремительный бег: «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут» = «…Что завтра — пытка, завтра — казнь, и кончен бег» /5; 475/.

Однако и в «Горизонте», и в черновиках «Палача» герой намерен сопротивляться своим врагам: «И пулю в скат влепить себе не дам» = «Я кричу: “Я совсем не желаю петлю!”» /5; 474/.

***

Как ни странно, но источником «Палача» является даже песня «Антисемиты» (1963), так как в обоих случаях герой сначала сопротивляется тому, чтобы стать антисемитом и помощником палача: «Я долго крепился, ведь благоговейно / Всегда относился к Альберту Эйнштейну. / Народ мне простит, но спрошу я невольно: / Куда отнести мне Абрама Линкольна? / Средь них пострадавший от Сталина Каплер, / Средь них уважаемый мной Чарли Чаплин, / Мой друг Рабинович и жертвы фашизма, / И даже основоположник марксизма» ~ «Чем черт не шутит, что ж, хлебну, пожалуй, чаю, / Раз дело приняло приятный оборот, / Но ненавижу я весь ваш палачий род — / Я в рот не брал вина за вас, и не желаю!». И заканчиваются оба произведения тем, что один герой становится антисемитом, а другой — лучшим другом палача, то есть оба они окончательно превращаются в объекты авторской сатиры.

Чуть раньше основной редакции «Палача» появилась песня «Про речку Вачу и попутчицу Валю» (июнь 1976), которая, казалось бы, никакого отношения к нашей теме не имеет, однако и она содержит параллели с «Антисемитами».

Но для начала приведем свидетельства двух бывший лагерников — Вадима Туманова и Павла Палея — об истории ее написания: «На участке в Барчике Высоцкому рассказали про Вачу — это река, где старатели моют золото, и про незадачливого бульдозериста Володю Мокрогузова. Прекрасный специалист, он, как и все, хорошо зарабатывал, но деньги постоянно проматывал то с какой-нибудь официанткой, то с про-

711 РРГАЛ1. Ф. 3300. On. 1. Ед. хх. 33. Л. 11об. водницей. Да и обманывали его часто. Именно тогда кто-то вспомнил популярную у старателей присказку: “Я на Вачу еду — плачу, с Вачи еду — хохочу”. Мне казалось, Володя пропустил ее мимо ушей. Но когда мы перелетали с Барчика на Хомолхо, я увидел, как он что-то пишет в тетрадь. Это были будущие стихи “Про речку Вачу и попутчицу Валю”»71-2; «Она создавалась при мне, и я ее первый слушатель. Называется она “Вача”. Это речка такая в Сибири, в Иркутской области. Дело было так. Володя давно мечтал побывать на золотых приисках, поглядеть на Байкал, поглядеть, как золото моют, как живут старатели. Я же работал в старательской артели и обещал обязательно свозить его туда. И тут мы решили: “Едем!”. Мы прилетели в Иркутск, а оттуда поездами поехали по приисковым участкам. Там Высоцкого старатели принимали так, что и нужных слов не подберешь, чтобы передать это. Он ходил с ними в рудники, обедал в их столовой, слушал их байки, а вечером пел. Мы объездили два прииска, и на обоих старатели приняли его в члены своих артелей. Потом возвратились в Иркутск и остановились в тамошней гостинице на ночь в одном двухкомнатном номере. Я занялся своими делами, а Володя присел к столу и стал что-то записывать. И писал так часа два-три. Я и не догадался, что он такое записывает. Думал — может быть, письмо или дневник. А потом он взял гитару и говорит: “Послушай, я тут песню написал”. И начал петь эту самую “Вачу”»713. А о том, что рассказы Палея послужили источником некоторых песен Высоцкого, говорит и музыкант Зиновий Шершер-Туманов, в 1980 году эмигрировавший в США: «Мы виделись довольно часто, но я был в постоянных поездках, гастролях. Он же бывал больше в Москве. Друзьями Высоцкого я считаю таких, как Павел Палей, которого я хорошо знаю. Он пытал Пашу: “Рассказывай о лагерях, больше рассказывай!”. Он хотел знать и слышать как можно больше, из этого рождались новые песни»714.

А теперь сопоставим песню «Про речку Вачу» с «Антисемитами».

В обоих случаях дается сниженный образ лирического героя, выступающего в маске дворового парня или бомжа: «Третий месяц я бичую» = «Зачем мне считаться шпаной и бандитом?»; и в обоих присутствует еврейская тематика: «Ну, а так как я бичую, / Беспартийный нееврей…» = «Но надо ж узнать, кто такие семиты».

Герой обращается за советом к «бичу» и «алкашу в бакалее»: «Что такое эта Вача — / Разузнал я у бича» = «Но надо ж узнать, кто такие семиты». И оба дают ему разъяснения: «Вача — это речка с