Хороший сын - Роб ван Эссен

уходит, а я спокойно доедаю свой завтрак под звуки законсервированной фоновой музыки и сдержанного позвякивания столовых приборов остальных проживающих, их несколько, это пожилые люди, судя по всему, супружеские пары; если их потрясти, то поднимется целое удушливое облако пыли. Я чувствую бодрую свежесть: сегодня была вода и напор, мне удалось сходить в душ. Холодный, правда, но, может, именно поэтому мне так хорошо. Теперь буду каждый день принимать холодный душ. Как только домой вернусь. Сначала надо закончить эту поездку с Ленноксом. Позавтракав, я поднимаюсь к себе в номер за сумкой. Внизу за стойкой регистрации робот ведет себя по-деловому нейтрально.

На подземной парковке прохладно и темно, стены и колонны из голого бетона. На полу кое-где лужицы, и откуда-то доносятся звуки капающей воды. Леннокс стоит рядом с автомобилем, которого я еще не видел, он маленький и голубой, беспилотник чуть ли не сплошь из стекла, такой типа гольфкар, только для больших расстояний.

Это не наш автомобиль, говорю я.

Не наш, соглашается он и открывает дверцу. Садись.

Поедем теперь на нем?

Садись давай.

Я сажусь и хочу передвинуться на кресло рядом с водительским (если это так называется, машина-то беспилотная), но кресла рядом с водительским нет, вместо него там какой-то квадратный ящик или что-то в этом роде, я не успеваю рассмотреть, потому что Леннокс захлопывает дверцу. Потом он стучит по стеклу. Оно опускается, хотя я ничего не трогал.

Дальше поедешь один.

Э, сказал я. Чего?!

Маршрут я вбил, делать тебе ничего не надо.

У меня нет прав.

Говорю же, делать тебе ничего не надо.

О чем ты вообще, что происходит?

Я себя плохо чувствую, говорит Леннокс, так что вот, буду отлеживаться.

Блин, Леннокс, что за бред.

Вдалеке видно выезд на улицу. Из низкого прямоугольного проема внутрь струится свет. Глубоко он не проникает.

Я все сказал, маршрут вбит, делать тебе ничего не надо, все и так будет понятно.

Слушай, прекращай, а?

Я хочу выйти, но Леннокс кричит: заводись! Окошко быстро поднимается, и автомобиль начинает движение. На приличной скорости мы едем по направлению к дневному свету, поворачиваем налево и по ухабистым булыжникам направляемся к перекрестку вдалеке, огромному перекрестку со светофорами.

Стой, кричу я, стой, стой! Я попал в фильм, который крутят на быстрой перемотке и где пропущено несколько сцен. Стой, остановись!

Когда мы доезжаем до перекрестка, светофор переключается на зеленый, так что мой план выпрыгнуть на ходу придется пока отложить. Перекресток мы пролетаем на скорости, по пути успев обогнать несколько машин. Вслед нам раздаются сердитые гудки. Автомобиль все это время пытается мне что-то сказать на языках, которые я не понимаю. Мы со свистом проносимся сквозь поток транспорта, уходя то вправо, то влево, из одного просвета в другой, как будто для беспилотников существуют отдельные правила и другое ограничение скорости, нежели для остальных участников движения. Меня бросает из стороны в сторону, и в желудке начинает мутить. Автомобиль продолжает что-то лопотать.

Стой! Ну остановись же! – кричу я. Стоп! Хотя лучше нет: отвези меня обратно в гостиницу, на парковку.

Потому что мы уже успели пару раз повернуть, и я вообще не представляю, в какую сторону возвращаться. Вдруг из сиденья слева направо выскакивает ремень, опоясывает мои бедра и закрепляется где-то сбоку от меня. От плеча через грудь выскакивает еще один и натягивается тугой орденской лентой. Что все это значит? – кричу я. У ремней нет ни начала, ни конца, они являются частью кресла, само кресло приковало меня к себе.

Для вашей же безопасности, говорит автомобиль. Я распознал ваш язык, доброе утро, господин Леннокс, если вас тошнит, то в бардачке перед вами лежат пакетики, желаю вам приятной поездки, пока что все в порядке?

Я не Леннокс! – кричу я. Слева и справа мимо проносятся здания, махины девятнадцатого века с чугунными балконами, мы пролетаем по широким бульварам со старыми деревьями (это платаны?), при каждом неожиданном повороте у меня автоматически возникает желание схватиться за руль, но руля-то и нет, вмешаться нет никакой возможности; есть только голая приборная панель с экраном, по которому ползут цифры: может, это скорость или остаток заряда в аккумуляторе, ни малейшего представления, может, это температура снаружи, в каких-то единицах, которые используются исключительно для беспилотников, а для остального мира выглядят полной абракадаброй.

Очень странно, говорит автомобиль, по моим данным, в настоящий момент я имею дело с господином Ленноксом. Маршрут заказал господин Леннокс, пункт назначения ввел господин Леннокс, подтвердил маршрут господин Леннокс…

Но сел не господин Леннокс! – восклицаю я. Господин Леннокс – это тот второй человек, не я! Сейчас меня нужно, добавляю я, четко артикулируя слова, отвезти к нему назад.

Мы лавируем среди другого транспорта на площади с круговым движением, велосипедисты и пешеходы изо всех сил стараются не потонуть в этой бешеной карусели. Меня перекосило в кресле, если бы не ремни, я бы уже свалился, содержимое желудка подступает к горлу – это арахисовое масло с завтрака. Звуки с улицы слабенькие и хиленькие, никоим образом не соотносятся с диким хаосом вокруг, где же, казалось бы, обязательная нереальная какофония ревущих моторов, я ведь человек, привыкший к бензиновым двигателям, но сейчас весь транспорт в основном электрический. Мы еще раз объезжаем площадь вокруг, еще быстрее, чем в первый раз, как будто это наше предназначение – нарезать круги по площади посреди беснующегося транспорта. Откуда такое плотное движение, куда все несутся? Здесь ведь тоже ввели базовый доход, это была общеевропейская операция, что им всем дома-то не сидится? Или они только притворяются, что куда-то спешат, а сами просто хотят доказать соседям и посторонним людям, а скорее всего, самим себе, что где-то они незаменимы, в каком-то другом месте, главное, чтобы не дома? Мы съезжаем с сумасшедшей площади, объехав ее аж три раза, если не больше, но сейчас уже все-таки вылетаем на боковую улочку, где сразу же становится спокойнее: тут солидные дома, высокие деревья, мало транспорта. Наша скорость постепенно снижается, словно энергия, с которой нас выплюнула мотающаяся площадь, постепенно ослабевает, и теперь мы едем только на мощности самого аккумулятора. Вот тут бы жить, на этих тихих улицах, я оглядываюсь по сторонам и сам замечаю, как успокаиваюсь. Отсутствие руля вдруг оборачивается во благо: меня похитили, я ни на что не могу повлиять, и будь что будет.

Вам нравится мой голос? – спрашивает автомобиль. Для предпочитаемого вами языка общения в моем распоряжении также имеется продавец с амстердамского рынка, различные новостные комментаторы мужского и женского пола, священник из Лимбурга, телеведущие Рюди Каррелл и Мис Бауман, все премьер-министры и лидеры оппозиции за последние пятьдесят лет, а также Сильвия Кристель, Филип Блумендал, Паул ван Флит, Андре ван Дёйн, королева Максима, Симон Кармиггелт, Крит Титулар, Марко Борсато[27] – я пытаюсь адаптировать этот список под ваш возраст, но если вы не господин Леннокс, то, может быть, я промахнулся?

Нет, спасибо, быстро отвечаю я, оставьте этот голос, пожалуйста.

Спасибо, господин, этот голос мне и самому ближе всего. Если хотите, можете называть меня Жером.

Йерун?

Нет, господин, Жером. Хоть Йерун является производным от того же имени, все-таки эмоциональная ценность совсем другая, вы не считаете?

Да, точно. Жером, Йерун. И то и другое происходят от Иеронима?

Так и есть, господин.

Это, конечно, полное безумие. Сижу и разговариваю с автомобилем, который меня похитил. Только сейчас приходит в голову мысль позвонить Ленноксу. Даже если просто спросить, в чем тайный смысл, в чем его роль, в чем моя роль. Я достаю планшет и понимаю, что телефона Леннокса у меня нет. Но он ведь мне звонил, пару дней назад, так, ищу в истории звонков – номер не определен. Отлично, Леннокс, это ты умно придумал. Я размышляю о том, все ли он предусмотрел. Можно позвонить в гостиницу. Вот только я не знаю, как она называется и на какой улице находится. Я не вникал в детали