Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов

1958

ИВЫ[133]

Деревья надышались пыльюИ поднимают шум чуть свет.Лететь? На это нужны крылья,А крыльев у деревьев нет.

Лишь плащ зеленый, запыленныйУ каждой ивы на руке,Пока дорогой раскаленнойДеревья движутся к реке.

И опускаясь на колени,Речную воду жадно пьют.И сами жадно ищут тени,Приют на несколько минут.

Их листья скрючены и ломки,Они качают головой,Остановясь на самой кромке,На линии береговой…

1958

ДО ВОСХОДА

Еще на темном небе тлеютЗари багровые остатки,Но все светлеет и белеетВокруг брезентовой палатки.

Любое дерево ни словаЕще со мною не сказало,Еще ни доброго, ни злогоПрирода мне не пожелала.

Но у природы наготовеПод тонкой сеткою туманаИ кровь тетеревиной брови,Похожей издали на рану,

И гроздь брусники темно-сизой,Покрытая лиловой тенью,И смутное дыханье бриза,Меняющего направленье.

Разжаты пальцы белых лилий,Которым нет уже запретаПодобьем чайки белокрылойРаскрыться и рвануться к свету.

И вместо облачка на синийПростор, в пустынные высоты,Как будто выступивший иней,Лег след ночного самолета.

И мне понятно нетерпенье,Какое сдерживают птицы,Чье оглушительное пеньеГотово ливнями пролиться.

1958

ПАУК[134]

Запутать муху в паутинуЕще жужжащей и живой,Ломать ей кости, гнуть ей спинуИ вешать книзу головой.

Ведь паутина — это крылья,Остатки крыльев паука,Его повисшая в бессильеТысячелапая рука.

И вместо неба — у застрехиКапкан, растянутый в углу,Его кровавые потехиНад мертвой мухой на полу.

Кто сам он? Бабочка, иль муха,Иль голубая стрекоза?Чьего паук лишился слуха?Чьи были у него глаза?

Он притворился мирно спящим,Прилег в углу на чердаке.И ненависть ко всем летящимЖивет навеки в пауке.

1958

* * *[135]

Я знаю, в чем моя судьба:Чтоб рвали камни ястреба

И чтоб на узком челнокеЯ поднимался по реке,

Чтоб трогала моя рукаВ вершинах сопок облака,

Чтоб в темный воздух, как в платок,Я завернул живой цветок,

Цветок, который я сорвалС одной из побережных скал,

Цветок, что вырос на скале,На неизмеренной земле.

1958

ЛИСТОПАД[136]

Навстречу прохожим листочками жестиЛистья летели метелью, как снег,И милиционеры, боясь происшествий,Машинам сбавляли размеренный бег.

Водители связь потеряли с землеюИ в ужасе жали на все тормоза,И желтою пылью, как желтою мглою,Прохожим с утра порошило глаза.

Автобусы плыли, стремясь к повороту,На твердую землю въезжали, гудя,И морщилось небо, и стыло от пота,И падали первые капли дождя.

1958

ЛИЦО[137]

Нетрудно изучатьИгру лица актера,На ней лежит печатьЗубрежки и повтора.

И музыка лица,Послушных мышц движеньеТо маска подлеца,То страсти выраженье.

Актер поднимет бровьИспытанным приемом,Изобразит любовьИли разлуку с домом.

Сложней во много разЛицом любой прохожий,Не передать рассказЕго подвижной кожи.

Случайное лицо,Где всё — полунамеком…Морщинное кольцо,Не замкнутое током…

Понятны лесть и месть,Холопство и надменность,Но силы нет прочестьЛица обыкновенность.

1958

ПУШКИНСКИЙ ВАЛЬС ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ[138]

Зачем он очарованНатальей Гончаровой?Зачем ему так дорог высший свет?

Ему бы в секундантыШекспира или Данта —Дантеса отвели бы пистолет.

Зачем ясна погодаРомановым в угоду?Зачем не поднимается метель?

Метели бы летелиПрепятствовать дуэли,Любую загораживая цель.

Зачем мелки масштабы,Зачем так люди слабы?Зачем здесь не явился Аполлон?

Потребовал поэтаК священной жертве света, —Не он сейчас потребовал, не он…

1958

СТЕКЛОДУВЫ

Неуспокоенная лаваТекла, как будто солнце жгло,И был песок вконец расплавленИ превращен жарой в стекло.

Вся масса стынет постепенно,Она до дна раскалена,И ярко вспыхивает пена,И загорается волна.

И чайка прикоснулась клювомК зеленой выгнутой волне,И чайка стала стеклодувом,Подручной оказалась мне.

В который раз мы верим чудуИ рады выдать за своеИ груды облачной посуды,И неба синее литье.

1958

БАСНЯ ПРО АЛМАЗ[139]

Простой блистающий алмазБыл мерой твердости для нас.

Ведь нет кислот и щелочей,Какие гасят блеск лучей.

Но может измениться он,Когда он будет накален.

И в безвоздушной духоте,В мильонолетней темноте

Алмаз изменит внешний вид,Алмаз расплющится в графит.

И вот алмазная душаГорда судьбой карандаша.

И записать готов алмазСтихотворенье и рассказ.

1958

ОГНИВО[140]

Как спичкой чиркают о камень,Как бьют кресалом о кремень,Так волны высекают пламяИ тушат пламя Целый день.

Но приближается минута,Отчетливая, как плакат, —Подносят тучу вместо трута,И загорается закат.

1958

* * *[141]

Покамест нет дороги льдинамИ тол не разорвал затор,Поселок пахнет нафталиномИ изморозь приходит с гор.

В привычный час ложится иней,И тает он в привычный час,И небосвод индиго-синийНеутомимо давит нас.

И слышен тонкий запах тленья,Весенний наступает час,И прошлогодние растеньяЯвляются в последний раз.

1958

* * *[142]

Стихи — это стигматы,Чужих страданий след,Свидетельство расплатыЗа всех людей, поэт.

Искать спасенья будутИли поверят в рай,Простят или забудут…А ты — не забывай.

Ты должен вечно видетьЧужих страданий свет,Любить и ненавидетьЗа всех людей, поэт.

1959

ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА[143]

Овраг наполнится угаромИ гнилью теплой и сухой.В лесу запахнет скипидаром,Как в живописной мастерской.

У яблонь запах громче грома.Взошла вечерняя звезда.И ветер вьется возле дома,Не убегая никуда.

1959

ГАРИБАЛЬДИ В ЛОНДОНЕ[144]

(Речь на завтраке у лорд-мэра)

Благодарю, благодарю за честь…Прошу прощения — я должен сесть.

Нога болит от раны пулевой,И каждый мускул будто неживой…

Я выслушал приветственную речьИ вижу ваш подарок: это — меч!

Подарком этим я немало удивлен:Ведь я не Цезарь, не Наполеон.

Я не люблю военных ремесло —Профессию, рождающую зло.

Простой крестьянин, а не генерал,За дом родной я нынче воевал.

Бандиты ворвались в отцовский дом,И я судил их собственным судом, —

Снял со стены охотничье ружье,Чтоб счастье жизни защитить свое…

Был в перестрелке, кажется, убитВорвавшийся в отцовский дом бандит.

Я не считал моих побед и бедНа протяженьи многих тяжких лет…

Рубаха красная, надетая на мне,Не знак пожара, не призыв к войне.

Ведь в этот алый цвет всегда одетКрестьянской жизни трудовой рассвет.

Прошу прощенья, дамы, господа,Я не солдат, я человек труда.

Вся жизнь моя — прямой тому пример.Здоровье ваше, господин лорд-мэр!

1959