Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

стало отчего-то горько, тревожно. Он понимал: правильно передать благословение и благодарность. То, что содержалось в письме, определенно давало надежды и подтверждало: выбор предводителя Второго ополчения был верным. И все же…

– Пусть поторопится и не увлекается первыми удачами, – сухо сказал он. – Хитрости хитростями, но лунные в пути. И… – он помедлил, – по поводу денег наемникам. Они получат то, что обещано, здесь, так пусть и повторит. Я по-прежнему не могу ничего послать, в конце концов, это становится опасным.

Лицо юноши осталось предупредительно-бесстрастным. Он кивнул.

– Как угодно. Прощай, государь.

Чеканно развернулся, поспешил прочь. Хинсдро проводил его взглядом до ворот и только после этого затворил теремные двери. Ночь навалилась на него со всех сторон.

…Он прочел о том, что бунт в Инаде подавили вскоре после начала. А на следующий день Хельмо и некий блистательный иноземец уже вели армию, к которой прибавилось несколько сот ополченцев, вперед. Этому наверняка предшествовала цепь событий, которая не уместилась бы в одном письме. Но Хинсдро, невозможно усталому и по-прежнему смутно встревоженному, не хотелось о тех событиях даже гадать.

8. Цепь событий

– Ты точно в порядке? Готов?..

Хельмо кивнул, окинув Янгреда долгим взглядом. Особенно он задержался на окладистой черной бороде, в которой на заморский манер позвякивали медные бубенцы. Эта борода, скрыв почти всю нижнюю часть лица, сделала Янгреда неузнаваемым – как и богатый бордовый балахон поверх доспехов, как и густо-смуглый цвет лица, которого удалось добиться при помощи отвара из ромашки и луковой шелухи. Дальше осталось только зачернить брови и убрать волосы под чалму. С собой Хельмо проделал все то же, с одной разницей – оделся в зеленое, чалму нацепил желтую как цыплячий пух. Значительно преобразиться пришлось и «команде»; поглядывая на обнаженных по пояс, всячески изображающих матросское рвение солдат, Хельмо боялся одного: как бы грим не потек на жаре. Только не сейчас – корабль «Морской алмаз» уже входил в порт. С борта можно было рассмотреть башни, сады и бесконечное море чужих парусов.

Поворачивая штурвал, Янгред все-таки цокнул языком и завел свое:

– Говорю же, план со взрывом стен был проще…

– Впустить войска через ворота резоннее. – Хельмо нервно облизнул губы. – И человечнее.

– Но туда ведь нужно добраться? Через полгорода, молясь, чтобы никто ничего не заподозрил? – Янгред поскреб кожу ногтями, слабо дернул себя за бороду. – По-моему, очень заметно, что эта дрянь сваляна из лошадиного хвоста.

Хельмо улыбнулся. Его лицо тоже омерзительно кололо, а по спине под кольчугой катился пот. Но жаловаться было некогда, и он лишь, бодрясь, спросил:

– А не устрашились ли вы, огнейшество? Многовато ворчания.

Янгред, кажется, ухмыльнулся, густо подведенные глаза блеснули. Сделав знак «матросам» спускать часть парусов, он отозвался:

– Пришвартуемся – и увидишь, как я боюсь.

Хельмо не решился признаться, что самому-то ему страшновато. Страх креп с каждой минутой, с каждой волной, через которую грузно переваливался корабль, следуя за лоцманским суденышком. Только бы ничего не сорвалось… Хельмо обернулся. Высыпавшие на палубу девушки в мешковатых одеждах, скрывающих все, кроме подведенных глаз, посмотрели на него в ответ. Та, что стояла впереди, подмигнула. Бояться было нельзя.

– Я думал, ты вообще не поддержишь меня, – прошептал он Янгреду. – Ты прав, все это безумие.

– Любишь ты это слово. – Янгред поморщился. – Прекращай. Тем более, у нас отборный товар. – Он лукаво покосился назад. – Две дюжины отборных рабынь, кто устоит?

Хельмо кивнул, но сердце по-прежнему сжималось.

…Ночью, когда рыцари, ушедшие в Инаду, предупредили об опасности, взять город не удалось. В первые минуты после того, как «потешные» искры взметнулись в небо, думать об атаке было вовсе некогда. Имшин поступила умнее, чем мог предугадать даже Янгред, – морем выслала из города отряд и запустила лагерю в тыл. Бой начался на участке леса, что примыкал к побережью, еще несколько отрядов появилось из-за ворот. К счастью, инадцы, поняв, что план с зельем не сработал, быстро обратились в бегство. Но стоило броситься в погоню, и башенные пушки ответили стрельбой; орудия вывели и на укрепления вдоль стены – все пространство близ ворот простреливалось. Атаки в потемках оставили. Собрали совет.

Одного из напавших захватили, но добились от него немногого. Знал он лишь слухи: мол, не желает город больше быть острарским. Янгред оказался прав даже в большей степени, чем думал: не с Лусиль началась измена, Имшин и прежде склоняла мужа к простому: «Не Сычу мы присягали. Налоги дерет, плодит храмы попам на радость, а как питьевую воду нашу очистить или пару лекарей прислать – так нет денег». Карсо держался даже в Смуту. Бояре раскололись примерно поровну. Но вот наместника не стало, и все противники бунта, оставшись без его защиты, оказались в опале. Наступила бы тишина – до первого налогового сбора – но объявился Янгред, а за ним Хельмо. Враги. Царевы шавки. «А ты, ты что думаешь, ты сам кому верен, разве шавка я?» – обратился Хельмо к пленнику, но тот лишь, вытерев окровавленное лицо, смерил его тяжелым взглядом: «Я не думаю. Я служивый человек. Что сказал боярин мой, то и делаю. Дом защищу, что от тебя, что с тобой вместе».

Утром атаковали повторно, тоже неудачно. На новом совете Янгред напомнил, что мортир хватит, чтобы снести верхушку башни и, если рискнуть приблизиться, – пробить ворота. Хельмо отказался, вызвав недовольство огненных, да и многих своих. У всех были доводы. Восьмерица зло твердила, что «миловаться» с Инадой нечего, сломить, наказать – и ладно. Хайранг и Инельхалль рвались на помощь плененным рыцарям, но требовали предельной дипломатической осторожности. Некоторые их сослуживцы предлагали бросить город и начать поход, опасаясь, что не получат денег: в договоре с Хинсдро не говорилось об участии в «распрях». Хельмо внимал всем, с ужасом понимая: нужно справиться любой ценой. Не на кого надеяться. Проиграет сейчас – собственные солдаты, и так-то неуверенные в судьбе страны, окончательно падут духом, а чужие не признают в нем лидера, равного Янгреду. Равного… тот все молчал, в лицо не глядел, от чего становилось еще хуже.

В конце концов, когда сторонники и противники штурма начали ругаться всерьез, кто-то обозвал Инельхалль «бабой-дурой» и все схватились за оружие, Хельмо вышел в центр круга командующих и оборвал споры взмахом руки. Наверное, вид у него был как у ожившего покойника: кровь отхлынула от лица, голова кружилась. Не сразу, но настала тишина. Ледяной Клинок, напоследок сердито на кого-то пошипев, убрала в ножны меч.

– В Инаде, – собравшись, заговорил Хельмо с паузами, чтобы выровнять дыхание и чтобы успевал переводчик Свергенхайма, – наши союзники. От нее я жду