Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов

1958

ЗА БРУСНИКОЙ[125]

Посреди спрутообразныхРаспластавшихся кустов,Поперек ручьев алмазных,Вдоль порфировых щитов,

Подгоняемые ветром,Мы бредем в брусничный райС четырех квадратных метровПо корзине собирай.

Привяжи повыше мету —Телогрейку иль платок,Чтоб тебя не съело лето,Дальний Северо-Восток.

Здесь не трудно, в самом деле,Белым днем, а не впотьмахПотеряться, как в метели,В этих кочках и кустах.

1958

* * *[126]

Гиганты детских лет,Былые Гулливеры,Я отыскал ваш следУ северной пещеры.

Разбужены чуть светРевнителем равнины,Варили свой обедНочные исполины.

В гранитном котелке,А может быть, и чаше,В порожистой рекеЗаваривали кашу.

Кружился все сильней,Сойдя с земных тропинок,Весь миллион камней,Как миллион крупинок.

1958

* * *[127]

Огонь — кипрей! Огонь — заря!Костер, внесенный в дом.И только солнце январяНе смеет быть огнем.

Оно такое же, как встарь,Внесенное в тайгу,Оно похоже на янтарь,Расплавленный в снегу.

А я — как муха в янтаре,В чудовищной смоле,Навеки в этом январе,В прозрачной желтой мгле.

1958

СЕСТРЕ

Ты — связь времен, судеб и рода,Ты простодушна и щедраИ равнодушна, как природа,Моя последняя сестра.

И встреча наша — только средство,Предлог на миг, предлог на часВернуться вновь к залогам детстваИгрушкам, спрятанным от нас.

Мы оба сделались моложе.Что время? Дым! И горе — дым!И ты помолодела тоже,И мне не страшно быть седым.

1958

КРУГОВОРОТ

По уши в соленой пене,В водяной морской пыли,Встанут волны на колени,Поцелуют край земли.

Попрощались с берегамиИ родной забыли дом…Кем вернетесь вы? Снегами?Или градом и дождем?

Нависающим туманом,Крупнозвездною росой,Неожиданным бураномНад прибрежной полосой…

И в земном круговороте,Хладнокровие храня,Вы опять сюда придете,Очевидно, без меня.

1958

ЛУННАЯ НОЧЬ[128]

Вода сверкает, как стеклярус,Гремит, качается, и вот —Как нож, втыкают в небо парус,И лодка по морю плывет/

Нам не узнать при лунном свете,Где небеса и где вода,Куда закидывают сети,Куда заводят невода.

Стекают с пальцев капли ртути,И звезды, будто поплавки,Ныряют средь вечерней мутиЗа полсажени от руки.

Я в море лодкой обозначуСветящуюся бороздуИ вместо рыбы наудачуИз моря вытащу звезду.

1958

* * *[129]

Это чайки с высотыНизвергаются — и вскореПревращаются в цветы —Лилии на сером море.

Ирисы у ног цветут,Будто бабочки слетелисьНа болотный наш уют,Появиться здесь осмелясь.

На щеках блистает снег,Яблоневый цвет блистает,И не знает человек,Отчего тот снег не тает.

1958

ПРИМОРСКИЙ ГОРОД

Предместье кажется седымОт чайных розИль это только белый дымОтбросил паровоз?

Чуть задевая за карниз,Здесь облака вися г,Как мраморный античный фризУ входа в город-сад.

Агавы зелень как костер,Как будто сам МатиссВелел — и сделался остерАгавы каждый лист.

И синеватый дождь гремит,И хлещет по щекам,И, моря изменяя вид,Мешает маякам.

А если дождь внесут в сады,То каждый сад —Как газированной водыПузырчатый каскад.

Как будто там горячий цех,Тяжелые труды,И вот расставлены для всехФонтанчики воды…

1958

* * *

Куда идут пути-дороги!Зачем мне хочется сейчас,Не вытирая вовсе ноги,Войти в чащобу, не стучась.

В тот лес, пейзажами набитыйИ птичьей грубой воркотней,Так невнимательно укрытойНеразговорчивой листвой.

Меня бы там отобразилоКривое зеркало ручья,Чтоб всей лесной могучей силеДо гроба был покорен я.

И, может быть, для славы вящейНевзрачных синеньких цветовС опушек нашей русской чащиЯ проповедовать готов.

Я сам найду свои границы,Не споря, собственно, ни с кем.В искусстве незачем тесниться:В искусстве места хватит всем.

1958

ВИКТОРУ ГЮГО[130]

В нетопленном театре холодно,А я, от счастья ошалев,Смотрю «Эрнани» в снежной Вологде,Учусь растить любовь и гнев.

Ты — мальчик на церковном клиросе,Сказали про тебя шутя,И не сумел ты, дескать, вырасти,Состарившееся дитя!

Пусть так. В волненьях поколенияТы — символ доброго всегда,Твой крупный детский почерк генияМы разбираем без труда.

1958

* * *[131]

Я верю в предчувствия и приметы —Науку из первых, ребяческих рук,Я верю, как подобает поэту,В ненадобность жертвы, в ненадобность мук.

Я верю, как подобает поэту,В такое, что видеть не привелось,В лучи тишины неизвестного света,Пронизывающие насквозь.

Я верю: при косноязычье природыОбмолвками молний показаны мнеЗигзаги путей в высоту небосводаВ покойной и праздничной тишине.

И будто всегда меня уносилаВ уверенный сказочный этот полетМолений и молний взаимная сила,Подвального свода сломав небосвод.

1958

СЛЕЗА[132]

Ты горячей, чем капля пота,Внезапная моя слеза,Когда бегущая работаОсажена на тормоза.

И в размышленьях о бывалом,И в сожаленьях о быломТы в блеске силы в мире маломИ мера слабости — в большом.

Ты можешь во мгновенье окаС ресниц исчезнуть без следа.Да, ты скупа, горька, жестока,И ты — не влага, не вода.

Ты — линза для увеличеньяНевидимых доселе тел.Ты — не примета огорченья,А удивления предел.

1958

ИВЫ[133]

Деревья надышались пыльюИ поднимают шум чуть свет.Лететь? На это нужны крылья,А крыльев у деревьев нет.

Лишь плащ зеленый, запыленныйУ каждой ивы на руке,Пока дорогой раскаленнойДеревья движутся к реке.

И опускаясь на колени,Речную воду жадно пьют.И сами жадно ищут тени,Приют на несколько минут.

Их листья скрючены и ломки,Они качают головой,Остановясь на самой кромке,На линии береговой…

1958

ДО ВОСХОДА

Еще на темном небе тлеютЗари багровые остатки,Но все светлеет и белеетВокруг брезентовой палатки.

Любое дерево ни словаЕще со мною не сказало,Еще ни доброго, ни злогоПрирода мне не пожелала.

Но у природы наготовеПод тонкой сеткою туманаИ кровь тетеревиной брови,Похожей издали на рану,

И гроздь брусники темно-сизой,Покрытая лиловой тенью,И смутное дыханье бриза,Меняющего направленье.

Разжаты пальцы белых лилий,Которым нет уже запретаПодобьем чайки белокрылойРаскрыться и рвануться к свету.

И вместо облачка на синийПростор, в пустынные высоты,Как будто выступивший иней,Лег след ночного самолета.

И мне понятно нетерпенье,Какое сдерживают птицы,Чье оглушительное пеньеГотово ливнями пролиться.

1958