Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

class="p1">Тсино кивнул, положил книгу на подоконник и поджал ноги, освобождая на длинной, крытой барсовой шкурой лавке немного места. Хинсдро улыбнулся, пересек небольшую опочивальню, приблизился и сел. Глубоко вдохнул: даже пахло тут… недворцово. Деревом от обшивки, травами, которые сын любил вешать по углам, медом и вишней – от стоящей здесь же, на подоконнике, чашки с взваром. Хинсдро эта комната всегда казалась другим миром: отсюда рано пропали игрушки, а вот мебели не прибавилось; от любых каменных безделушек Тсино отказался, зовя их промозглыми; все, что можно, забил книгами и свечами… какая-то келья монаха. И тоже ведь напоминает о Хельмо, у него в старом родительском тереме примерно так же, разве что всюду гуляют сквозняки.

Тсино не спешил поддерживать разговор, даже не спросил «Зачем ты тут?». Судя по отсутствующему взору, он думал о стороннем – может, о своей науке. Если и так, менее наблюдательным он не стал.

– Ты печальный, – произнес он наконец. – Что-нибудь случилось?

– Ничего нового, может, потому я действительно печалюсь, – откликнулся Хинсдро, блуждая взглядом по расписному своду: сплошь солнца, ветви яблонь, золотисто-лиловые птицы. Посмотрел на сына: – А что мне расскажешь ты? Чем сегодня занимался?

– Воевода Хэно, – глаза Тсино живо блеснули, – поставил меня на бревно! И сам туда вскочил. Он сказал, воину нужно отличное равновесие. Мы бились на мечах.

– Ты не упал? – встревожился Хинсдро. Тсино насупился. – Правда, что это я? Конечно, не упал, тебе отлично дается ратное дело.

– И меня прежде учил Хельмо. – Тсино задрал нос, но долго не важничал. – Есть от него вести? Скорее бы он вернулся! Наверняка уже разбивает один вражеский полк за другим!

Хинсдро поджал губы. Очень хотелось сообщить, что Хельмо далеко не в столь распрекрасных обстоятельствах. Интересно, как бы Тсино отнесся к тому, что «братик» не усмирил взбунтовавшийся город? Но зачем портить его ясное расположение духа и нагнетать?

– Да. Именно это он в скором времени и будет делать.

Просияв и пробормотав, что очень скучает, Тсино снова пододвинул к себе книгу. Вгляделся в черненые рисунки, поясняющие, как и для какой атаки выстраивать те или иные части, обвел пальцем самый большой – где пехотинцы стояли подобием наконечника стрелы. Несомненно, он вообразил ее острием Хельмо. Хинсдро же представил вдруг, как стрела эта сталкивается с другой такой же, летящей навстречу, и обе ломаются в щепки, не оставляя живых. Представил так кроваво, что пришлось тереть глаза. В голове зашумело.

– Я тут подумал… – вдруг начал Тсино. – Только не кричи. Это странные мысли.

Тон был теперь серьезным, голос он сильно понизил. Брови опять сдвинулись. Хинсдро взял себя в руки, мягко подался чуть вперед и уверил:

– Не буду, что ты. Поделись.

– Самозванка. – Тсино накрыл «стрелу» ладонью. – А она точно самозванка? Мне знаешь, что сказали мальчишки, которые бежали от границ? Что они видели ее с башен. Что она златокудрая, и голубоглазая, и командует войсками. Как всегда делал…

– Уж глаза-то они издалека вряд ли рассмотрели, – принужденно смеясь, перебил Хинсдро и тут же посерьезнел. – Тсино, ты же понимаешь, ты взрослый. Быть и казаться – разные вещи. Самозванка может вести себя как дочь Вайго, походить на дочь Вайго, утверждать, что она дочь Вайго… но обе дочери Вайго – и Димира, и Анута – мертвы. Если бы одна из девочек выбралась из пожара, как бы она оказалась вдруг в Осфолате? С другим именем, в роли жены королевича…

– Может, ее украли? – не успокаивался Тсино. Хинсдро покачал головой.

– Лунных при дворе тогда не было, вообще не было особо гостей. Думаю, о таком преступлении узнали бы быстро. Хотя буду честным… – Хинсдро помедлил, – не могу поклясться, что видел в окнах горящего терема обеих девочек. Я был слишком напуган, как и все, я звал твою мать, а когда не звал, смотрел лишь на государя.

– Значит…

– Это между нами, ладно? – поспешил оборвать Хинсдро. – Не стоит смущать народ, он и так ничего уже не понимает. Я уверен, царевны мертвы. В тереме обнаружили много обгоревших тел. Детей там было семеро.

Лицо Тсино не дрогнуло ни при упоминании матери, ни при последних словах, глаза остались ясными и холодными. Он только еще сильнее нахмурился.

– Почему государь так сделал? – Тсино закусил губу, опустил голову. – Заперся, поджег терем, и ведь еще, говорят, он там внутри ходил и убивал людей, да? И стрельцов, и бояр, и маму… Ты же с ним дружил. Ты знаешь? Он же… всегда добрый был, нет?

Хинсдро вздрогнул. Что ж, и в этой теплой комнате его нашел холод, пробрался под тяжелую парчу кафтана, под рубашку, даже под волосы – странно, если они не встали дыбом.

– Если бы я знал, я бы помешал, – ответил он с запинкой. – Но люди, отягощенные властью, часто совершают странные поступки, иногда – страшные. Очень.

Особенно когда теряют что-то или кого-то, держащего их в узде.

Он вздрогнул второй раз: Тсино вдруг крепко ухватил его за запястье. Пальцы задрожали, ладонь вспотела. Не нежным был этот жест, совсем.

– Значит, – Тсино округлил глаза, – и ты можешь сделать подобное?

То ли в дальнем коридоре, то ли в голове кто-то зашелся хохотом. Хинсдро сглотнул горький ком. В дальнем коридоре, конечно, стрельцы там играют в карты или кости. Или опять дразнят новенького сослуживца за напомаженные волосы.

– Боже, свет мой! – Он скорее засмеялся и накрыл руку сына другой рукой. – Что ты? Я ведь не Вайго, вполовину не так крут нравом.

– Но ты тоже стал царем… – Тсино все вглядывался в него, точно ища ранние признаки безумия в лице. Становилось неуютно. – Может, это как проклятье или болезнь?

Проклятье, болезнь и ярмо. Вот она какая – царева долюшка, прав сын. Постаравшись не задумываться об этом, придав голосу как можно больше уверенности, Хинсдро проговорил:

– Тебе уж точно ничего со мной не грозит, слишком я люблю тебя. Не бойся.

– Да я и не боюсь, так спросил, – поспешил улыбнуться Тсино, но губы его побледнели. – Мы с Хельмо ведь тебя тоже любим и тебе поможем. Ты не сойдешь с ума, потому что у тебя есть мы.

«С Хельмо…» Хинсдро тихо вздохнул.

– О да. Ваша помощь согревает мне сердце.

«Инада потеряна. Помощи не будет».

– Особенно Хельмо, – снова затянул свое Тсино, ерзая на скамье. – Скорее бы он пришел, да? Мне больше нравилось, когда он меня учил…

«Главное, чтобы людоеды не пришли раньше».

Тсино продолжил расписывать, как замечательно было учиться военным премудростям с Хельмо. Хинсдро смотрел на его оживившееся лицо, кивал и мрачно думал. Что бы ни ждало впереди, как бы все ни повернулось,