РОС: Забытый род - Гарри Фокс

на стеснение или личный интерес. Чистая клиническая процедура. Она подошла к стопам, внимательно осмотрела пальцы ног, даже слегка пошевелила большим пальцем, словно проверяя сустав. Потом снова вернулась к торсу. Ее взгляд задержался… там. На "штуковине", которая, предательски, начала наливаться кровью, реагируя на близость, запах ее духов (горьковатая полынь и что-то дорогое, чуждое) и просто на невыносимость ситуации.

— Интересно, — пробормотала она себе под нос, не сводя глаз. — Реакция сохраняется даже в условиях выраженного стресса и дискомфорта. Упорная физиология. — Она сделала пометку в своей толстой книге, не отрываясь от объекта изучения. Карандаш скрипел по бумаге.

Я зажмурился. "Да заткнись ты, бедный стручок! Это не время и не место! Она же тебя как биоматериал изучает, а не как… ну, ты понял!" — яростно ругал я свое предательское тело мысленно. Но оно не слушалось. Видимо, где-то в глубине мозжечка сидел древний предок, кричавший: "Самка! Сильная! Опасная! ВАЖНО!"

Амалия наконец оторвала взгляд от моей промежности и посмотрела мне в лицо. В ее каре-зеленых глазах светился холодный научный интерес, смешанный с легкой, язвительной усмешкой.

Наконец, она отступила, закрыла книгу с глухим стуком.

— Все. Можешь одеваться.

— Фух. А я уж думал, ты начнешь меня препарировать, — усмехнулся я с облегчением, скатываясь со стола и торопливо натягивая трусы. Холод камня мгновенно сменился леденящим страхом, когда Амалия резко прижалась ко мне. Ее шелковый "халат" был тонким, я чувствовал все линии ее тела. Ее губы изогнулись в зловеще-игривую улыбку, а каре-зеленые глаза сверкнули опасным огнем.

— А ты хочешь так поиграть? — прошипела она, и ее дыхание обожгло шею.

Я отшатнулся, как от змеи, чуть не уронив трусы, которые все еще держал в руках.

— Ээ… нет, нет! — поспешно ответил я, чувствуя, как жар заливает лицо. — Мне хватит твоего осмотра. Могла бы быть понежнее. Я тебе не кусок мяса.

Амалия театрально закатила глаза, отступив на шаг и скрестив руки на груди. Шелк съехал, обнажив краешек.

— Если бы ты не возбудился от моих прикосновений, — произнесла она с ледяной усмешкой, — то прошло бы все намного быстрее. И менее… детально.

Я смущенно потупился, судорожно натягивая трусы и штаны.

— Это… нормальная реакция мужчины, — пробормотал я в оправдание. — На красивых, опасных женщин в полупрозрачных нарядах. Особенно когда они их щупают.

— Как скажешь, — улыбнулась Амалия, но в ее улыбке не было тепла. Только расчет и, возможно, капля удовлетворения от смущения. — Одевайся быстрее. Ты не свободен.

Я застегнул камзол, чувствуя себя чуть защищеннее.

— Я свободен? — все же переспросил я с надеждой.

— Нет, — ответила Амалия, указывая длинным пальцем с безупречным черным лаком на тяжелую, покрытую плесенью дубовую дверь в дальнем углу подвала. — Ты сейчас пойдешь в ту дверь. Пройдешь коридор. В конце, у подножия статуи Тотемного Аспида, лежит рубиновый осколок. Принесешь его мне. Это — знак, что ты дошел до конца. Потом вернешься. И мы продолжим.

Я посмотрел на дверь. Она выглядела древней и зловещей. От нее веяло еще большей сыростью и чем-то… животным.

— Но будет не все так просто, — констатировал я. Это не было вопросом.

— Неа, — захихикала Амалия, и этот звук был похож на шелест чешуи по камню. — Не так просто. Там… наработки. Неудачные проекты. Которые пора списать. Утилизировать. Ты поможешь. Активно.

— А что… кто там? — спросил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. "Наработки" звучало слишком уж безобидно для этого места.

— Те, кого род отверг, — холодно ответила Амалия. — Те, в ком кровь Аспида пробудилась уродливо. Недостаточно сильно. Или слишком… бесконтрольно. Они ждут. Ждут свежей плоти, чтобы утолить голод перед финалом. Твоя задача — пробежать. Дойти до статуи. Взять рубин. И вернуться живым. Стресс, мышонок. Глубинный, животный страх. Вот что разбудит твою силу. — Она подошла ближе, ее взгляд скользнул вниз, и легкая усмешка тронула ее губы. — И… твой "стручок" так и будет в меня упираться? Одевайся уже до конца, пока я его не укусила из чистого любопытства. Время пошло.

Она щелкнула пальцами. Где-то в глубине подвала раздался скрежет металла и приглушенный, многоногой поступью шорох за той самой дверью. Амалия смотрела на меня, ее каре-зеленые глаза светились холодным азартом ученого, готового наблюдать за реакцией подопытного на смертельный раздражитель.

Сердце бешено заколотилось. Рубин у статуи. Коридор. "Наработки". Голод. Укус Амалии в качестве альтернативы? Выбор был невелик. Я потянул потуже ремень камзола, бросил последний взгляд на Амалию — на ее смертельно-сладкую улыбку и опасный блеск глаз — и шагнул к зияющему черным провалом проему зловещей двери. Стресс, говорила она? Сейчас он накрыл меня с головой, холодный и липкий, как подвальная сырость.

Ледяной сквозняк из темного проема обжег лицо, когда я переступил порог. Дверь захлопнулась за спиной с финальным стуком, отрезав даже слабый свет подвала и Амалию с ее хищной улыбкой. Тишина. Не полная — где-то капала вода, но гулкая, давящая. И темнота. Непроглядная.

Я замер, вжимаясь спиной в шершавую, влажную каменную кладку. Сердце колотилось, как барабан в руках сумасшедшего. "Наработки. Списать. Утилизировать. Свежая плоть." Слова Амалии звенели в голове ледяными осколками.

И тогда они появились. Синие огни.

Не факелы. Не лампы. Призрачные, холодные шарики, размером с кулак. Они вспыхнули в темноте впереди, плывя по воздуху медленно, хаотично, как пьяные светляки. Их мертвенный свет выхватывал из мрака очертания: низкий, сводчатый туннель, грубо вырубленный в скале. Стены блестели от влаги и плесени. Под ногами — скользкие, неровные камни, меж которыми чернели лужи неизвестной жидкости. Воздух был густым, спертым, пахнущим сыростью, гнилью и… медью. Старой кровью.

Я двинулся вперед, ступая осторожно, стараясь не шуметь. Каждый шаг отдавался гулким эхом в каменной трубе. Синие огоньки плыли рядом, освещая путь на пару метров, их свет дрожал на мокрых стенах, создавая жуткие, пляшущие тени. Лабиринт. Да, Амалия не соврала. Туннель разветвлялся, уходил вниз под острым углом, петлял. Я шел на удачу, держась главного направления, чувствуя, как холодный пот стекает по спине под камзолом.

Тишину начали рвать звуки. Сначала тихие. Стоны. Глухие, протяжные, полные нечеловеческой тоски. Потом — хрипы. Как будто кто-то задыхался, захлебываясь собственной слюной. И бульканье. Противное, влажное, словно огромный пузырь лопался в глотке твари. А еще… рычание. Низкое, вибрационное, идущее не из одной глотки, а отовсюду — из боковых ответвлений, из-под сводов, из темноты впереди.

"Не попасться. Не попасться. Не попасться," — стучало в такт сердцу. Я ускорил шаг, скользя по мокрым камням, синие огоньки метались вокруг, словно встревоженные. Рычание усиливалось. Где-то совсем рядом послышался скрежет когтей по камню. Я