Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

возможность существовать. Локальное время в эйнштейновском релятивизме возникает только тогда, когда включается геометрогенез; когда узлы ослабляют свою хватку друг с другом и Вселенная остывает; тогда возникает и расширяется пространство. А с расширением пространства возникает и предел скорости внутри Вселенной, а именно скорость света - обратите внимание, что мы имеем дело с еще одним законом, который действует только в пределах нашей современной Вселенной; космическое пространство в целом не нуждается в верхнем пределе скорости: космическая инфляция в детстве Вселенной, которую требуют и стандартная модель, и геометрогенез, расширяется гораздо быстрее света, например - что, в свою очередь, порождает локальные подсистемы, характеризующие Вселенную, которую Эйнштейн анализирует в наше время. И что же Эйнштейн находит в этих локальных подсистемах, если не эти его любимые часы?

Если геометрогенез окажется лучшей теорией для описания происхождения Вселенной, то это, вероятно, будет иметь не менее драматические, мягко говоря, последствия и для философии. Начнем с того, что Вселенная больше не может быть своего рода хайдеггерианской случайностью в метафизическом смысле; теория не дает возможности для космологического акцидентализма того типа, который де-факто предполагают статические теории происхождения Вселенной. Все формы аваризма, конечно, неизбежно основаны на мифах о стазисе, равновесии и изоляции как нормальных состояниях. Но физическая реальность выглядит не так. Как это часто бывает в истории, метафора смерти играет слишком большую роль в коллективных фантазиях людей, чтобы мы могли понять, как устроена физическая реальность. От Эдемского сада до великой тишины, предшествующей, например, генезису физики, жизни или сознания: снова и снова фантазии возвращаются к одному и тому же вечному поклонению стазису, равновесию и изоляции, фантазии, которая в конечном итоге может привести только к одному: внезапно возникающему, жизненному хаосу, который нарушает и прерывает смертный порядок, то есть к решающей аномалии, которая означает, что рай, о котором мечтали, потерян. Однако космологический акцидентализм редко или никогда не имеет никакого отношения к физической реальности. Вселенная - не человек. На самом деле нормальное состояние Вселенной - это жизнеспособность и интенсивность, а не смерть и угасание.

Разница между корреляционизмом и реляционизмом содержится уже в различии между понятиями "отношение" и "реляционность". Отношение всегда фиксировано, корреляция - это даже фиксация между двумя фиксированными точками, прежде всего субъектом и объектом. С другой стороны, реляционность - это состояние, в котором не существует никаких фиксированных объектов, где различия поверх других различий создают отношения между ними без каких-либо фиксированных объектов, возникающих только в процессе восприятия вечного наблюдателя. В корреляционизме отношение является внешним и не находится в единственном числе по отношению к фиксированным объектам, которые, ради простоты, мы предполагаем (не в последнюю очередь это вещь Канта сама по себе). В реляционизме же существуют только отношения поверх других отношений, которые в отсутствие фиксированных объектов являются внешними и находятся во множественном числе по отношению к тому, что Бор называет полем и что Уайтхед называет процессом. Исторически говоря, корреляционизм Канта сменяется релятивизмом Ницше, после чего развитие продолжается и завершается реляционизмом Бора и Уайтхеда, где объект также больше не игнорируется сознательно, как это было у Гегеля, а буквально растворяется в мобилистском процессе.

Физик и философ Карен Барад отстаивает радикальный тезис о том, что вся философия, созданная до появления реляционизма, слишком антропоцентрична и тем самым вводит в заблуждение. Единственный выход из этого фаталистического тупика - построить совершенно новую онтологию, в которой первичным является существование Вселенной, а не человека. Призрачный антропоцентризм должен быть заменен реалистичным универсоцентризмом. Переход от антропоцентрической к универсальной метафизике эквивалентен переходу от человека к сети как метафизическому центру. Таким образом, Бог на самом деле не умер, просто человеческий Бог, который мог жить только в особых обстоятельствах, покинул нас. Буквально нечеловеческий Бог живет и процветает и наконец-то открыт и проанализирован нами, людьми. Нечеловеческий Бог, Вселенная как сверкающая сеть, живет и процветает в центре синтетической пирамиды: Бог - это сеть.

Барад демонтирует и избавляется от кантовского нуменона, и тем самым она также чрезвычайно эффективно кладет конец корреляционистской парадигме. Ее борисовская феноменология, основанная на отношениях поверх отношений и вероятностях поверх вероятностей, с различной интенсивностью, а не сущностью в центре, и без фиксированных физических границ, не нуждается ни в каком кантовском нуменоне. Барад пришел из мира квантовой физики, где, разумеется, действуют такие понятия, как комплементарность, запутанность, случайность и нелокальность. Принцип предшествования отбрасывает все идеи о вечно действующих законах, которые предшествуют физической реальности. Таким образом, феномен Барада - это феномен как таковой, описанный исходя из условий самой физики, а не из слепой веры Канта в то, что рациональная концепция реальности является достаточно исчерпывающей. И именно поэтому ее универсоцентрическая, а не антропоцентрическая онтология является реализмом. У каждого барадовского феномена, у каждой совокупности интенсивностей есть своя генетика и своя меметика, как выразился бы ее предшественник Жиль Делез. Именно с текущим набором генов и мемов мы знакомимся, когда узнаем феномен. Мир не может быть более реальным, чем он есть у Барада.

На заре эпохи Интернета, что неудивительно, на нас обрушился поток новаторской реляционистской философии. Культуролог Стивен Шавиро в своей книге "Без критериев" вдохновляется прагматическим миром прехенсионов и нексий Уайтхеда: Кант, Уайтхед, Делез и эстетика. В своих работах он не воздерживается от исследования таких противоречивых с философской точки зрения концепций, как витализм, анимизм и панпсихизм. В своей книге "Вибрирующая материя" делёзовский экофилософ Джейн Беннетт отстаивает тезис о том, что пора раз и навсегда отказаться от антропоморфной фиксации на аксиоматическом особом статусе, который жизнь постоянно имеет в мире философии, и вместо витализма, связанного с жизнью, заменить витализмом, основанным на интенсивности в физике как объединяющем факторе. Беннетт строит мир постоянно вибрирующих тел, а не изолированных вещей как вечных форм процессов, но ее тела - как человеческие, так и нечеловеческие, живые и неживые, где на первый план выходит именно витальность тел и ничто иное.

Критики корреляционизма часто возвращаются к вопросу об исконности, делая акцент на том, что субъект и объект исторически не равны, если они вообще существуют как самостоятельные сущности. Человеческое сознание, или разум, существует всего несколько секунд из 24-часовой истории планеты Земля. Существование, очевидно, не нуждается в субъектах или сознаниях, чтобы существовать как полноценное бытие, и вполне может считаться существующим без какого-либо настоящего субъекта даже в будущем. Но если корреляционизм должен быть подвергнут правильной критике, то это должно происходить изнутри его философских достижений, а не извне, чтобы мы не вернулись к классическому реализму. Тогда становится ясно, что фундаментальная проблема корреляционизма заключается в том, что Кант, похоже, не