Нехорошее место - Дин Кунц

— А пожар случился недавно?

Хэмпстид не ответил. Поднялся, подошел к раковине, открыл дверцу под ней, вернулся с баллончиком «Уиндекса» и полотенцем, начал распылять чистящее средство по двери холодильника, которая и так казалась безупречно чистой.

— Валери и Майк были потрясающе хорошими детьми. Через год мне уже казалось, что они — мои дети, которых у меня с Шейрон так и не было. Мэрали долго горевала по Джиму, почти два года, прежде чем вспомнила, что она — женщина в расцвете своей красоты. Может, то, что у нас началось, расстроило бы Джима, но я так не думаю. Думаю, он бы только порадовался за нас, пусть я и был на одиннадцать лет старше, чем она.

Закончив протирать дверцу холодильника, Хэмпстид посмотрел на нее со стороны, под углом к свету, чтобы убедиться, что на ней не осталось ни пятнышка, ни отпечатка пальца. А потом словно услышал вопрос, заданный Джулией минутой или двумя ранее.

— Их дом загорелся два месяца назад. Я проснулся ночью, услышал вой сирен, увидел в окне оранжевое зарево, вскочил, выглянул…

Он отвернулся от холодильника, оглядел кухню, направился к ближайшему столику с виниловой поверхностью, принялся опрыскивать и вытирать и без того сверкающий пластик.

Джулия посмотрела на Бобби. Тот покачал головой. Оба не произнесли ни слова.

— Я успел к их дому раньше пожарных, — продолжил Хэмпстид. — Вбежал через парадную дверь. Добрался до подножия лестницы в прихожей, но дальше продвинуться не смог, не пустили жар и дым. Я звал их, но никго мне не ответил. Если бы услышал ответный крик, наверное, нашел бы в себе силы подняться на второй этаж, несмотря на пламя. Наверное, я отключился, и пожарные вынесли меня из дома, потому что в себя я пришел на лужайке, кашляя и задыхаясь; санитар прижимал к моему лицу кислородную маску.

— Все трое погибли? — спросил Бобби.

— Да.

— Что послужило причиной пожара?

— Я не уверен, что это удалось выяснить. Вроде бы что-то говорили о замыкании в электропроводке, но я не уверен. Думаю, какое-то время подозревался и поджог, но эта ниточка никуда не привела. Да разве это имеет хоть какое-то значение?

— Почему нет?

— Что бы ни послужило причиной пожара, они все умерли.

— Я очень сожалею, — выдохнул Бобби.

— Участок продали. Весной начнется строительство нового дома. Еще кофе?

— Нет, благодарю вас, — ответила Джулия.

Хэмпстид вновь оглядел кухню, потом перешел к стальной крышке плиты, начал чистить ее, хотя на ней не было ни пылинки.

— Уж извините за такую грязь. Не пойму, откуда она берется, ведь я живу здесь один. Иногда мне кажется, что гремлины [20] забираются сюда, стоит только отвернуться, и специально все пачкают, чтобы досадить мне.

— Не нужно винить гремлинов, — покачала головой Джулия. — Жизнь и без них досаждает нам, как только может

Хэмпстид отвернулся от плиты. Впервые с того момента, как поднялся из-за стола и принялся за уборку, посмотрел на частных детективов.

— Ладно, оставим гремлинов в покое, — согласился он. — С гремлинами справиться легче легкого.

Он был крупный мужчина, служба в армии закалила его, но горе блестело у него на глазах, и на мгновение он превратился в беспомощного, потерявшегося ребенка.

Вновь в машине, глядя через залитое водой лобовое стекло на участок, на котором стоял дом Роуманов, Бобби сказал:

— Френк выясняет, что мистер Синий свет знает об удостоверении Фарриса, и добывает себе новое, на имя Джеймса Роумана. Но мистеру Синий свет со временем становится известно и об этом удостоверении, и он отправляется на поиски Френка по адресу Роумана, где находит только вдову и двоих детей. Убивает их точно так же, как до этого убил Фаррисов, но на этот раз решает сжечь дом, чтобы замести следы. Как тебе эта версия?

— Исключить ее нельзя.

— Он сжигает тела, потому что покусал их, как и рассказывали нам Фаны, а укусы могут связать эти два преступления воедино. Ему же не хочется, чтобы полиция вышла на его след.

— Тогда почему он не сжег и дом Фаррисов? — спросила Джулия.

— Потому что поджоги выдавали бы его точно так же, как и укусы. Иногда он сжигает тела, иногда — нет, а может, избавляется от них, прячет так, что их уже не находят.

Оба помолчали. Первой заговорила Джулия.

— Итак, мы имеем дело с серийным убийцей, вырезающим целые семьи, маньяком, у которого совершенно съехала крыша.

— Или с вампиром, — предположил Бобби.

— Но почему он преследует Френка?

— Не знаю. Может быть, Френк пытался вогнать осиновый кол в его сердце.

— Не смешно.

— Согласен, — кивнул Бобби. — Сейчас ничто уже не кажется ни смешным, ни забавным.

Глава 35

Из дома Дайсона Манфреда в Ирвине, набитого коллекциями насекомых, Клинт Карагиосис сквозь холодный дождь помчался домой, в Плейсентию. Жил он в бунгало с двумя спальнями под шиферной крышей, с большим, глубоким передним крыльцом и французскими окнами, залитыми в этот вечер теплым янтарным светом. К тому времени, когда он добрался до дома, обогреватель автомобиля практически высушил его промокшую от дождя одежду.

Фелина была на кухне, когда Клинт вошел через дверь, связывающую дом с гаражом. Приникла к нему, поцеловала, несколько мгновений не отпускала, словно удивлялась, что он снова вернулся к ней живым.

Она считала, что его работа чревата каждодневной опасностью, хотя он часто объяснял ей, что в основном работа эта сопряжена с частыми поездками. Причем разыскивал он факты, не преступников, шел по бумажному следу, не по кровавому.

Он, однако, понимал тревогу жены, потому что и сам очень уж тревожился за нее, не имея на то особых оснований. Во-первых, она была красавицей, с черными, как смоль, волосами, смуглой кожей, восхитительными серыми глазами. А в наш век милосердных судей по улицам бродило множество безжалостных социопатов, для которых красота женщины служила достаточным поводом для нападения. Далее, хотя компания, в которой Фелина работала на компьютере, находилась всего в трех кварталах от их дома, пройти которые не составляло труда даже в плохую погоду, Клинт волновался из-за опасности, которой подвергалась Фелина при переходе одного очень загруженного перекрестка. При чрезвычайных обстоятельствах предупреждающий крик или отчаянный вой автомобильного гудка не спасли бы ее от смерти.

Он не мог показать ей глубину своей тревоги, поскольку Фелина очень гордилась тем, что может ходить на службу и зарабатывать на жизнь, несмотря на свою глухоту. Он не хотел подрывать самоуважение жены, показывая, что не верит в ее способность справляться с любым гнилым помидором, который швыряла в нее судьба. Поэтому он каждый день напоминал себе, что она прожила двадцать девять лет, не попав в серьезную передрягу, и, следовательно, он должен сдерживать желание очень уж ее опекать.