Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

непоследовательную полумеру в развитии от понимания бытия как атомистического мира, полного дискретных объектов, к пониманию бытия как реляционистского мира, состоящего из несводимых множественностей и бесконечных отношений. Даже релятивизм должен быть диалектически развит в реляционизм. Нет никаких вещей, которые можно было бы соотнести между собой, чего требует релятивизм; есть только реляты, которые, в свою очередь, всегда являются релятами других релятов, и так до бесконечности.

Согласно синтетической метафизике, отношения, таким образом, должны быть тем, что онтологически первично. Это также означает, что онтология в фундаментальном смысле предшествует феноменологии, поскольку внешнее существование, помимо прочего, согласно принципу предков, всегда предшествует внутреннему наблюдению. Внутридействующие феномены сами по себе столь же реляционны, как и интерактивные отношения между ними. Объекты не возникают самостоятельно только для того, чтобы впоследствии быть оцененными по отношению к другим объектам, что утверждает посткантианский релятивизм. Синтетические феномены - это вовсе не стабильные объекты, наполненные тяжелыми сущностями, а чрезвычайно подвижные и текучие явления, находящиеся в постоянном взаимодействии как внутри себя, так и со всем остальным в своем окружении, а зачастую и далеко от этого окружения, как, например, в случае квантовой телепортации.

В своей книге "Время возрождается" Ли Смолин обращает внимание на повторяющуюся дилемму: ученые постоянно предполагают, что с онтологической точки зрения существование одновременно мобилистично и этерналистично. Но, как мы видели, это совсем не так. Существование как таковое является только мобилистским. Этернализм - это то, что производят наши органы чувств и наше сознание, но он не имеет никакого отношения к миру вне наших органов чувств и нашего сознания; грубо говоря, этернализм - это просто феноменологический побочный продукт. Эта реляционистская позиция приводит к тому, что волна (мобилизм) имеет приоритет над частицей (этернализм); таким образом, они не являются онтологически равными по достоинству, поскольку волна первична по отношению к частице, которая вторична. И все же наука постоянно подвергается искушению попасть в ловушку, которая предполагает наличие этерналистского фона во Вселенной, либо из-за ошибки смешения этернализма с мобилистской физикой, либо, что еще хуже, из-за предположения, что этернализм - это настоящая реальность, а наша мобилистская Вселенная в таком случае должна быть химерой. И Ньютон, и Эйнштейн - платонисты, попавшие в эту ловушку, и то же самое можно сказать, например, о большинстве современных теоретиков струн.

Однако именно этерналистский фон является настоящей химерой в этом контексте. К примеру, во Вселенной, конечно, существует множество локальных подсистем, но нет ни одной изолированной системы. Это означает, что все теории, требующие существования изолированных систем, рано или поздно рушатся. Как следствие этого, бессмысленно углубляться в физику с построением теорий, не зависящих от фона, потому что если они в наименьшей степени зависят от фиксированного вечного фона, то эти теории не выдерживают более тщательного изучения. На самом деле Вселенная не испытывает никакой потребности в фиксированном фоне. Этерналистский фон - это всего лишь фикция, последний остаток авраамической и платонистской фантазии о Боге, который предшествует Творению. Но такого Бога, как мы знаем, не существует. Он умер. Вселенная нуждается в этерналистском фоне не больше, чем в Боге-творце. Это понимают Уайтхед, Бор, Барад и Смолин, а их предшественник Лейбниц - гораздо раньше, но оказывается, что это крайне трудно принять Эйнштейну, который и боготворит, и опьянен математикой, что объясняет, почему с точки зрения философии науки он цепляется за релятивизм и не может перейти к реляционизму.

Что беспокоит платоников в реляционизме, так это то, что мобилистское мировоззрение рано или поздно должно уступить принципу объяснительной замкнутости. Онтический поток должен быть этернализирован, чтобы его можно было преобразовать в слова и числа. Принцип объяснительной замкнутости означает, что этернализация неизбежна, но фокус, конечно, отчасти в том, чтобы заморозить этернализацию там, где она как можно лучше отражает мобилистскую реальность, отчасти в том, чтобы смиренно осознать, что любая этернализация - это лишь неуклюжее цифровое округление гораздо более сложного, аналогичного явления в экспансивном движении. Философия процесса, а в случае синтетизма - теология процесса, является, таким образом, лучшей вакциной против таксономического обожествления объекта. Только последовательно исполняемая философия процесса может защитить нас от соблазнительных, упрощающих суеверий тотализма. Синтетически мы выражаем это как присутствие Энтеоса, не позволяющее нам застревать на Атеосе или Пантеосе как таковых, а вместо этого продолжающее направлять наше внимание на реальное колебание между ними.

Мы можем выразить это так, будто связь между Энтеосом, с одной стороны, и колебаниями между Атеосом и Пантеосом, с другой, восходит к классическому разделению Спинозы между natura naturans (активной природой) и natura naturata (пассивной природой) в монистической вселенной, которое является продуктивным разделением внутри Единого, пантеистического божества. Энтеос - это просто название встроенного в природу активизма, ее постоянного стремления к изменениям, ее огромного производства различий и множеств; в то время как Пантеос - это название природы как гигантского и исторически пассивного объекта, где различия и множества пребывают перед взором Энтеоса (с Атеосом как скрытой, но необходимой изнанкой Пантеоса). Спинозистское отношение между natura naturans и natura naturata, таким образом, имеет синтетический эквивалент в отношении между Пантеосом и Энтеосом.

В своей книге "Чарльз Сандерс Пирс и религиозная метафизика природы" философ-синтетик Леон Немочинский строит то, что он называет спекулятивным натурализмом, отправной точкой которого является идея о том, что природа достаточно щедро предлагает нам множество возможностей для проникновения в ее бесконечно продуктивную, вибрирующую основу, которую он определяет как natura naturans. Немочинский возвращает любимцев Пирса прошлых времен, Спинозу и Шеллинга, в американский прагматизм, а затем приправляет этот гибрид европейским антикорреляционизмом III тысячелетия, создавая один из самых острых вкладов в синтетический дискурс на сегодняшний день. В колебаниях между Атеосом Шеллинга и Пантеосом Спинозы возникает то, что сам Немочинский называет натуралистическим панэнтеизмом, который сразу же узнается по основанию синтетической пирамиды .

В тот самый момент, когда осуществляется этернализация, как отмечает Гераклит, бытие уже изменилось и переместилось в другое место истории. Платоников, конечно, беспокоит эпистемологическая невозможность де-факто познать и различить мобилистский мир, когда их очевидно неуклюжие этернализации являются единственным способом контакта с физической реальностью. Они снуют вокруг фетишистской мечты получить прямой доступ к существованию, которое постоянно ускользает от них. Когда реляционисты заявляют, что существование радикально контингентно, что будущее открыто, что все очевидно прочные законы могут быть изменены в любой момент, тогда мы, конечно, и к сожалению, можем отбросить все попытки достичь устойчивой универсальной теории всего для физики. Ведь именно этого фетиша реляционист лишает платониста; желание ощущать мир таким, каков он есть, и управлять им никогда не может быть реализовано никаким образом. Поймать мир в постоянно расширяющейся