Класс. История одного колумбайна - Павел Алексеевич Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это был не я, – хохотнул Дмитрий. Никто не улыбнулся, и Павлов возобновил рассказ:
– В момент, пока полиция устанавливала личность покойного, детективы решили, что стрелявшему нужно предъявлять обвинение в неосторожном убийстве. Ведь если бы не выстрел, Роналд остался бы жив, упав на сетку. Выяснилось, что старик на восьмом этаже стрелял в свою жену, но не попал, и заряд угодил в окно. «Значит, – подумали детективы, – нужно корректировать обвинение: к непреднамеренному убийству добавить покушение на убийство жены». Во время ссор с женой старик всегда хватал со стены незаряженный дробовик и пугал жену щелчком курка. Это было уже как бы семейным ритуалом. По утверждению обоих супругов, дробовик всегда висел на стене и никогда никем не заряжался. Значит, в соответствии с американскими законами, обвинение в непреднамеренном убийстве теперь лежало на том, кто тайно зарядил дробовик. Выяснив, что свободно войти в комнату ссорящихся супругов мог только их сын, полицейские связались с его другом и кое-что выяснили. Зная, что отец часто угрожает матери висящим на стене оружием, сын незаметно зарядил его, надеясь, что при первом скандале тот застрелит мать, а сам попадет за решетку. Однако последние несколько недель супруги жили на удивление мирно, чем весьма огорчали неудавшегося мстителя. «И где же этот сын?» – спросили детективы. «Как где? – удивился старик. – Сын живет этажом выше…» Этим сыном и оказался Роналд. Это он зарядил дробовик, а когда месть не удалась, в отчаянии выбросился из окна. И был застрелен своим же зарядом. Своим же отцом. Понимаешь, Дмитрий? По сути, Роналда убило отчаянное желание отомстить собственным родителям.
Свободин издал нервный смешок, который больше смахивал на кашель.
– Это ты только что придумал, адвокат?
– Отпусти школьников, Дмитрий, – вместо ответа сказал Павлов. – Хотя бы девушек и детей. Подумай, что многие, узнав об этом, скажут друг другу: «А ведь в этом парне все-таки осталась капля сострадания и благородства! Он отпустил их не потому, что ему что-то дали, предоставили какие-то блага, а просто испытав к ним жалость и проявив милосердие! Человечность!»
Свободин спрыгнул со стола, при этом задев груду телефонов, пара из них со стуком упала на пол.
– Сострадание, говоришь? Милосердие?
– Даже в грязной луже отражается солнце, – вымолвил Артем. – Я уверен, что в тебе есть много хорошего. Так докажи это. Прояви свои лучшие качества. Отпусти девушек, прошу тебя. Ты слышал, как однажды сказал римский философ Сенека? «Самый обидный род мести – признать обидчика недостойным нашей мести». Будь выше всяких обид!
Внимательный взгляд Павлова заставлял Дмитрия чувствовать себя микробом под микроскопом. Он встряхнулся, качнув головой.
– Ну, стало быть, так… Учись, Юра, – бросил он Колышеву и шагнул к двери.
Все, кроме Павлова, с недоумением таращились на Свободина.
– Чего уставились?! – гаркнул Дмитрий, отпирая замок. – Все особи женского пола на выход! И ты, пацан, тоже! – Он указал пальцем на школьника, чей приятель час назад вышел из класса с телефоном.
Девушки робко зашевелились. Они все еще изумленно переглядывались, словно пытаясь убедиться, не шутка ли это.
– Давайте быстрее, девчонки, – поторопил их Юрий Александрович, едва сдерживая в голосе радость. Рыжеволосая Лариса вела Настю. Проходя мимо Павлова, она бросила на него короткий благодарный взгляд, и ее губы беззвучно прошептали «спасибо».
Виталий Ковальчук
Курсант университета МВД Виталий Ковальчук только вернулся с учебы, когда ему позвонили. Он уже слышал, что школа, которую он закончил три года назад, сегодня была захвачена каким-то безумным террористом-одиночкой. Информация, поступающая в новостные ленты, была довольно противоречивой, но вроде, по последним сведениям, стало известно, что этот отморозок – бывший выпускник этой же школы!
Мама встретила Виталия в прихожей теплой улыбкой. Из кухни доносился аромат тушеной картошки с мясом, и у Виталия чуть не потекли слюнки. Он едва успел скинуть китель, как раздался звонок. Поначалу молодой человек решил, что это какой-то розыгрыш – настолько невероятно звучала просьба полковника Котляра.
А услышав фамилию «Шлангин», он почувствовал небывалую слабость в ногах.
– Да, я сейчас приеду, – произнес он, инстинктивно выпрямляясь по стойке «смирно».
– Что случилось? – удивленно спросила мама. Она вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. – Ты куда собрался? Сейчас папа придет, уже все на столе…
– Мне надо, – выдавил из себя Виталий. Усилием воли он изобразил на лице улыбку, но она вышла настолько неестественной, что на лице мамы отразилась тревога. – Да ничего страшного! Я сейчас быстро сгоняю в академию, зачетку забыл…
Он быстро обулся и, набросив на плечи куртку, выскочил наружу. Машина, которую выслал за ним полковник, уже дожидалась под окном.
– Зачетку забыл! И где его голова была? – вздохнула женщина, закрывая за сыном дверь. – Все нормальные люди ужинают давно…
На город медленно спускались сумерки, воздух наполнился вечерней прохладой. Уже стало известно, что к террористу отправился адвокат Павлов, и теперь камеры репортеров были устремлены на окна кабинета химии – единственные окна, в которых горел свет. Другая часть корреспондентов рыскала в толпе, пытаясь отыскать бывших учителей Свободина. У директрисы Карины Романовны, смертельно уставшей от бесконечных расспросов, поднялось давление, и ее отвели в карету «Скорой».
Немногословный сержант, который привез Ковальчука к школе, высадил его возле пожарной машины.
– Побудьте пока здесь, – сказал он. – За вами придут.
Он ушел, а Виталий достал из внутреннего кармана сигаретную пачку. Он все пытался завязать с пагубной привычкой, но сейчас желание затянуться было сильным, как никогда.
– Виталька? Привет, брателло! – внезапно услышал он за спиной и резко обернулся.
Навстречу, кисло улыбаясь, шел Арсен. Молодой человек заметно располнел после школы, его мясистый живот буквально нависал над ремнем, лицо округлилось. Лишь маслянистые глаза оставались такими же, как и прежде, они воровато бегали из стороны в сторону, словно испуганные зверьки.
Школьные друзья пожали друг другу руки.
– Ты скоро в дверной проем не будешь проходить, – отметил Ковальчук, сунув сигарету в рот. Лаликян тут же протянул зажигалку.
– Хорошего человека должно быть
