Хороший сын - Роб ван Эссен

как следует, то Бонзо был одним из неприметных дядечек, которых мне и сейчас-то уже не вспомнить, хоть я каждый день и сидел с ними за одним столом.

Дома все было как обычно. Вещи как ни в чем не бывало висели в шкафу, книги стояли на полках. Казалось, меня не было всего один день; но это не так, цветы в горшках подросли, их регулярно поливали, и аккуратная стопка писем на углу стола явно свидетельствовала о том, что не было меня довольно долго. Пособие все это время так и начислялось, а также мне открыли еще один счет, на котором лежала приличная сумма, и в последующие годы она регулярно пополнялась.

Коленбрандер, к которому я снова начал ходить (или продолжил ходить, не знаю, может, у нас уже давно было назначено время, а может, я начал новый цикл), предложил мне попробовать нечто новое: на рынке появилось лекарство, которое могло бы мне помочь. Мне разрешили участвовать в программе, где половине участников давали настоящее лекарство, а половине – плацебо. Я так никогда и не узнал, давали мне настоящие таблетки или нет, но мне помогло, в том числе за счет того, что теперь я ездил в центр психотерапии, помимо моих бесед с Коленбрандером, на один раз в неделю больше: я приезжал заполнять опросный лист в кабинете у ассистентки. Я думаю, что меня вытащило именно это дополнительное внимание, хотя не исключено, что все-таки медикаментозное лечение.

Как раз в эти годы – простите за то, что мое повествование становится слегка перечисляющим, но просто мы почти закончили и будем уже возвращаться в будущее – вышли мои первые книги. Сначала это были обычные романы, не бессюжетные триллеры о Ленноксе. Коленбрандер счел публикацию моего второго романа подходящим моментом, чтобы закончить терапию. Нам было приятно разговаривать друг с другом, но, по его мнению, работать было уже практически не над чем, и в этом он, вообще-то, был прав. Еще одним следствием выхода книг было то, что я попал в ХДПД. Во всяком случае, мне позвонила главный продюсер и сказала, что из моих книг она сделала для себя вывод, что я умею создавать правдоподобные персонажи; и что я мог бы заниматься этим у них. Это было предложение из ниоткуда. Уже потом, задним числом, я подумал, что к этому вполне могла приложить руку Контора, что Йохан с Ленноксом в тот момент посмотрели на жалкие цифры продаж моих первых романов и решили: а давай мы обеспечим ему сферу деятельности, так у него хотя бы будет на что жить, а книги пусть пишет параллельно. В таком случае они не только лишили меня работы, но и дали мне ее.

Глава 18

Что я могу рассказать о том периоде своей жизни? Это та ее часть, о которой меня постоянно спрашивают, когда я рассказываю о себе; даже те, кто никогда не смотрит мыльных опер, вдруг становятся все внимательнее. А с актерами ты общался? А что на самом деле происходит за кулисами? И так далее. Ну, что я могу сказать? Хорошие друзья, плохие друзья, жизнь не так проста – эту песенку мне уже никогда из головы не выбить. Не потому, что эту мелодию постоянно крутили в студии, но потому, что другие люди сразу же начинали ее напевать, когда я рассказывал, где работаю. Я сидел в офисе и разрабатывал персонажей, но при первой возможности уходил гулять по отделу декораций, где для этих персонажей создавали интерьеры. Насчет интерьеров у меня тоже было право голоса, и прежде, чем что-то строили в полный рост, сначала изготовлялись макеты. Это зрелище меня успокаивало. Там я всегда пытался нащупать атмосферу того времени, которое я провел в монастыре. В мой первый день в отделе декораций в каком-то углу мне привиделся один из отставных следователей, но в дальнейшем я его больше не видел; до сегодняшнего дня я так и не знаю, был он там на самом деле или это была галлюцинация.

Больше мне о том времени и сообщить-то нечего. За что меня уволили, уже раскрыто выше. А в тот момент увольнение было как гром посреди ясного неба. Я не мог понять, что во мне не так, мне и в голову не приходило, что последний созданный персонаж был версией Бонзо; сообщение о том, что у меня якобы кончились идеи и что пришло время для свежих решений, я просто принял, хоть и не соглашаясь. Мне стали выплачивать положенное выходное пособие, а когда его срок истек, я вновь перешел на минимальные выплаты по соцобеспечению. Я написал еще несколько книг, но так и не стал автором, который может прожить на доходы от продаж. Предусматривая вероятность того, что у меня опять опустятся руки, я решил позвонить Коленбрандеру, спросить, нет ли у него для меня времени. Но прежде, чем я смог осуществить это намерение, мне на глаза попался газетный некролог.

Глава 19

Годы, многие годы спустя я, бывало, садился на трамвай до Амстелвена, чтобы пройтись по маршрутам из детства Бонзо, из дома в школу, в магазины, на детские площадки. Лучше всего было приехать туда после четырех, когда заканчивались уроки, и поздней осенью, когда уже опускались сумерки и загорались уличные фонари: сначала фиолетовым, потом зеленым, а затем молочно-белым. О вертолете нечего было и мечтать: у меня не сохранилось никаких контактов. Но вот появился Google Earth – и, сидя за ноутбуком, я мог часами зависать над этим районом, положив руку на мышку. Я так и слышу, как пацаны с дилдо-стола тут же закричат: положив руку на мышку? А, вот как это теперь так называется? Но это не важно, сейчас речь не об этом.

5. День пятый и шестой

Глава 1

Это вы устроили меня на работу в ХДПД? – спрашиваю я у Леннокса за завтраком.

Конечно, отвечает он, не поднимая головы. Он плохо выглядит: бледный, под глазами круги.

А зачем?

Потому что мы подумали, что тебе будет полезно чем-нибудь заняться. Романы твои не так хорошо продавались, чтобы на это можно было жить, да? Так что мы подумали: обеспечим ему сферу деятельности, так у него хотя бы будут деньги, чтобы купить себе что-то в мясном магазине и в овощном, а книги пусть себе пишет параллельно. И к тому же это было сродни тому, чем ты занимался у нас. Но ты, блин, потом все равно все испортил.

Подъезжает робот-официант с кофейником и подливает нам кофе.

Кофе настоящий? – спрашивает Леннокс.

А вы как думали, парирует робот, что это голограмма? Не дожидаясь ответа, он снова отъезжает. Леннокс смотрит ему вслед. Ты думаешь, это нормально? – спрашивает он у меня. А кстати, где тебя вчера весь день носило?

Да так, отвечаю я, погулял немного, сходил в музей. Я же утром так и сказал? Или ты думал, что я сбежал после всего того, что ты наговорил мне тогда в машине?

Я ничего не думал, произносит Леннокс.

Это круто, говорю я, некоторые буддисты всю жизнь пытаются этого добиться. Я вот тоже вчера медитировал, но до этой стадии… Ленноксу не смешно, но мне все равно, я чувствую себя бодрым, отдохнувшим, чуть ли не наэлектризованным. Если бы сейчас подъехал робот-официант и передал мне маленький резиновый дилдо, я бы подбросил его Ленноксу в чашку, for old times’ sake. Не было ли такого японского саке-бара, который назывался For old times’ sake?[26] Все зависит от того, сверху ты или снизу. Не, ерунда какая-то. Пора прекращать пить кофе в таких количествах.

Тем временем Леннокс с отвращением смотрит на хлеб на своей тарелке, на котором лежит просвечивающий кусочек мясной нарезки.

Выглядишь ты паршиво, говорю я. Что же ты вчера не позвонил, если беспокоился?

Я не беспокоился, понятно? Леннокс отодвигает от себя тарелку и встает. Увидимся через полчаса на парковке.

На какой парковке?

На той, где у нас машина стоит, придурок. При гостинице. Как выйдешь, сразу направо, а потом еще раз направо.

Он реально злой, я его еще таким не видел. Но это не моя проблема. Леннокс