Святая с темным прошлым - Агилета

Вот в надежде встретиться с ним взглядом пройден был первый круг и второй, но третий раз поворачиваясь лицом к полку, Василиса уже не ощутила среди собравшихся присутствия Кутузова. Так же незаметно, как появился, он исчез, оставляя девушку наедине со сделанным ею выбором.

С этого мгновения все происходящее перестало существовать для Василисы. И что бы она не делала до окончания торжества – принимала ли поздравления, отвечала ли на них со всей любезностью, даже смеялась обычным свадебным шуткам – было ни чем иным, как ненавидимым ею до глубины души лицедейством. Иван Антонович же, видя, что молодая жена его так весела, надо полагать, вздохнул с облегчением и решил, что прошлая привязанность потеряла для Василисы цену. Так и вошли они в новую, отныне общую жизнь: он с доверием и надеждой, она – запрещая себе обнаруживать истинные чувства. И неизвестно, чей крест в этом браке был тяжелее.

Когда пришло время молодым отправляться на покой, Василиса, сославшись на то, что ей необходимо взять кое-что из вещей, ускользнула в лазарет, оставив молодого мужа дожидаться ее в своей палатке. Оказавшись в привычном полумраке лечебницы, девушка медленно, точно лишенная всяких сил прошла меж рядами лежаков для больных солдат и опустилась на один из них. Она сидела в одиночестве – тяжелых больных не было, а всем остальным недуг позволял до сих пор гулять на ее свадьбе. Благословляя Провидение за то, что на нее никто не смотрит, Василиса вытянулась на лежаке во весь рост и закрыла глаза. Ей было невыносимо думать о том, что рано или поздно придется вставать и возвращаться к жизни. И если бы сейчас кто-то, войдя в лазарет, принял ее за мертвую, положил пятаки на опущенные веки и, скрестив ей руки на груди, вставил свечу в холодные пальцы, девушка не стала бы ему препятствовать.

Счастливы или несчастливы в браке были те, кто не оставил заметного следа в истории, порой не известно даже их ближайшим потомкам. Сильным же мира сего посчастливилось куда меньше: их семейная жизнь, никогда не отличавшаяся безоблачным покоем, на виду у всего человечества. И если мы бросим взгляд хотя бы на современников Кутузова, то в изумлении расширим глаза. Не такого ожидаешь от людей, величественно глядящих с парадных портретов!

Начнем с Суворова, перед военным гением которого заслуженно преклонялся не один Михайла Ларионович. Генералиссимусу неоднократно изменяла жена, и рожденного ею впоследствии сына он не признал своим. А вот дочь (появившуюся на свет еще до измен), полководец разлучил со сластолюбивой матерью и отправил в Смольный институт, сумев устроить так, чтобы между ними не было свиданий. Можно лишь догадываться, что творилось в душе четырехлетней (!) девочки, грубо вырванной из объятий семьи и заточенной фактически в монастырь. Мольбы супруги оставили Суворова непреклонным. А впоследствии, в своей биографии, он даже не упомянул, что был женат.

Трудно сказать, больше или меньше повезло в делах семейных Петру Багратиону, поскольку его жена, открыто отдававшая предпочтение известному дипломату Меттерниху, жила при этом в Париже, никак не реагируя на просьбы мужа воссоединиться с ним в России хотя бы для виду. А вот брачная жизнь Петра Румянцева вполне укладывается в понятие «и смех и грех». Решительно бросив супругу, родившую ему к тому времени троих детей, он никогда более не вспоминал о ней. Когда же его старший сын начал военную службу и поступил под командование собственного отца, Румянцев даже не узнал его. Смущенный молодой офицер вынужден был напомнить полководцу, кем они друг другу приходятся. «Как же вы выросли!» – покачал головой удивленный папаша.

Но перещеголял всех, пожалуй, сам «Благословенный» император Александр I. Пренебрегая своей прелестной супругой Елизаветой Алексеевной, он пятнадцать лет ходил в любовниках у Марии Нарышкиной (на что ее муж смиренно закрывал глаза), а прекратилась эта связь лишь потому, что Нарышкина, никогда не отличавшаяся ни умом, ни тактом, сбежала от императора в Париж с его же собственным флигель-адъютантом. Другой же известный роман императора имел, увы, не мелодраматический, а, скорее, шекспировский финал: фаворитка Александра, княжна Туркестанова, родив от него дочь прямо в Зимнем дворце, сразу после родов отравилась. Злой рок преследовал и детей императора: единственная дочь от императрицы умерла в младенчестве, дочь от Нарышкиной скончалась шестнадцатилетней накануне собственной свадьбы, а дочь несчастной Туркестановой, отданная на воспитание в семью дворян Голицыных, умерла, едва успев обвенчаться, в возрасте всего двадцати четырех лет. Законных же сыновей Александр после себя не оставил.

Покинутая им императрица, Елизавета Алексеевна, одно время утешалась в объятиях красавца-кавалергарда Охотникова и даже родила от него ребенка (вскоре тоже скончавшегося), но такое утешение сочли недопустимым для царственной особы. Наемный убийца расправился с кавалергардом, положив конец недолгому счастью императрицы.

Что интересно, одновременно с Елизаветой Алексеевной Охотников радовал своими визитами и ее фрейлину, Наталью Загряжскую. После смерти кавалергарда Загряжскую спешно выдали замуж за дворянина Николая Гончарова. Одна из их дочерей, названная в честь матери Натальей, выросла настолько неотразимой, что история ее брака и сердечных порывов сделалась национальным достоянием. Да, да, это она: Наталья Николаевна Гончарова – любовь и смерть Александра Пушкина.

На этом бурном фоне семейная жизнь супругов Голенищевых-Кутузовых выглядит оазисом покоя и взаимного согласия. Ни единой сплетни, на которую могли бы накинуться в петербургских салонах, ни единой тени, брошенной на доброе имя полководца. Пять милейших дочерей, удачно выданные замуж, также ничем не запятнали славу отца. И, на первый взгляд, единственным, что омрачало этот союз, была смерть единственного сына супругов, Николая. Младенцем он скончался от оспы.

«Награждена Божею милостию, что спас Михаила Ларионовича, не только оставил его живого, но и здорового. Услыша сие, была порадована несказанно», – так выражала свое счастье в одном из писем Екатерина Ильинична Кутузова, в девичестве, Бибикова. «Боже мой, как я завидую вам, я не знаю судьбы более прекрасной, как быть женою великого человека!» – разливалась соловьем ее корреспондентка Жермена де Сталь[58]. Однако при этом госпожа Кутузова всего лишь раз и всего на месяц однажды приехала к месту службы мужа, ни разу не последовала за ним в поход, не навещала его ни в Киеве, ни в Вильно, где он служил военным губернатором, и не соизволила даже сопровождать его, когда он, униженный и получивший отставку со всех должностей, уехал налаживать хозяйство в свои малороссийские вотчины. А ведь в это время ему, как никогда, требовалась поддержка близкого человека! Она не сидела у его постели, когда он получил опаснейшую рану под Очаковом, и была слишком далеко, чтобы врачевать раны душевные после Аустерлицкого сражения, когда Кутузов вез в Россию не только незаслуженно свалившийся на его голову позор, но и мертвое тело любимого зятя. Словом, то, что в современном обществе принято называть «гостевым браком», вполне устраивало даму, ставшую, благодаря заслугам мужа, светлейшей княгиней[59], статс-дамой и хозяйкой трехэтажного особняка над Невой, вид из которого открывался не хуже, чем из Зимнего дворца.

Сам же Михайла Ларионович в письмах жене неизменно проявляет себя как заботливый семьянин, регулярно упоминает о подарках, которые ухитрялся высылать родным даже с театра военных действий, и весьма подробно и доверительно описывает свою жизнь, точнее, ту ее часть, которую полагалось знать супруге для ее же собственного спокойствия. «Верный друг Михайла Голенищев-Кутузов» – так подписывает он свои послания, оставляя за кадром то, что «не может существовать без того, чтобы иметь около себя трех-четырех женщин»[60], и, куда бы не забросила его служба, неизменно находит себе новую «владычицу»[61].

Словом, идиллия! Однако супруги строго соблюдали правила игры, согласно которой их браку надлежало быть образцовым в глазах общества. И светлейшему князю и княгине Кутузовым это удалось.

После смерти фельдмаршала Александр I напишет княгине трагически-торжественное письмо, в котором, выражая ей соболезнование, назовет имя и дела ее супруга бессмертными. Она же в ответ попросит государя выплатить ее и мужнины долги. Что и будет им милостиво исполнено.

Часть третья

XLVI

«…На рассвете, когда травы тяжелы от росы, выходила я в степь и, созерцая их, думала: “В скольких же из вас заключено избавление от мук! Жаль, что мало кому о том ведомо ”…»

Что такое десять лет в жизни лишенной страстей? Пролетают они, как водомерки по воде, не оставляя следа; повседневные дела не запечатлеваются вехами на сердце, а мелкие радости и огорчения не прибавляют веса прожитым годам. И Василиса едва осознавала, что ей уже не двадцать три, как было в момент прощания с Михайлой Ларионовичем, а тридцать три.