Небо цвета крови - Сергей Попов

— С огнем ты играешь, друг… о малышке и жене подумай… — по-отечески отчитывал Дин, — ты же на них и дом свой беду накликиваешь…

Переждав паузу, я ответил:

— С этим обязательно решу вопрос, а сейчас пойдем в «Вавилон». Заодно и заглянем куда-нибудь червячка заморить — живот уже бурчит, обеда требует.

Располагался «Вавилон» в метро, ровно в середине города, в двух минутах от захолустного «Муравейника», очерчиваясь от него маленькой, давно никем не езженной дорогой. Перейди ее — и окунешься в иную реальность: чуть лучше по чистоте, чем предыдущая, но гораздо хуже по содержанию — гнилую и червивую, как опалое яблоко. Там, в чреве земли, на станции «Гримстоун», в чью честь и назвали сам Грим, крутились большие деньги, реками текла кровь, процветал «черный рынок». Запросто — вопрос цены — и решающим ударом молотка аукциониста с лота улетала чья-нибудь честь, свобода или судьба. Всего за пару часов можно было круто проиграться или нажиться, опуститься на самое дно и обрести врагов, набрать долгов и кончить в какой-нибудь захарканной дыре с ножом в спине. Лидеры поныне враждующих фракций, втайне от своих людей, кладущих головы под пулями «Варанов», продаются Дако с потрохами в обмен на денек сладкой жизни, смеясь, как закадычные дружки, выпивают на брудершафт за барным столиком. «У кого деньги — тому и карты в руки!» — с сатанинской ухмылкой говорят двери каждому заходящему.

Спустились по недавно отремонтированной здешними мастерами лестнице, кривясь от бьющих по ушам басов, выскальзывающих из глубины станции, вышли к первой широко известной в Истлевших Землях торговой площадке — подземному переходу, где в павильонах — ни для кого не секрет — можно раздобыть и разыскать все, что только душа пожелает. Торговцы — в целом выходцы из ныне необитаемых территорий, полностью уничтоженных стихией, — с радостью готовы предложить покупателям эксклюзивное оружие, неведомо каким чудом прекрасно сохранившиеся вещи на все сезоны для любых полов, возрастов и вкусов, бензин целыми канистрами, домашнюю утварь. И пускай вся продукция — заслуга мародерских рук, кому теперь какая разница, как они попали на прилавки, если они и так теперь никому не принадлежат?

— Ну, давай посмотрим, что здесь новенького появилось! — с легоньким, почти неуловимым на слух осадком беспокойства в голосе объявил Дин, орлом шествуя впереди с такой миной, будто собрался скупать здесь все подряд.

— Начнем, — участливо добавил я и себе: «Дай бог, все пройдет нормально…»

В полутьме, при слабом освещении постоянно гаснущих ламп, потолкавшись среди масс обывателей, секундами пропадая в липком крахмальном сточном паре, поднимающемся от решеток со дна канализации, плещущейся где-то под ногами, мы с Дином, к несказанной радости, удачно быстро перечеркнули намеченный список покупок, ни разу не оплошав перед пронырливыми торгашами. Пожалуй, лишь одним моментом проступила испарина, когда двое охранников — бритоголовых «Варанов» в бронежилетах с широкими угрожающе звякающими железными наплечниками и одинаковой у всех татуировкой ящерицы на левой щеке, — покручивая пластиковыми дубинками, заглянули к раскосому продавцу, у кого мы отоварились сигаретами и детской обувью, «поинтересоваться, как идут дела». Отобрав, наверно, треть приумноженных с реализации денег «в качестве налога за воздух», они, шурша свеженькими бумажками, не удосужившись поинтересоваться ни у него, ни у нас, откуда такие взялись, поспешно распределили между собой и призраками затерялись в толпе. Больше подобных эксцессов не возникало. Однако выискать нормальный генератор — исключив перепаянную и собранную здесь же рухлядь — пока не удалось, что мягко, намекая, подводило к встречному решению: переходить непосредственно к самой станции — святая святых самого Грима и второй, укрупненной торговой точке.

Шум, ругань, галдеж…

— Если уж и там не найдем, Курт, то тогда понятия не имею, где еще искать… — начал переживать напарник, эпизодически расталкивая плечом столпившийся около павильонов народ, — можно попробовать тут, на худой конец, запчастей накупить и дома со своим поколдовать что-нибудь, но не знаю: получится из этого что-нибудь или нет…

Преисполненный уверенности в грядущем успехе, я по-дружески постучал ему кулаком по пополненному рюкзаку и сказал так:

— Без него не уйдем, вот увидишь, — и, натуго стянув лямки своего, — продолжил: — Найдется он, никуда не денется.

Раскрыли тяжелые, когда-то застекленные, в стальных листах, двери, шквалом выпрастывая пьяное ржание, свисты, расслабляющие гитарные переборы и озверевшие азартные выкрики, преодолели турникеты со спиленными преграждающими планками, полубегом сошли по остановившемуся эскалатору.

— Ну, здравствуй, «Вавилон», — шепотом поприветствовал я станцию «Гримстоун», — а ты все такой же, как и прежде, совсем не меняешься, не стареешь…

Несмотря на то, что со дня нашего последнего визита сюда времени прошло немало, ничего вокруг не поменялось, не претерпело резких и основательных изменений. Глянцевые плиточные стены, попавшие под жесточайший творческий гнет художников-виртуозов, размалевавших их граффити всех цветов радуги и замысловатыми тегами, потолок с подвешенными мощными динамиками, светомузыкой и дискоболом, полдюжины магазинов, баров, бильярдов, казино, многоместный мотель для состоятельных граждан и, конечно же, «Клетка» — знаменитейшая арена — все осталось на своих местах, процветало, шумело. И лишь совсем немногие, какие-то считанные единицы, знали, что дает возможность жить всему этому, греметь и неутомимо функционировать, не принуждая испытывать в чем-либо нужду, недостаток, — четыре дизельных полностью автономных генератора, размещенных в темных глубинах тоннелей, собственный, рассчитанный на десятки лет резерв пресной воды, регулярно подпитывающийся из скважины под станцией, вентиляция. Откажи или пойди не так хоть что-нибудь из этого перечня — вся иллюзия ушедшего мира, роскошь, шик погрязнут во мраке, задохнутся или попросту погибнут от жажды, как цветы.

Над тем, куда бы заглянуть отобедать, размышляли недолго. Под наш, пожалуй, единственный критерий «где более-менее дешево и тихо» попал бар «Золотой Оазис» — некрытое, спокойное местечко с высокими столами на отшибе станции, предоставляющее замечательную возможность обозревания едва ли не всего «Вавилона». Туда и направились. Заняв предпоследний свободный столик в первом ряду, уделанный лужей разлитого кофе, бычками и пустыми бутылками газировки, — позвали официанта, горячо общающегося с барменом. Передав перемазанное меню без обложки, он с какой-то брезгливостью вытер наш стол, точно переступал в этой работе через самого себя, забрал мусор и, уходя, оглядел таким презрительным взглядом, как будто перед ним, потешаясь, наметились трапезничать не обычные посетители, а заклятые враги.

— Мне чай без сахара возьми и на зуб чего-нибудь по своему усмотрению, а себе чего сам захочешь, — сделал я заказ Дину и передал деньги, так и не притронувшись к меню. Побродил глазами по другим отдыхающим, заприметил еще пятерых человек, пришедших в «Вавилон» за порцией «вина, хлеба и зрелищ». А пронаблюдав за ними — сразу же понял, куда направились — к «Клетке»: посмотреть, как умирают другие, мечтая заполучить обещанное условиями вознаграждение.

«На чью-то смерть всегда приятнее смотреть, — расценил я, — а свою шкуру бросить на растерзание — смелости не хватит, поджилки затрясутся со страху…»

Вернулся напарник скоро. Прикупил консервы «кролик с картошкой», одноразовые вилки, стаканчик пустого чая, себе взял бокал местного пива, отдающего машинным топливом.

— Ну, приятного аппетита, Курт! — душевно пожелал Дин и, не дотерпев до моего ответа, шамкая полным ртом слюней, с неистовством, словно лопату, воткнул пластмассовую вилку в странно-бледное мясо, запрятанное под толстым слоем затвердевшей подливы.

— Тебе тоже, Дин!

Обедали безо всяких разговоров, спешки.

Народ меж тем все прибывал. Одни, как притянутые магнитом, оседали в первой же пивнушке, другие — затеривались в магазинах, ломящихся от товаров, третьи — торопились к арене. Оттуда, под рев и матерные комментарии зрителей, минутами прорывающиеся через долбящую без перебоя музыку, высекались насильственные стоны, дребезжание тонкосетчатого забора и ни с кем не спутываемый, сардонически триумфальный смех Слешера — действующего чемпиона из Восточного Халернрута — города фракции «Ловцы».

«Этого зверя только другим зверем одолеть можно…» — увещевал я и нарушил тишину, заговорив с Дином:

— Как думаешь, дружище, есть у кого шансы против этого кабана?..

Дин поднял бровь пирамидой, с затаившейся на губах усмешкой взглянул на меня, отхлебнул пива и, утерев пену с подбородка, дергая правой скулой, ответил: