Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова

– Салфетки закончились.

– Знаешь, – он подошёл к ней вплотную. Пьян, теперь совершенно отчётливо видно, что пьян. Еще не в дым, но уже порядочно навеселе. – Тебя невозможно выбросить из головы. Я старался, но так и не смог. Скажи мне, что я делал не так?

– Послушай, – Люба морщится, ей неловко и неприятно – и разговор, и ситуация, и сам Марк. – Не в тебе дело, понимаешь? Во мне. Не в тебе.

– Что я делал не так? – Он ее словно не слышит. Проводит вдруг пальцами по плечу и руке вниз, придвигаясь еще ближе. – Что, Любушка? Скажи мне. Я исправлюсь. Тебе будет со мной хорошо. Я обещаю.

Чувство неловкости исчезает, оставляя одно лишь отвращение. Не трогайте меня! Даже такая близость, просто вторжение чужого человека в свое личное пространство, самое невинное прикосновение мужчины вызывают сейчас практически неконтролируемое желание отшатнуться. Только вот сзади ее припирает подоконник. Если Марк подвинется еще хотя бы чуть-чуть ближе, она поступит нечестно, но эффективно. И врежет ему коленом между ног!

Она слышит шаги. Знакомые шаги. И решение приходит молниеносно. Без раздумий она в следующую секунду притянула Марка за шею к себе, вдохнула поглубже и, стараясь не обращать внимания на резкий запах алкоголя, впилась ему в губы. Марк слегка опешил, «притормозил», но всё же сориентировался. Ответил на поцелуй, развернул от окна, поменяв местами, притянул ее к себе вплотную, тут же облапил за попу. А потом события понеслись как с горы кувырком.

Первое, что Ник увидел, войдя на кухню, мужская ладонь на обтянутых черным платьем идеальных ягодицах. Какой-то тип лапает за задницу его девушку! А дальше были только рефлексы. Он этого Марка даже не ударил – просто оторвал от Любы за шкирку и отшвырнул в сторону. Ну, наверное, сил не рассчитал. Тот ударился об угол деревянного резного буфета – гордость Стаса Саныча, сполз вниз. Протестующе и тонко зазвенел фарфор на верхних полках. Фарфор поддержала Люба – возмущённо и очень громко.

– Самойлов, какого хрена ты творишь?!

– Какого хрена ОН тебя лапает?! – Ник, разумеется, заорал в ответ.

– А почему это ТЕБЯ касается?!

– Да потому что…

– Я сейчас тебя урою… – вмешался в их диалог Марк.

– Отвали.

Ник, не глядя, толкнул Марка в грудь, и тот снова завалился на злополучный буфет, фарфор уже не зазвенел – зазвякал. Но равновесия Марк не потерял. Вытер тыльной стороной ладони угол рта – видимо, подсмотрел в каком-нибудь боевике этот жест, потому что в реальности крови на лице не было и в помине. И не внял совету отвалить.

– Слышишь, ты, инструктор по рукопашному бою! Только уважение к этому дома не позволяет мне дать тебе в морду прямо здесь и сейчас. Пошли, выйдем в лестничную площадку, поговорим как мужики.

– Поговорим, обязательно, – мрачно пообещал Ник. – Только чуть попозже. Люба, что за хрень происходит, объясни мне!

– О, объясню! – Она упёрла руки в бока. – С удовольствием объясню. Медленно и по слогам. У тебя же с понимание не очень хорошо дело обстоит, так? Ты находишься в МОЕМ доме. Ты пришёл на МОЙ день рождения. Тебя сюда НЕ приглашали. И ты оскорбил МЕНЯ, устроив драку с МОИМ молодым человеком.

– С кем?!

– Не знаешь значения этого слова? – Люба усмехнулась. – Хорошо, скажу попроще. С моим любовником. Так тебе понятнее? Такими категориями ты в состоянии оперировать? Или тебе объяснить значение слова «любовник»?

Ник молчал. Он реально не знал, что сказать. Было только одно ощущение – мир рушится вокруг. Пол осыпается под ногами.

– Ладно, объясню. Любовник – это мужчина, имеющий с женщиной сексуальную связь, но не…

– Любава! Прекрати!

– Любава я только для папы. И не смей на меня повышать голос. Думаю, что даже тебе теперь всё предельно ясно. И я очень тебя прошу – уходи. Сейчас. Сию секунду. Твое присутствие здесь нежелательно.

Единственное, за что она была благодарна Марку – что он, сам не понимая, подыграл ей. Подошёл, покровительственно обнял за плечи. Потому что сама Люба доигрывала сцену уже на остатках сил – у Ника были такие глаза, что…

А потом Ник резко повернулся и вышел. А у нее подогнулись колени, и она бы упала, если бы не Марк. Она всё равно не устояла на ногах, но потом, позже…

* * *

Пальто, шарф, руки в карманы, перчатки. Всё на автопилоте, не думая. Думать больно. Не сейчас. В кармане обнаруживается какой-то предмет. Футляр с браслетом. Боль прорывается, он резко кладёт футляр на полку – к чужим шарфам и перчаткам. Ему сейчас безразлична судьба этой дорогой вещи – Ник просто не может держать футляр в руках. И, в конце концов, это подарок для нее. Пусть будет… на память. И даже если подарок как-то затеряется, будет кем-то прихвачен случайно, не попадёт к ней в руки и окажется, что деньги потрачены зря – плевать. Деньги имеют значение до определенного предела. Когда ты подыхаешь – о деньгах ты уже не волнуешься. Ты лишился чего-то жизненно важного. И, только лишившись, понял, что можешь подохнуть без этого.

Входную дверь он прикрыл бесшумно.

* * *

В квартире наконец-то тихо и пусто. И так будет до утра. Родители решили остаться ночевать у Нади, гости разошлись. Даже Марк в конце концов свалил, хотя выставить его удалось с трудом. Люба оставила попытки объясниться с ним и просто вытолкала его за дверь, сунув в руки одежду. Толку-то объясняться с пьяным. Если сам позже позвонит ей – что ж, она попробует объяснить, извинится, не впервой ей, уже научилась. Да, некрасиво вышло по отношению к Марку, но… Что сделано, то сделано.

Люба посмотрела на свое отражение в настенном зеркале. Всё, представление окончено. Можно сгорбиться, опустить плечи, смыть макияж. Она краем глаза заметила тёмно-синий бархатный футляр, лежащий на самом краю полочки под зеркалом. Эта чужая вещь. Но явно не забытая случайно кем-то из гостей – она откуда-то знает это точно. Пальцы подрагивают, когда она притрагивается к находке. Не сразу решается открыть. Внутри – узкая полоска бумаги. Корявый почерк, но видно, что писавший старался.

Люба, поздравляю с днём рождения. Ник.

А под запиской обнаружился браслет. У нее пальцы просто ходят ходуном, когда достаёт украшение из футляра. Браслет почему-то не холодный – словно хранит тепло его рук. Тяжёлый и тёплый. Как Ник.

Люба медленно сползает по стене, садится на холодную итальянскую плитку «под камень», затоптанную многочисленными гостями. Утыкается лицом в колени, и нервное напряжение прорывается наконец-то слезами