История Невского края - Константин Сергеевич Жуков

ориентира государственного устройства, включала в себя и принцип всеобщей обязательности закона. В идеале империя должна быть тем, что сегодня называют правовым государством. Часто цитируется фраза царя, дошедшая до нас в изложении Я. Штелина: «Когда государь повинуется закону, то да не дерзнет никто противиться оному». О том же сказано в трактате «Правда воли монаршей», написанном Феофаном Прокоповичем по поручению Петра I и фактически являвшемся законом Российской империи: «Должен царь пещися[156] да будет истинное в государстве правосудие на охранение обидимых от обидящих подданных себе». Если московские цари представляли собой хозяев, безраздельных владельцев страны со всеми ее землями и жителями, то в идеологии Петра монарх, подчиняясь закону, становился, разумеется декларативно, а не по сути, в некотором смысле слугой своих подданных: «Я за мое Отечество и людей, и живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть», — писал он своему сыну Алексею.

Сложившаяся в России традиция неисполнения законов и произвола распоряжающихся властью не устраивала Петра I; многие его указы были направлены на борьбу с этим злом. В течение всего петербургского периода русской истории в каждом присутственном месте стояла небольшая деревянная призма под названием «зерцало», на гранях которой были помещены тексты указов Петра Великого, один из которых начинался со слов: «Понеже ничто так ко управлению государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить или ими играть как в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было, а от части и еще есть, и зело тщатся всякия мины чинить под фортецию правды: того ради сим указом яко печатью все уставы и регламенты запечатываются, дабы никто не дерзал иным образом всякие дела вершить…»

Конечно, «правами гражданскими» Петр называл не совсем то, что понимается сейчас. Скажем, представление о праве его подданных на частную жизнь у него отсутствовало полностью. И тем не менее человеческое достоинство представляло для него ценность несравнимо большую, чем для его предшественников на российском престоле. Приведем характерную запись из нартовских «Достопамятных повествований и речей Петра Великого»: «Его величество, отменяя старинные обряды, изъявляющие униженности человечества, в 1701 году, декабря 30 дня, запретил, чтоб не писать и не называть уменьшительными именами вместо полного имени Дмитрия Митькою или Ивашкою, чтоб не падать пред ним на колени и чтоб зимою, когда морозно, не снимать шляп и шапок с головы, проходя мимо того дворца, где обитает государь, говоря о сих обычаях так великодушно: „Какое различие между Бога и царя, когда воздавать будут равное обоим почтение? Коленопреклонное моление принадлежит Единому Творцу за те благости, какими он нас наградил. К чему унижать звание, безобразить достоинство человеческое, а в жестокие морозы почесть делать дому моему бесплодную с обнаженную главою, вредить здоровье свое, которое милее и надобнее мне в каждом подданном паче всяких бесполезных поклонов?“»

Современные исследователи проводят весьма отчетливую границу между двумя типами государств, традиционно называющимися империями. «Можно разделить такие многонациональные государства на восточные деспотии с принципом только лишь военного и тотального подавления <…> и на империи, которые предполагают некоторую самодеятельность личности и известную правовую ее защищенность, а также идею общего блага включенных в империю народов», — размышляет писатель и ученый В. К. Кантор. Московские цари, заложившие фундамент Российской империи, ориентировались в своей деятельности на образец первого типа, Петр I строил государство второго типа.

Нетрудно заметить, что многие черты, характеризовавшие — согласно воззрениям Петра и его окружения — имперское государство, такие как многонациональность, этническая и конфессиональная терпимость, открытость, уважение к закону, — были присущи и социальной среде, существовавшей на невских землях в новгородские, а затем в шведские времена. Означает ли это, что Российская империя, как она мыслилась Петру I, основывалась на том же типе политической культуры, который был свойствен ингерманландскому социуму? Ответ может быть дан только отрицательный, поскольку перечисленными качествами допетровская политическая культура Невского края не исчерпывалась. Возможно, самой фундаментальной ее чертой было стремление ее носителей самостоятельно решать свою судьбу. Именно это стремление заставляло новгородцев изгонять одного князя и приглашать другого, а жителей Ингерманландии — посылать своих представителей в Стокгольм для отстаивания своих прав. Это стремление абсолютно не свойственно имперскому сознанию, базирующемуся, как мы помним, на обожествлении личности монарха, на представлении о его непогрешимости и изначальной благостности его власти. Империя (европейского типа) действительно предполагает некоторую защищенность личности, но источником этой защищенности является милость императора, а не государственные институты, действующие на основе свободного волеизъявления граждан. Поэтому любые свободы и права, даруемые империей своим подданным, имеют очень тесные рамки и весьма усеченный формат.

Кроме того, следует принять во внимание, что в петровской России даже эти ограниченные права и свободы оставались в значительной степени только декларациями, не гарантирующими ограничения произвола власти. Объявляя себя слугой своих подданных, Петр с фанатической преданностью сам служил вовсе не людям, а лишь абстрактному государству и требовал абсолютно от всех столь же ревностного служения. И. И. Неплюев, один из восторженных единомышленников царя-реформатора, передает в своих записках характерную его фразу: «Служи верою и правдою, то в начале Бог, а при Нем и я тебя не оставим, тогда ты будешь иметь во мне отца». Таким образом, согласно петровской имперской идеологии, единственным оправданием существования любого человека являлась его полезность для государства. Количество и объем государственных налогов, податей и повинностей при Петре резко возросли; чего стоила одна только рекрутская повинность, на протяжении без малого 170 лет вызывавшая ужас у миллионов российских подданных. Даже монахини должны были приносить государству пользу — прясть или вышивать, а городские дураки, слепцы и калеки облагались налогом.

Служба «верой и правдой», с точки зрения имперского сознания, заключается не только в активной деятельности на пользу государству, но и в абсолютной лояльности со стороны личности к государственной идеологии. Подтвердить такую лояльность может только тотальный контроль не только за поступками, но в идеале и за мыслями граждан. В этом отношении режим, который утвердился в России в петровское время, отличался особенной жестокостью. Например, священникам предписывалось доносить об антигосударственных замыслах, о которых им могло бы стать известно во время исповедей. Царский указ 1718 года «О донесении про тех, кто запершись пишет, кроме учителей церковных, и о наказании тем, кто знали, кто запершись пишет, и о том не донесли» грозил его нарушителям смертной казнью.

Уважение человеческого достоинства, объявленное упоминавшимся указом Петра о том, чтоб подданные