Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или задумают земляки раздавить бутылочку, наскребут на нее втроем, а пельменная рядышком – стаканы на раздаче, хлеб и горчица на столах вовсе даром, – только дурак не воспользуется. А как следствие – песни, драки и бой посуды, всего доставало.
В общем – приносила пельменная постоянные хлопоты и неприятности, хотя возлагались на нее совсем другие задачи. Хитромудрыми торговцами эта общепитовская точка была пристегнута в качестве филиала к столовой самого обкома партии, и расходы на содержание головной столовой перекрывались за счет пельменной при автовокзале. Эта несложная операция позволила снизить затраты на обеды для партаппарата и не отвлекать его от работы, направленной на достижение всеобщего блага. А колхозничек в стоптанных сапогах и потертой телогрейке, удивляясь несоразмерному с ценой весу порции пельменей, и не подозревал в простоте своей, что уже благородно разделил ее со своим радетелем, ведущим его, темного, в светлое будущее. Как следствие всеобщей несознательности, хлеба в пельменной съедалось чрезвычайно много, чая выпивалось соответственно, пельменщицы скучали, заведующие увольнялись, расходы приходилось перекрывать за счет прибылей конторы, а кадровику постоянно снился вызов на красный ковер, отчего он нервничал и терял аппетит. Для пельменной срочно нужна была жесткая и решительная рука. Специалист с милицейской биографией подходил как нельзя лучше. Звездочка Кустышева засияла сызнова.
К месту назначения он так и явился в хромовых сапогах, милицейской шинели и шапке с отпечатком от снятой кокарды, чем вверг в состояние легкого шока не очень трезвых и законоприятных завсегдатаев пельменной. А ее работники впали в восьмичасовую прострацию по причинам, пока до конца не выясненным ни одной комиссией. Все же по окончании восьмичасового транса Кустышев выстроил весь наличный персонал вдоль линии раздачи, произвел ему смотр, выразил порицание за неопрятный вид и объявил, что с сего дня во вверенном ему подразделении общественного питания начинается ударная вахта по обеспечению культурного обслуживания населения, повышению качества блюд, сокращению непроизводительных расходов, экономии и бережливости. А также объявляется беспощадная война неряхам, тараканам, несунам, грызунам, выпивохам, лентяям. И еще: назначаются еженедельные политинформации, техническая и политическая учеба, а по субботам и воскресеньям совместная культурная программа: посещение выставок, картинных галерей, лекториев и просмотр кинокартины «Ночной патруль» с участием Марка Бернеса, для того чтобы еще в текущем году добиться высокого звания «Пельменная коммунистического труда».
Несмотря на то, что вся изложенная новым шефом программа в точности соответствовала последним указаниям партии, восторгов и энтузиазма у коллектива она не вызвала, за исключением кассирши Тони, которая давно считала себя ударницей, потому что часто получала удары при обсчете покупателей. На основании этого Тоня немедленно потребовала для себя направления в народный университет культуры, на факультет кройки и шитья. Что ей было тут же обещано, и она осталась довольна. Чего не скажешь об остальных, которые разошлись с ропотом, а две неразлучные подружки – обвальщицы мяса Анна и Ираида даже громко возмущались и в знак протеста против произвола обещали немедленно и одновременно забеременеть, что, заметим, так и осталось неосуществленным, как я полагаю, не от недостатка желания, а единственно по причине солидного возраста обвальщиц.
И все же строгие армейские замашки заведующего не замедлили сказаться на состоянии пельменной. Пол в ней посветлел, окна засияли, спецовки обновились, а порции пополнели. А на стене между буфетом и дверью в кабинет заведующего появился двухметровый транспарант с заповедями «морального кодекса строителя коммунизма». Кустышев им особенно гордился и раз в неделю собственноручно обтирал уксусом. Расход бесплатного хлеба значительно подсократился, после того как заведующий приказал не выставлять на столы горчицу, чай выдавать без сахара, а особенно из-за того, что дверь в свой кабинет он держал открытой и по устоявшейся милицейской привычке контролировал оттуда оперативную обстановку в обеденном зале.
Стоило, к примеру, тройке приятелей выставить на стол пустые стаканы и начать сбивать сургуч на горлышке, как немедленно возникал над ними во весь свой неординарный рост Кустышев в старой милицейской фуражке, с укоризненной проповедью изымал пол-литру и уносил в свой кабинет. Из-за его неприятного характера временные триумвираты перенесли свои симпозиумы на прилегающую стройку, где в тишине ржавел в зарослях полыни поверженный бесхозяйственностью кран, бродили одичалые коты и дежурил держатель граненого стакана Гена, сдававший его напрокат за пустую бутылку и сто грамм на донышке. Делались, конечно, попытки закусывать бесплатным хлебом из пельменной, но после того, как бдительный заведующий засек одного похитителя и, ссылаясь на то, что хлеб полагается употреблять в столовой и не выносить наружу, заставил задержанного съесть всухомятку все пятнадцать кусков, подзаборное общество эти попытки почти оставило.
Прибыли от пельменной постепенно возрастали, как и ее популярность среди горожан. Но обратно пропорционально ей росло и число анонимных жалоб и заявлений в различные инстанции на самоуправные действия заведующего пельменной. По традициям бюрократического делопроизводства жалобы спускались для разбирательства к тому, на кого они были направлены, и Кустышев постоянно ломал голову над надлежащим оформлением ответов. Главное было не упустить положенный для этого срок – тогда письмо снималось с контроля, аккуратно номеровалось и подшивалось в дело с другими подобными отписками. Таким образом связь с широкими массами трудящихся поддерживалась, и колеса телеги, снаряженной в коммунистическое далеко, прокручивались на месте, не причиняя особенного беспокойства тем, кто взялся ее туда доставить.
Между тем ударница Тоня с легкой руки Кустышева окончила факультет кройки и шитья и ушла работать в ателье, а на кассе ее заменила жена заведующего Тамара. По роковой случайности кассовый аппарат, за который она села, в первый же день безнадежно сломался, и