РОС: Забытый род - Гарри Фокс

Стопка бумаг казалась вдвое тяжелее под пристальным, дурманящим взглядом Амалии и ее шепотом в ухо. Я аккуратно закрыл верхнюю папку, стараясь не смотреть на висящую у камина картину со своим сжавшимся "другом".

— Я ознакомлюсь, — сказал я твердо, вставая. — И лично проведу с Виолеттой осмотр всего. Утром.

Амалия, все еще стоявшая сзади, робко коснулась кончиками пальцев моей груди сквозь ткань камзола. Ее прикосновение было легким, как паутина, но обжигающим.

— Я… я и сама могу показать, — прошептала она, ее голос вдруг стал хрипловатым, соблазнительным. — Все знаю. Каждый камень, каждую щель… — И прежде чем я успел отреагировать, ее губы коснулись мочки моего уха. Не поцелуй. Укус. Острый, болезненный, с нажимом. И следом — тихий, протяжный стон, вырвавшийся из ее горла. Такой чувственный, что по спине пробежали мурашки.

— Амалия, — я еле сдерживался, чувствуя, как волна желания накатывает вопреки воле. Голос звучал хрипло. Я повернулся к ней.

— Ах, да? — простонала она в ответ, запрокинув голову, ее глаза полуприкрылись. Она вела себя так, будто это я делал с ней что-то невероятно интимное, а не наоборот. Ее рука скользнула вниз по моему животу…

— Мое обещание стоит дорого, — я перехватил ее руку, не давая опуститься ниже. Глаза вспыхнули рубиновым предупреждением. — Я обещал Виолетте. Если хочешь… займи свою очередь. В списке. После свадьбы.

Ее лицо исказилось от обиды и ярости. Она не просто отпрянула. Она скользнула, как змея, и плюхнулась ко мне на колени, смахивая кипу драгоценных отчетов со стола на пол с грохотом. Ее роскошная грудь в багровом бархате буквально уперлась мне в лицо, перекрывая дыхание запахом полыни, духов и женской плоти.

— Я с кем вообще разговариваю?! — взорвался я, пытаясь отстраниться, но ее руки вцепились в мои волосы. — Графиня Амалия Аспидова? Или какая-то изголодавшаяся девица?!

Она чуток отстранилась, ее каре-зеленые глаза сверкнули обидой и фрустрацией. Нахмурилась.

— Это несправедливо! — выдохнула она, и в голосе зазвенели настоящие, детские слезы. — Я могу для тебя целый мир открыть! Знания! Власть! Доступ ко всему! А ты… ты заладил со своей Виолеттой! Как ребенок с новой игрушкой! Я… я…

Я не стал слушать. Инстинктивно, чтобы заткнуть этот поток истерики, я засунул указательный палец ей в рот.

Она замерла. Ее глаза расширились от шока. Потом… ее губы сомкнулись. Не больно. Но плотно. Она чуток прикусила подушечку пальца — предупреждающе, чувственно. А потом… начала медленно посасывать. Ее язык обвил палец, горячий и влажный. Взгляд не отрывался от моих глаз — вызов, смешанный с мольбой.

«ДА ТЫ… АХАХАХ!.. ДА КАК ТЫ ЕЕ?! ТЫ ЧЕГО?!» — в голове взорвался истерический, шипящий от восторга смех Аспида. «ЭТО ЖЕ ШЕДЕВР! ПАЛЬЦЕМ В РОТ! ДА ТЫ ГЕНИЙ УНИЖЕНИЯ, МЫШОНОК! АХАХА!»

— Успокойся, — прорычал я, глядя в ее полуприкрытые, мутные от возбуждения глаза. Палец был в плену ее рта. — Что ты как маленькое дитя? Всему свое время. Я должен мерить каждый свой шаг. А еще тут… ты напираешь. Слишком. Отпусти.

Она причмокнула, еще раз облизав палец, и неохотно разжала губы. Звук был влажным, неприличным.

— Укгу… — пронеслось что-то вроде согласия, но в ее взгляде все еще бушевала буря.

Я вытащил палец, мокрый и красный от ее слюны. Встал, сбрасывая ее с колен. Она сползла на ковер, как мешок, ее платье взъерошилось.

— Уже поздно. Я пойду, — сказал я, поднимая с пола кипу бумаг. Они были помяты, некоторые страницы выпали.

— А может… — она поднялась на колени, ее руки снова потянулись ко мне, глаза — огромные, полные отчаянного желания и обреченности. — …останетесь на ночь? Хоть… поспать? Рядом? Я не трону…

Я посмотрел на нее — на растрепанную, прекрасную, опасную, униженную и страстно желающую. На картину с голым собой. На разбросанные отчеты. Перстень горел на пальце.

— Тогда я точно не сдержусь, — сказал я тихо, но так, что она вздрогнула. — Не буди во мне зверя, Амалия. Не сегодня.

Я повернулся и пошел к двери, не оглядываясь. Слышал, как она поднялась. Слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание — смесь злости, неутоленной страсти и сдерживаемых рыданий. Чувствовал ее взгляд, горящий спину. Она нехотя поплелась за мной, как привязанная. Ее шпильки цокали по камню медленно, будто она шла на казнь.

У двери я остановился. Она стояла в полуметре, дрожа, сжав руки в кулаки. Не прощалась. Не пыталась удержать. Просто смотрела. Ее каре-зеленые глаза были огромными и пустыми.

Я открыл дверь и вышел в прохладный коридор, прижимая к груди драгоценные, мятые бумаги. Дверь захлопнулась за спиной с глухим, финальным стуком.

Тишина. Длиной в две секунды.

Потом из-за тяжелой дубовой двери донесся истошный, раздирающий крик. Крик чистой, безумной ярости и боли. Нечеловеческий. Как у раненой пантеры.

И сразу же — оглушительный звон бьющегося хрусталя и стекла. Бокалы. Бутылка. Летящие в стену с бешеной силой. Еще крик. Еще звон разбиваемого вдребезги ужина и, возможно, мебели.

«С огнем играешь, мышонок, — прошипел в голове довольный голос Аспида, едва различимый за какофонией разрушения. — «Прекрасно сыграно. Но помни — обожженная змея кусает больнее всего. Ха-ха-ха…»

Я ускорил шаг по коридору, направляясь к своим покоям. К Виолетте. К относительному спокойствию. За спиной, за дубовой дверью, продолжался адский концерт ярости отвергнутой Старшей Дочери. Игра продолжалась. И ставки только что взлетели до небес.

Глава 20

Холодный камень коридоров Западного крыла гулко отдавался под сапогами. Воздух здесь был другим — не пропитанный духами сестер, а затхлый, пыльный, с легким оттенком пота и мужского присутствия. Благо, Виолетта с ее свадебным безумием хоть ненадолго отвязалась. Ее общество, признаться, мне не претило — в ней была какая-то безумная искренность. Но эта гипертрофированная забота, вечные прикосновения, проверки, не замерз ли, не голоден ли, не устал ли… Будто я хрустальная ваза, а не выживший в Жатве и заставивший Старшую Сестру плакать от благоговения. Она перегибала палку.

Я шел проведать своих. Единственную группу в этом змеином гнезде, где не было женщин. Григория, Марка, Степана, Артема. Теперь еще и спасенных из подземного ада — два десятка изможденных теней, которых я вытащил из лап уродства. Нужно было убедиться, что с ними все в порядке. Что их кормят, поят, дали кров и не третируют «милостивые госпожи». Благо, после моего приказа и шока Амалии, их поселили прямо в замке, в Западном крыле. Не нужно было идти в сам Аспидиум, где каждый переулок таил риск быть «любезно приглашенным» в какой-нибудь будуар группой восторженных гопниц в юбках.

Сводчатые