Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

просто не мертв, а лишь резко изменен - в свою очередь - резко изменившимися условиями. В нем нет ненавистного желания перерезать горло Богу, когда это понятие действительно оказывается полезнее, чем когда-либо, но в таком случае именно как синтетический инструмент и не более того. Параллель с синтетической формулировкой Энтеоса как названия колебания между Атеосом и Пантеосом поразительна. Ведь что такое одержимость Уайтхеда творчеством как движущей силой существования, если не обожествление энтеистического производства различий? Работа "Процесс и реальность" настолько радикально реляционистская и теологически творческая, что она - в которой происхождение как Атеос и события как Пантеос объединяются с творчеством как Энтеос, и где результатом является сегодняшняя Вселенная - заслуживает того, чтобы считаться синтетическим манифестом par excellence. То, что термин "теология процесса" впервые ввел и использовал один из учеников Уайтхеда, американский теолог Чарльз Хартшорн, не вызывает ни малейшего удивления.

Когда в 1992 году физик-реляционист Ли Смолин выдвигает идею о том, что Вселенная функционирует в соответствии с космологическим дарвинизмом - где максимальное количество черных дыр во Вселенной связано с максимальным количеством возможностей для зарождения жизни, - он ссылается на революционный прагматизм Пирса и Уайтхеда. Простым маневром Смолин избавляется от повторяющейся проблемы, которая преследует конкурирующие физические модели, а именно: все эти модели предполагают координаты для Вселенной, что означает, что она постоянно балансирует на своего рода экзистенциальной булавочной головке, чтобы иметь возможность существовать. При наличии множества возможных вселенных с течением времени, как в модели Смолина, конкретные координаты нашей Вселенной уже не кажутся особенно примечательными. Конечно, они кажутся чрезвычайно хорошо приспособленными для зарождения жизни и существования нашего вида, но тогда это должно быть разумно по крайней мере в одной из множества вселенных, которые предположительно существуют, и в этом случае одно является лишь логическим следствием другого. Независимо от того, верна или нет умозрительная космологическая теория эволюции Смолина, время, или Энтеос, вернулось с полной силой в качестве основы физики. Пирс, Джеймс, Уайтхед и другие прагматики вряд ли могут быть более довольны.

Возрождение времени в физике открывает возможности, например, динамики формы - теории, решающей многие старые проблемы квантовой гравитации, - где время фактически играет роль решающей константы. Рассчитывая на то, что называется наблюдаемыми целями, динамики форм считают себя способными вычислять глобальное время, освобожденное от локальных ограничений пространства. Здесь следует добавить, что даже если Эйнштейн докажет, что в разных местах Вселенной время течет с разной скоростью - что время относительно по отношению к местным условиям, - оно, по крайней мере в рамках практической физики, а не теоретической математики, всегда идет в одном и том же направлении: от того времени через сейчас к следующему сейчас в будущем. Концепция Эйнштейна о том, что время может идти как назад, так и вперед, просто не согласуется с тем, что мы можем наблюдать в реальной действительности; эта идея все больше кажется платонистской фантазией, не имеющей значения за пределами тавтологической ловушки математики. Глобальное время на самом деле больше, чем просто измерение поверх трех пространственных измерений в пространстве-времени; оно, прежде всего, совместимо с реляционизмом.

Таким образом, динамика формы существует в таком же дуализме по отношению к эйнштейновским теориям относительности, как волна по отношению к частице. Это означает, что мы можем разом распрощаться с предопределенным, вневременным и вечным пространством-временем в платонистской вселенной Ньютона и Эйнштейна. Ведь что такое эта четырехмерная блочная вселенная, если не очередная неудачная попытка воссоздать идеальный мир Платона - на этот раз не как оппозицию между Богом и Творением, или между душой и телом, или между представлением и представляемым, но вместо этого как оппозицию между вечностью и временем? Блочная вселенная Эйнштейна с пространством-временем, которое движется как вперед, так и назад, - еще один вопиющий пример платоновской фантазии, которая, не имея под собой никакой эмпирической основы, приобретает социальный статус, как если бы она была установленной физической истиной.

В математике соблазнительно элегантно выглядит, когда к трем измерениям пространства добавляется время и возникает пространство-время. Однако вне математики не существует научного доказательства того, что время - это некий вид пространства; строго говоря, только математическая элегантность заставляет поверить, что это так. Даже если явление действительно может быть зарегистрировано в пространстве, и даже если пространство может быть математически расширено временным измерением - что достаточно привлекательно и позволяет построить более сложную геометрию, чтобы описать различные явления еще более детально - все равно нет ничего, что указывало бы на то, что время действительно является четвертым измерением пространства, онтологически, а не просто математически. Например, мы можем перемещаться в пространстве как вверх, так и вниз, вперед и назад (по отношению к произвольно выбранной или воображаемой точке). Но даже если мы путешествуем во времени с различными скоростями в различных точках пространства, что, как доказывает Эйнштейн, вполне возможно, мы неизменно движемся только в одном направлении по стреле времени. Нет никаких доказательств того, что что-либо во Вселенной может перемещаться назад во времени. Разные скорости не означают автоматически разные направления.

Мы просто обязаны пренебречь всеми этими красивыми спекуляциями и признать, что время - явление, радикально отличающееся от пространства. В этом случае математика не проявляет никакого отношения к эмпирической реальности. То, что в мире математики время движется назад с той же легкостью, что и вперед, доказывает только одно: математика построена платониками, которых больше интересует теория неизменной идеи, чем эмпирические данные, говорящие об изменчивом мире. Если бы математики были правы в отношении времени, то время, конечно, по логической необходимости, было бы иллюзией. И Ньютон, и Эйнштейн увлекаются элегантностью тавтологической ловушки математики и позволяют убедить себя именно в этом, в том, что время - иллюзия. Они делают это, несмотря на то, что их вера в научную надежность математики не имеет эмпирической поддержки. Они открывают дверь тому, что мы называем ньютоновско-эйнштейновским мистицизмом.

Стрела времени выступает как самостоятельное эмерджентное явление. За пределами математических тавтологий время и пространство не должны иметь ничего общего друг с другом; это совершенно разные явления, и честная онтология относится к ним именно так: как к принципиально разным. Освобожденное от вечности, время возвращается с полной силой как самый замечательный игрок физики , как Зурван или олицетворение таинственной длительности у древних иранцев, как Кронос или необратимая судьба у древних греков, или как Энтеос, множественность событий, вытекающих из колебания между Атеосом и Пантеосом в синтетической пирамиде. Время - объединяющая константа бытия. Нет ничего вне длительности. Платон, Ньютон и Эйнштейн просто ошиблись: в физической реальности нет безвременья, как нет и реальной