РОС: Забытый род - Гарри Фокс

— Может, перестанешь верещать и начнешь готовиться к свадьбе?

Тишина.

Абсолютная, оглушительная тишина воцарилась за моей спиной. Даже мои подопечные замерли. Я обернулся на секунду.

Виолетта стояла посреди коридора, как статуя. Бледная. Глаза — огромные, круглые блюдца. Рот приоткрыт. Рука бессмысленно протянута в мою сторону. Весь ее вид кричал об одном: КАТАСТРОФИЧЕСКОМ ПЕРЕГРУЗЕ.

Я усмехнулся и повел людей дальше. Через пару секунд до меня донесся звук. Сначала — тихое аханье. Потом — нервное шарканье ногами на месте. Потом — сдавленный визг и топот каблучков, мечущихся в нерешительности.

— Свадьба? — донесся ее сдавленный шепот. — Свадьба?! Это же надо… А как он… А предложение? А… — ее голос сорвался в фальцет, — …я наверное слишком настаивала? Я его принуждаю? Он… так… а куда он делся?! — Пауза. Потом — оглушительный, истеричный вопль, от которого задрожали стекла в окнах: — ЛЕКС! ТЫ ОПЯТЬ УБЕЖАЛ ПО ЮБКАМ?!

Я только рассмеялся в ответ, ускоряя шаг. Пусть ищет. У меня теперь забот полным полно… спасенные уродцы. И матриархат трещит по швам. Аспид определенно получил свое зрелище. И оно было куда интереснее, чем он рассчитывал.

* * *

Тишина. Только тиканье старинных часов да шелест углей в камине. Я сидел в глубоком кожаном кресле у низкого столика из черного дерева. Передо мной — шахматная доска. Фигуры — из черного обсидиана и белого мрамора, холодные на ощупь. Напротив — пустое кресло.

Щелк.

Белый конь сам собой прыгнул на e5. В голове раздался знакомый маслянистый шипящий смех.

«Шах и мат через семь ходов, мышонок, — прошипел голос Аспида, звуча прямо в костях. — Ты как всегда предсказуем. Как мои дочки в их любовных романах. Ха-ха-ха!»

Я молча передвинул черного слона на c4, блокируя атаку. В мыслях ответил спокойно:

«Еще посмотрим, старина. Ты сегодня особенно болтлив. Навеселе после вчерашнего зрелища?»

«О, да!» — Аспид закатился шипящим смехом, от которого по коже побежали мурашки. — «Этот цирк с твоими «спасенными»! Золото! Чистое золото! Ты бы видел, что творилось на площади, пока ты сладко посапывал!» — В моем воображении всплыли картины: ночная площадь, факелы, толпа знатных дам Аспидиума, окружившая повозки с моими кандидатами. Григорий, Марк, Степан и Артем, сидели, как товар на витрине. — «Торги! Настоящие торги! За «писюны», как ты выражаешься! Летели состояния, Лекс! Поместья, шахты, фамильные драгоценности! Лора из «Стальных Кобр» заложила свою шпагу за право первая… э-э-э… «проверить боеспособность» Марка! А две знатные чуть не сцепились из-за молодого Артема! Ха! Их яды брызгали во все стороны! Прелесть! Лучшее развлечение за последние сто лет!»

Я передвинул ферзя, атакуя белую ладью. В мыслях усмехнулся:

«Рад, что повеселился. Надеюсь, хоть моим парням заплатят щедро?»

«О, они теперь богачи! Им осталось только выжить в объятиях своих новых… работодательниц. Ха!» — Аспид передвинул пешку, подставляя ладью под удар. — «Твой ход, пешка. Не затягивай, мне скучно.»

По комнате, как маятник гигантских часов, ходила Виолетта. Всю ночь. Ее каштановые волосы были растрепаны, изумрудные глаза горели лихорадочным блеском. Она бормотала себе под нос, жестикулируя, то заламывая руки, то прижимая их к пылающим щекам.

— …и платье… белое? Традиционно? Но черное — наш цвет, родной, элегантное… Ах! Но белое — невинность! Хотя кто поверит… — она закрутила прядь волос вокруг пальца. — …нижнее белье! Шелк? Черное? Алое? С кружевами? Или… или кожа? Нет, слишком! Он же может испугаться! Хотя… — она замерла, прикусив губу, затем резко зашагала дальше. — …сестры! Как уберечь его? Аманда точно подсыпет в вино возбуждающего! Элира… черт, после случая с револьверами я ее боюсь! Амалия… ооо, Амалия смотрит на него теперь как на икону! Надо поставить стражу! Лучше две! С «огнедышащими» арбалетами!…еда! Устрицы? Фазаны? Или что-то простое, родное… картошечка с грибами? Но откуда тут картошка?! — она схватилась за голову. — …церемония! На площади? В Зале Змеи? Папа должен благословить! А если он шутку дурацкую подшутит?! Оооох…Еще и Кассандра с охоты вернется. А как она отреагирует?!

Ее монолог лился непрерывным потоком тревоги, восторга и паранойи. Аспид в моей голове фыркнул.

«Слушаешь эту трескотню? — мысленно усмехнулся он. — Как белка в колесе. Века проходят, а они все те же: платья, белье, еда, ревность. Инстинкты, Лекс. Примитивные. Смешные.»

Я взял белую ладью своим ферзем. В мыслях парировал:

«Ты чего? Это же твоя дочь, по сути. Ты их создал, вдохнул силу, сделал тем, кто они есть. Они — твое отражение. Так что не смейся слишком громко.»

В голове воцарилась секундная тишина. Потом раздался низкий, задумчивый шипящий звук, похожий на кипение смолы.

«Моя? — прозвучал голос Аспида, вдруг лишенный насмешки. — Нет, мышонок. Я — их Бог. Источник. Начало. Но не отец. Они выросли в моей тени, впитали мою силу, мои… наклонности. Но их сумасшествие — их собственное. Как и твое. — Он передвинул короля, уходя от шаха. — Ты интереснее их. Гораздо. Ты… непредсказуемая игрушка. Моя любимая. И сейчас… — его голос снова зашипел с весельем, — …ты проиграл. Мат.»

На доске черный король был окружен. Вариантов не было. Я усмехнулся в тишине комнаты. Виолетта в этот момент вскрикнула, хлопнув себя по лбу:

— СВЯЩЕННИК! КТО БУДЕТ ВЕНЧАТЬ?! У НАС ЖЕ НЕТ МУЖСКИХ СВЯЩЕННИКОВ! АААА!

Я откинулся в кресле, глядя на побежденного короля, а затем — на свою невесту, мечущуюся по комнате в предсвадебном помешательстве. В голове Аспид тихо шипел от удовольствия. Игра продолжалась. И фигуры на доске реальности были куда интереснее шахматных.

Глава 19

Ледяной камень коридоров уже не давил — он принадлежал. Виолетта осталась позади, ее тревожное «Лексюша, только будь осторожен!» растворилось в гулкой тишине. Я шагал один. Но не как жертва, ведущая себя на убой. Как хозяин, возвращающийся в свои владения.

Стены, высеченные из черного базальта, дышали вековой тайной. Повсюду — змеи. Не просто орнамент. Живая символика рода. Они извивались на барельефах, впиваясь каменными клыками в мраморных грызунов. Окаймляли арки, сплетаясь в бесконечные узлы власти. Смотрели пустыми рубиновыми глазами из ниш — изваяния предков, застывшие в вечном шипении. Раньше их взгляды пробирали до костей. Теперь… они скользили по мне с молчаливым признанием.

Свечи в бронзовых змеевидных подсвечниках бросали пляшущие тени. Эти тени, казалось, кланялись глубже стражниц, замерших у проходов. Мои сапоги отдавались уверенным эхом по каменным плитам. Ни страха, ни настороженности — только благовейная тишина, сотканная из веков могущества этого места. И осознание, пронзительное и твердое, как рубин Перстня на моей руке: