Класс. История одного колумбайна - Павел Алексеевич Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кстати, ты ей вроде как тоже ничего так, – заметил Лаликян. – Я слышал, как бабы на перемене трепались. Так что у тебя с Тополевой могут это, типа, чувства возникнуть взаимообоюдные или вроде того.
– Во сколько вы собираетесь? – спросил Дима слегка охрипшим голосом – от волнения у него пересохла глотка.
– В семь вечера, – ответил Арсен и, понизив голос, с заговорщицким видом добавил:
– Но у нас есть одна идея.
Шлангин мгновенно насторожился.
«Сейчас он заржет и даст мне по лбу, – в панике подумал он. – А потом выскочат эти двое, Черкашин и Ковальчук… Потому что все эти приглашения на вечеринку слишком нереальны, чтобы быть правдой!»
– Да не ссы ты, – успокоил его Лаликян, который по изменившемуся лицу Димы понял, о чем тот подумал. – Ничего такого… в общем, в шесть встречаемся на спортивной площадке, где стадион, знаешь? Там как раз рядом с домом Бердяевой…
В этот день Шлангин летел домой как на крыльях.
У него появится шанс! И он обязательно поговорит с Аней, сделав ей перед этим подарок!
Все оставшееся время до назначенной встречи его голова была занята только одним – какие слова подобрать для Ани, чтобы она поняла, что его чувства к ней очень и очень серьезны?! Конечно, желательно, чтобы они остались одни, но это вряд ли осуществимо, учитывая, сколько будет гостей на вечеринке… И все же…
«Аня. Не скрою, я был очень расстроен тем, что ты не пришла на мой день рождения… Но эта встреча, на которой мы оказались, совершенно не случайна…» – мучительно обдумывал свою речь. Или нет, лучше так… «Знаешь, в этой жизни много людей тратят время на склоки и обиды… а когда жизнь проходит, понимают, что счастья-то и не видели… так вот, я желаю…»
Даже засыпая поздней ночью, он продолжал бессвязно бубнить комплименты возлюбленной и заснул с умиротворенной улыбкой на лице.
В качестве подарка Дима купил букет цветов, коробку конфет и изящную фигурку из хрусталя, изображающую «Весы» – знак зодиака Ани. На презенты ушли все его сбережения. Шлангин тайком от отчима побрызгался его туалетной водой, надел новую рубашку и кроссовки, после чего выскользнул из дома.
Теперь главное – не опоздать к ребятам, которые ждали его у стадиона. Интересно, что там такого они задумали? Может, планируют сделать какое-то оригинальное поздравление девушкам и хотят, чтобы он тоже поучаствовал?
Троица была в полном сборе. Но, в отличие от Димы, ни у кого из них не было при себе цветов, и Шлангин в своих новых кроссовках и с букетом хризантем, благоухающий парфюмом отчима, почувствовал себя как-то по-идиотски. Потом его взгляд упал на пакет, который держал в руках Черкашин, на пластиковые стаканчики, аккуратно расставленные на облезлой скамейке, и он все понял.
– Разогреемся перед праздником, – подтвердил его догадки Черкашин. Он деловито разлил по стаканчикам прозрачную жидкость из мятой пластиковой бутылки без какой-либо опознавательной этикетки.
– А что это? – спросил Дима, подозрительно глядя на пузырьки, устремившиеся к поверхности стакана.
– Швепс с водкой, – с важностью пояснил Ковальчук. – Ну, давайте. За дружбу.
Шлангин неуверенно посмотрел на стакан, потом на Арсена. Тот кивнул с серьезным видом.
– Ты че, не мужик, что ли? – насмешливо поинтересовался Черкашин.
«Если я не выпью, они меня засмеют, – пронеслось у Димы в голове. – И все начнется сначала».
Глубоко вздохнув, он взял стаканчик и, чокнувшись с ребятами, резко опрокинул его в себя. Горло мгновенно обожгло, в нос ударили газы швепса. Дима закашлялся, а троица засмеялась.
– Ничего, всегда так бывает в первый раз, – понимающе кивнул Лаликян. – Давай еще по одной, а то холодно…
После второй стопки крепкого коктейля по жилам Димы стало растекаться приятное тепло, в голове появилась легкость. Он даже начал шутить со своими новыми друзьями, и впервые за несколько месяцев (а то и лет) на его лице появилась улыбка.
После второй была третья и четвертая. Если бы Шлангин был повнимательнее, он бы заметил, что лишь он один выпивал свою дозу сразу. Остальные парни лишь делали пару глотков, и их стаканы были почти всегда полные.
На тот момент Шлангин уже испытывал легкое головокружение, ему хотелось сесть. Потом он захотел в туалет. К его изумлению, походка его стала шаткой, перед глазами все расплывалось. Споткнувшись, он упал прямо в сугроб, что вызвало у троицы новый приступ смеха. Удивительно, но Диме тоже стало весело. С трудом поднявшись, он, качаясь, вернулся к «друзьям». Мысли об Ане и словах, которые он так тщательно готовил все это время, куда-то испарились. Его развезло.
Чья-то рука протянула ему очередной стакан, заполненный так, что с него текли струйки, капая вниз.
– За дружбу, – откуда-то сверху послышался ехидный голос Черкашина.
– Давай, Шланг, по полной! – заулюлюкал Ковальчук.
– Я… не Шланг… – едва ворочая языком, пробормотал Дима.
– Пей, – велел Лаликян.
И он выпил. Откуда-то слышались смешки и торопливый шепот «друзей», потом его куда-то потащили.
И все, в следующий миг его память словно отключили. Будто кто-то невидимый вырубил тумблер, и наступила липкая тьма.
Он пришел в себя дома, в ванной, заполненной водой вперемешку с собственной рвотой. Мать, причитая, между делом спорила с отчимом, стоит ли вызывать «Скорую». Михаил Викторович усмехался и отвечал, что единственное, в чем нуждался Дима – солдатский ремень. Вика с любопытством заглядывала в ванну, то и дело спрашивая, что случилось с ее братом…
Наутро голова Шлангина раскалывалась от боли, и он провалялся весь день в постели. Раздраженная мама назвала его пьяницей. На робкий вопрос, как он попал домой, она лишь бросила, что его в лифте нашла соседка по этажу.
«Предали. Меня предали».
Эта мысль ввинчивалась в его череп, словно стальной шуруп, доводя до безумия.
Что было после того, как его сознание отключилось? Пришел ли он в гости? Где цветы и подарок, которые он приготовил для Ани? Может, он никуда и не ходил, а ребята отвели его домой?
Его второе «я» тут же возразило: «Все было так и задумано, наивный ты дурак. А ты повелся, – посмеивался внутренний голос. – Как и на твой день рождения».
Правда оказалась куда ужасней его возможных версий и догадок. Ее поведала Лена, подружка Бердяевой, у которой планировалась гулянка.
«Тебя словно втолкнули в квартиру, – рассказывала она. – Ты был ужасно грязный, и от тебя плохо пахло. Лицо изрисовано помадой, в волосах бантик какой-то… Из ширинки торчал цветок. Бердяева сказала, чтобы тебя вынесли наружу… А потом пришла эта неразлучная троица, и Лаликян сказал, что уже