Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

была моя жизнь раньше. Я первый раз в жизни говорил на эту тему с другими людьми, и, судя по их реакции, Остров Сломанных Игрушек действительно был для меня самым подходящим местом.

В день, когда я переехал в коммуну, отца не было дома, и никто из нас не знал, когда он вернется. Одно мне было понятно: по телефону сообщать о моем переезде нельзя, иначе он вернется и выместит все свое бешенство на матери. Поэтому я попросил ее ничего не говорить ему.

Я хотел сам рассказать ему обо всем лично, так, чтобы, если что, пострадал только я. Но она не послушалась, и когда я узнал, что он, обезумев от злости, спешно возвращается домой, то попросил Ларри пойти со мной, чтобы встретить отца дома. К нам присоединился еще один член нашей коммуны. Они считали, что их присутствие поможет удержать отца от насилия, а я был не в том положении, чтобы перебирать предложения помощи.

Отец был вне себя от злости. Как же, ведь я совершил немыслимое, за такое не прощают, я вышел из-под его контроля, а это было недопустимо. Как только он начал проявлять физическую агрессию, Ларри сказал, что, если отец хоть пальцем дотронется до кого-либо, он вызовет полицию. Это немного притормозило отца, но никак не уменьшило его злость. Он отказался слушать нас, продолжал материться, и орал, что если я выйду за дверь, то не сын я ему больше.

Мне было нечего сказать в ответ, и я ушел, закрыв за собой дверь.

О том, что случилось позже, я узнал только в 2016 году, когда моя сестра Тереза прислала мне электронное письмо после того, как прочитала эту часть моей автобиографии, когда я попросил ее проверить описанные в ней факты и события. Ей понадобилось почти сорок лет, чтобы набраться смелости нарушить семейный обет молчания и рассказать мне, что произошло в тот день после моего ухода.

До этого я думал, что отец уже ничем не сможет меня удивить.

Но не тут-то было, я глубоко ошибался.

В ДЕНЬ, КОГДА Я ПЕРЕЕХАЛ В КОММУНУ, ОТЦА НЕ БЫЛО ДОМА, И НИКТО ИЗ НАС НЕ ЗНАЛ, КОГДА ОН ВЕРНЕТСЯ. ОДНО МНЕ БЫЛО ПОНЯТНО: ПО ТЕЛЕФОНУ СООБЩАТЬ О МОЕМ ПЕРЕЕЗДЕ НЕЛЬЗЯ, ИНАЧЕ ОН ВЕРНЕТСЯ И ВЫМЕСТИТ ВСЕ СВОЕ БЕШЕНСТВО НА МАТЕРИ.

«Еще до приезда Чарльза я была в панике, – писала Тереза. – Я была на грани истерики, потому что чувствовала, что произойдет что-то ужасное. Мама решила дать мне сразу три таблетки, а может, и четыре, не помню. Это было снотворное или какое-то сильное успокоительное. Я была в таком нервном возбуждении, что таблетки вряд ли успокоили бы меня, но когда мама давала их мне, то сказала, что утром, когда я проснусь, она наверняка уже будет мертва, потому что ей, возможно, придется покончить с собой. Как только она сказала мне об этом, я поняла, что не должна позволить таблеткам вырубить меня, но от них я нетвердо стояла на ногах, и стала очень заторможенной. Поэтому не помню всего, что происходило, пока ты был в доме. Но как только ты ушел, в доме разверзся ад. Отец схватил мать за волосы и затащил ее в нашу с Лоррейн спальню, она ползла за ним на коленях. По всей видимости, ему нужны были зрители. Он продолжал пинать, бить и душить маму. Я была словно в полусне, но даже в таком состоянии поняла, что это были очень жестокие побои, возможно, самые ужасные за все время. Это все длилось несколько часов.

Я не уверена, видела ли то, что было дальше, сама, или об этом мне позже рассказала мама, но в какой-то момент ей удалось вырваться. Она побежала в спальню, достала винтовку из шкафа и засунула ствол себе в рот.

Отец сказал, чтобы она не останавливалась. Она спустила курок. Патронов не было[40]. Отец выхватил винтовку и начал избивать ее прикладом по ребрам, животу и спине. Позднее я попросила ее показать мне синяки от приклада. Все ее тело спереди и сзади представляло собой один огромный кровоподтек.

В какой-то момент я спряталась в спальне, а крики и звуки ударов все еще раздавались, когда я уснула от изнеможения, наложившегося на действие таблеток. А может, это моя психика пыталась защитить меня от всего этого кошмара. Когда я проснулась, стояла мертвая тишина, было рано, солнце только начинало всходить. Я тихо спустилась вниз, чтобы посмотреть, жива ли еще мама. Тут я услышала какой-то шум в спальне родителей. Дверь была чуть-чуть приоткрыта, и я осторожно заглянула внутрь. Он насиловал ее, шепча на ухо нежности в духе: „Ты, соска, шалава, как ты посмела сделать это?“»

Я наивно полагал, что, если уеду из дома, вся отцовская ярость обрушится на меня, а не на мать и сестер, так как именно я брошу ему вызов. Мне казалось, что если он поймет, что не сможет вечно удерживать нас под своим контролем, то это поможет ему вести себя спокойнее.

Если бы я узнал о том, что случилось той ночью, то точно вернулся бы и убил сукина сына, не думая о последствиях.

Глава 16

Кровь на улице

Ларри Кларк, глава нашей коммуны на Митшере, не был в восторге от моей мечты стать писателем, тем более писателем-фантастом.

Как и многие другие евангелисты, он считал фантастику тем самым литературным жанром, который был чуть ли не создан самим дьяволом, и только работы К. С. Льюиса были очевидным для всех исключением. Он предложил мне пересмотреть мой выбор карьеры и выкинуть всю фантастику, которую я принес с собой. Я возразил, сказав, что все эти книги нужны мне для занятий. После долгих споров он наконец оставил меня в покое, но напомнил, что мне разрешено посещать колледж только потому, что это служит интересам церкви. Ей нужны были образованные последователи, но разрешение могло быть отозвано в любой момент. Кроме того, мне запрещалось писать что-либо без предварительного одобрения идеи будущего рассказа самим Ларри, дабы избежать антихристианских мотивов.

Я неохотно согласился, но только для того, чтобы от меня отстали. Я писал и буду писать то, что хочу, если даже мне придется делать это втайне от других.

За исключением этих сложностей, Ларри был хорошим человеком. Он всегда был готов поговорить и очень помогал мне, когда я только ушел из дома и переехал в коммуну.

А потом наступила ночь, когда я проснулся от знакомого шума двигателя отцовской машины на улице.

Я быстро оделся и выскочил из дома.

Отец сидел в машине перед домом и гонял двигатель, заставляя его реветь на