Круглый год. Детская жизнь по календарю - Марина Костюхина

можно больше пользы общему делу[369]. Неучастие в общем деле (к нему относились революция, война, общесоюзные стройки) делает жизнь бессмысленной. Вот почему так печалится герой стихотворения Б. Сибирякова «Горевал мальчишка» (было положено на музыку и стало песней), боясь, что он уже опоздал.Горевал мальчишка загорелый,Что родиться малость опоздал,Что ворваться в Зимний не успел он,На «Авроре» флаг не поднимал.Не ходил он, как отец, на белых,Боевой отвагою горя.

Как оказалось, горевал мальчик зря: его поколению хватило хлебнуть боев и испытаний. В свою очередь его сын жалеет, «что с отцом к Берлину он не вышел, / не бросал в Константе якоря», зато, став взрослым, он успел потрудиться на целине. Много радостей ждет и младшего в этой семье:

По земле шагать он будет тоже,Боевой отвагою горя.Не горюй о дне, который прожит,Завтра вспыхнет новая заря.Спутник. Календарь для школьника на 1961 год

Представления о времени как общественном достоянии и одновременно личной ценности легли в основу пьесы Е. Л. Шварца «Сказка о потерянном времени» (1939), написанной на основе одноименной прозаической сказки. Ей предшествовала одна из первых пьес писателя под названием «Пустяки» (была поставлена в 1932 году на сцене ленинградского Кукольного театра под руководством Е. Деммени). Ее герой – школьник попадает в разные социально значимые локусы (завод, железная дорога), где своими глазами видит, какую огромную роль играют «пустяковые» минуты. Казалось бы, название «Сказки о потерянном времени» коррелирует с лозунгом «береги время», определившим тему «Пустяков». Однако и в названии, и в сюжете пьесы 1939 года время имеет коннотации скорее личного характера (отсылки к работе на производстве Шварцу не понадобились). Бесцельно потраченные школьниками часы и минуты собирают злые волшебники, чтобы вернуть себе молодость (рефреном звучит в пьесе повтор с угрожающей аллитерацией «Теряй, теряй, а я подберу. Теряй, теряй, а я подберу»). Условием возвращения украденных лет являются совместные действия детей (перевести стрелки настенных часов надо обязательно вместе). Однако коллективный персонаж у Шварца – это не пионерское звено. История жизни у каждого героя своя, причем в сказке роль личного участия усилена. В пьесе дети врываются в домик волшебников и, «взявшись за руки, прокручивают стрелку часов». В сказке стрелку часов поворачивает Петя Зубов, и сделать это ему приходится самому 77 раз. Пьеса завершается выражением радости по поводу того, что время идет вспять и возвращается ко вчерашнему числу.

Петя. Мама, а какое сегодня число?

Мама. Двадцать пятое мая.

Петя. Ура. Значит, сегодня – вчера! Значит, стало на место. <…>[370]

В прозаической сказке Шварца (стала издаваться в Детгизе отдельной книжкой с 1948 года) нет радостного возвращения к прожитому дню. «Сегодня» – это не «вчера», а именно сегодня, обогащенное опытом жизненных испытаний (в послевоенную жизнь люди возвращались с надеждами на обновленную жизнь). Этот опыт звучит в афористичном утверждении: «помни: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет»[371]. Метафора «потерянного времени» была для Шварца, как и для многих людей его поколения, наполнена глубоко личным смыслом: война и репрессии отнимали у современников не только годы молодости, но и жизнь, вычеркивая из нее целые десятилетия. Эта же метафора могла прочитываться как характеристика нереализованных возможностей целой страны[372].

Под влиянием драматургии и личности Шварца В. Ф. Панова в начале 1940‑х годов сочинила пьесу-сказку «Который час?» (не была опубликована). Двадцать лет спустя писательница вновь вернулась к произведению, переработав пьесу в роман под тем же названием. Многое в романе было переосмыслено в результате рефлексии над прожитыми в условиях культа личности годами. Согласно сюжету, старый часовщик хочет отвести стрелки часов назад, чтобы вернуть себе молодость ценой нарушения естественного хода жизни. Своевольное обращение со временем служит на руку диктатору, который стремится вернуться в прошлое, чтобы подчинить себе будущее. Время диктатуры оказывается потерянным, навсегда отнятым у многих людей (не потому ли Чуковский часто повторял наставление: «В России надо жить долго» – имея в виду вычеркнутые из жизни годы). Свободолюбивые герои Пановой борются за право определять часы не по чьей-то воле, а «по Марсу, по Солнцу, по Земле, по человечности и по правде»[373]. Между астрономической объективностью и человеческой правдой писательница ставила знак равенства.

Образ часов на башне (материализованная метафора времени) получил новые коннотации в произведениях позднего советского времени: башня перестала быть Спасской, а время – кремлевским. В популярном телевизионном фильме «Приключения Электроника» (1979, реж. Константин Бромберг) возвращение нормального хода часов – сюжет одной из серий. Торжественный момент восстановления времени сопровождается исполнением песни на слова Юрия Энтина:

Бьют часы на старой башне,В этом мире должен каждыйНе спешить, не отставать.В этом мире должен каждыйСлушать время и отважноВ ногу с временем шагать![374]

Вариативность отношений со временем («не спешить» и «не отставать») в литературе 1970‑х годов пришла на смену обязательному «Время, вперед!», но продолжала сохранять свойственную этой теме императивность («должен каждый»).

КАЛЕНДАРИ ДЛЯ ЮННАТОВ И МИЧУРИНЦЕВ

Советские календари природы 1930–1940‑х годов, в отличие от «старорежимных» фенологических изданий, сочетали природоведческую прагматику не с натурфилософией и космизмом, увлекавшими ученых-натуралистов начала XX века, а с агитационной риторикой. В этой риторике не было места живому народному слову, календарным приметам и метким наблюдениям над погодными явлениями. Народная мудрость была безоговорочно отнесена к пережиткам прошлого, поскольку приметы привязывались к религиозным праздникам и дням поминовения святых. Однако полностью избавиться от народного календаря не получалось, ведь изменения в природе, сроки посадки растений и уборка урожая происходили не по большевистским декретам, а по законам природы, которые земледелец узнавал в результате многолетних наблюдений. В борьбе с религиозными предрассудками должны были помочь календари, изданные для крестьян и колхозников. В 1920‑х годах «Календари колхозников» стали самым популярным видом календарной продукции. С их помощью пропагандировались политические, фенологические и аграрные знания среди жителей советской деревни.

Похожие задачи решали календари для деревенской молодежи. «Календарь дружных», выпущенный в 1930 году издательством «Крестьянской газеты», напоминал о важности наблюдений за природными изменениями.

Сельскохозяйственная работа зависит от времени года, от климата и особенностей погоды. И земледелец бывает прав, когда приурочивает выгул скота не к числу месяца, а к урчанию земляных лягушек, а сев овса ко времени года, когда березовые листочки будут с грош величиной[375].

Помощь земледельцу могут оказать пионеры, ведущие фенологические наблюдения над природой. Фенология должна была вытеснить суеверия и религиозные предрассудки, заменив их научно-практическим подходом в аграрном деле.

Фенологическими наблюдениями активно занимались участники юннатского движения, зародившегося из первой биологической станции, организованной летом 1918 года на окраине Москвы. Станция юных любителей природы, как она вначале называлась, через два года была переименована в Биостанцию юных натуралистов,