Как писать в XXI веке? - Наталья Гарбер

Как это получается? Пушкин прямо сказал в «Египетских ночах»: «Талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске каррарского мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет, резцом и молотом, раздробляя его оболочку? Почему мысль поэта выходит из головы уже вооруженная четырьмя рифмами, размеченная стройными однообразными стопами?» В дневниках Александр Сергеевич как-то сам удивлялся, что «тут посетили меня рифмы, и я думал стихами».

Форма стиха — клеймо поэта: значительных авторов можно узнать по произвольным нескольким строчкам, ибо там виден их стиль. Посему Гораций говорил, что искусство поэзии не терпит средних успехов. Дар поэта основан на таланте и умении выстроить органическое единство искусственного и естественного, субъективного и объективного, личного и надмирного взгляда, сознания и бытия. Истинная поэзия — это единственность, уже не допускающая изменений. Стихотворение проявляется как законченное действие, в скрытой внутренней сложности, присущей всему живому.

Отражающий это видение мира стих пробуждает в человеке богатый спектр мыслей и чувств, ибо ясно, ярко и точно доносит многогранные факты в сильной художественной форме напрямую к нейронным сетям нашего мозга и сердцу нашей души. Слово в стихе само является событием. Образы создают поэтический мир, иную реальность, в которую погружается читатель. Подобно живому существу, стихотворный мир цельно и содержательно развивается по мере прочтения, вовлекая нас в себя.

Масштаб и эмоциональное напряжение этого мира задает тему, определяемую дарованием, поэтическим слухом и дерзанием автора. Большая поэзия возникает, когда поэт «записывает» то, что идет через него, а не «сочиняет», самовыражаясь. Надмирный взгляд «одержимого» духом поэзии преодолевает границы частной жизни. Чуткое к музыке высших сфер ухо и профессиональная огранка стиха делают его достоянием искусства. Превысив, преодолев себя, отказавшись от себя прежнего, поэт становится масштабней, глубже и шире. За его личной судьбой встает эпоха, за частным переживанием — общечеловеческая тема и судьба. Это дается целеустремленным творческим поиском, самоотдачей и работой поэта над словом. И лишь при сочетании этих компонент порождает живую реальность в душах людей.

«Каждый пишет, как он дышит», — пел в XX веке об этом Окуджава. Настоящая поэзия представляет собой литературное продолжение и творческое инобытие всей жизни поэта, проявляя ее через текст. Однако чудо поэзии еще и в том, что, наделенная преднамеренной, порой почти математически выверенной формой, настоящая поэзия звучит непринужденно и свободно. Это плод неразделимого сочетания таланта и работы.

Поэзия как творческое рабство

С легкой руки Шангели у нас стали относиться к поэтической работе как к легкому пустяку. Есть даже молодцы, превзошедшие профессора. Вот, например, из объявления харьковского «Пролетария» (№ 256): «Как стать писателем. Подробности за 50 коп. марками. Ст. Славянок, Донецкой железной дороги, почт, ящик № 11». Не угодно ли?! Впрочем, это продукт дореволюционный. Уже приложением к журналу «Развлечение» рассылалась книжица «Как в 5 уроков стать поэтом».

…Я хочу написать о своем деле не как начетчик, а как практик… Отношение к строке должно быть равным отношению к женщине в гениальном четверостишии Пастернака:

В тот день тебя от гребенок до ног,как трагик в провинции драму Шекспирову,таскал за собой и знал назубок,шатался по городу и репетировал.

Толстой как-то заметил: «У Пушкина не чувствуешь стиха. Несмотря на то, что у него рифма и размер, чувствуешь, что просто иначе нельзя сказать». Стих Пушкина выстроен из его гениальности путем многотрудного гармонического строения. Разве можно сегодня сказать иначе, чем:

Я вас любил // безмолвно, безнадежно,То робостью, // то ревностью томим.Я вас любил // так искренно, так нежно,Как дай вам Бог //любимой быть другим.

Это звучит, как естественная речь влюбленного, ибо искусность ее построения гениально спрятана в «само собой» изливающемся стихе. Однако на самом деле стихотворение Пушкина исполнено в очень сложном и строгом ритме, обладает поразительно тонкой синтаксической, интонационной и звуковой структурой. В нем воплотились многообразные «ухищрения», причем ухищрения именно «формальные», изумляющие литературоведов и филологов, но невидимые обычному читателю. Троекратное «я вас любил» — это гипнотическая настройка. Все нечетные рифмы содержат звук «ж»: быть может, тревожит, безнадежно, нежно, а все четные — на звук «м»: совсем, ничем, томим, другим. Все строки завязаны внутренними рифмами, в том числе «обертонными», неявными призвуками — робостью-ревностью, любил-томим. Внутренняя симметрия этого стихотворения подобна фрактальному рисунку листа. Просто? Умопомрачительно просто. Не угодно ли попробовать?

Оскар Уайльд как-то сказал: «Вся скверная поэзия порождена искренними чувствами. Быть естественным — значит, быть очевидным, а быть очевидным — значит, быть нехудожественным». Хорошее стихотворение развертывает перед нами жизнь мысли и чувства в гармоническом сочетании, которое выглядит «естественным», т. е. как бы принадлежащим нашему видимому, дольнему миру. Но гармония эта строится с космических высот, выводя нас из долин искренних, но «плоских» чувств — в высоты надмирного, вселенского видения всего мира, где «и горних ангелов полет, и гад морских подземный ход».

Посему признаем — имея «поэтическую душу», но, не владея формой, высокой поэзии не создать. Ритм задает динамику дыхания читателя. Цезура диктует паузы. Пунктуация корректирует путь. Рифмы и созвучия стиха помогают увидеть то, что в прозе осталось бы незамеченным. Многогранные образы обеспечивают экспрессию. Метафоры и подтекст расширяют смысловой и образный ряд. Интонация отражает авторский взгляд.

Стихи читатель слышит и видит все это как цельность. Поэт должен уметь разъять эту гармонию на части, использовать техники и собрать единство стихотворения из вдохновения, таланта и мастерства. Звук и ритм, рифма и образ, сюжет и композиция, контекст и подтекст — все надо согласовать. Разрушив что-то из этого, теряешь гармонию произведения и существенную часть смысла. Да, подлинное поэтическое содержание рождается вместе с формой и в ней, а не до нее. И выстраивается тоже вместе.

Так мы любим человека целиком, а не отдельно его душу и тело. Разрыв в цельности этого отношения — болезнь. Гармония — в согласии того и другого. И как в земных отношениях гармония строится из множества частей, в том числе — невидимых, основанных на «простом» половом влечении, так и в поэзии красота и сила возникают от непреодолимой влюбленности в тему. Но эта очарованность становится любовью только силой большого и многогранного труда с вещным — словесным — «составом поэзии». И, главное, с невидимой частью поэзии, которая «не в слове, а только в связи слов, вблизи и выше их».

Секрет поэта в том, что он способен найти гармонию там, где другие видят лишь разрозненный хаос или привычную прозу. Мерность стихов происходит из сущности поэзии. И не только в информации тут дело. Это журналистика, как говорит основатель «Коммерсанта» и «Сноба» Владимир Яковлев, делает значимое интересным. Поэзия же, как говорит литературовед Вадим Кожинов, делает обыкновенное — значительным.

Именно для этого ритм настраивает читателя на волну произведения за счет трансового эффекта. Подчиняет себе восприятие, обеспечивает волновую магию и законченность стиха. Во многом благодаря ему стихи легче учить, чем прозу, чей ритм сбивчив и неясен, а потому слова не стоят как влитые.

Те из вас, чью поэтическую душу все это волнует, могут попробовать услышать и воплотить свой голос, вооружив его рифмами и стройными стопами по мере сил.

Технология создания поэтических шедевров «по Маяковскому и Ко»

Задумать вещь можно только назад, от последнего пройденного шага к первому, пройти взрячую тот путь, который прошел вслепую. Продумать вещь.

Поэт — обратное шахматисту. Не только Шахматов, не только доски — своей руки не видать, которой может быть и нет… вся работа поэта сводится к исполнению, физическому исполнению духовного (не собственного) задания. Равно как вся воля поэта — к рабочей воле к осуществлению. (Единоличной творческой воли — нет.)…Слово для идей есть тело, для стихий — душа. Всякий поэт, так или иначе, слуга идей или стихий.

Я люблю Маяковского. Он большой поэт и настоящий человек. Марина Цветаева когда-то написала статью «Эпос и лирика современной поэзии. Маяковский и Пастернак» — и была совершенно права. Именно эпос, как мы знаем, требует структуры и правил. Именно лирическое начало в поэте их порождает, взламывая все известные смыслы и формы ради никогда не вмещающегося в них «голоса Бога». Поэтому фрактальную лироэпику малой прозы и поэзии мы сейчас начнем эпически строить по «формулам», идущим от Маяковского, распространим по миру лирическими «обертонами» по Пастернаку, а выносим, и, Бог даст, родим — по Цветаевой.