Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник) - Валерий Могильницкий

— Помнишь, я говорил, что ты будешь настоящим капитаном? Как я рад, что мое предвидение сбылось! И сегодня я уверен, что ты потянешь и на кортик адмирала… Дождусь ли я этого часа?

Отец не дождался желанного часа, вскоре скончался. Но прогноз его оправдался — в 1938 году Теодор Юльевич Спаде стал адмиралом. И если бы не присоединение Латвии к СССР, его карьера успешно продолжалась бы… А так она неожиданно прервалась в 1940 году — Теодор Спаде стал «врагом народа».

Его не били и не пытали, не заставляли признаваться в сотрудничестве с Колчаком и Врангелем… Его послужной список сам говорил о том, что он воевал не на стороне красных, а белых. Так сложились его жизнь, его время… И он нисколько не жалел, не клял судьбу за то, что был знаком с адмиралом Александром Васильевичем Колчаком, который научил его закладывать минные заграждения на море. Он преклонялся перед этим адмиралом, которого считал талантливейшим человеком. Ибо Александр Васильевич был не только выдающимся российским флотоводцем, ученым, но и композитором. Мало кто знает, что музыку бессмертного романса В.П. Чуевского «Гори, гори, моя звезда» написал не кто иной как адмирал царского флота Александр Васильевич Колчак. Т.Ю. Спаде бывал у него в гостях в Севастополе. Похожий на татарского воина времен Батыя, с большими карими глазами Колчак был очень гостеприимным хозяином. В один из вечеров гости попросили его сыграть что-нибудь на пианино. И вместо «что-нибудь» услышали чудесный неповторимый романс… «Гори, гори, моя звезда!» — пел хорошо поставленным голосом Александр Васильевич.

Теодор Спаде был яростным приверженцем политики Колчака, который стремился возродить славу русского флота после позора Цусимы. Уже в 1914 году Колчак был известен как отважный капитан эскадренного миноносца, вдумчивый полярный исследователь, гидрограф, мастер морского минного дела… Он был награжден орденом Святого Георгия, именным золотым оружием. Он свято берег свой кортик адмирала. Но когда взбунтовавшиеся матросы потребовали от него сдать георгиевский кортик, то Колчак сказал:

— Не вы вручали мне почетное оружие, не вам его отдавать.

С этими словами он бросил золотой кортик за борт в бушующие волны Черного моря, где тот покоится и поныне.

В отличие от Колчака адмирал Спаде никогда не расставался со своим кортиком, всегда носил его в ножнах на портупее. Но во время ареста большевистские головорезы Сталина отобрали у Теодора Юльевича кортик.

Он никогда в жизни не плакал, а тут… крупные слезы безмолвно закапали у него из глаз. Вместе с кортиком у него забирали все его мечты о будущем латвийского флота, предлагая взамен крутой поворот в судьбе вниз, в гущу народных масс, попранных большевиками. С него сняли даже тельняшку, бросив ему зэковскую робу. Он только и успел сказать любимое слово «черного барона» Петра Николаевича Врангеля: «Не сломите». Тот произносил его всякий раз, когда начинались тяжелые бои с немцами в Первую мировую, когда защищал Крым от «красной нечисти»…

Бедный главнокомандующий Русской Армией! Как шепотом сообщили Спаде новые друзья — зэки, он был отравлен в 1928 году агентом большевиков.

Находясь в ссылке в Казахстане, Спаде узнал о начале войны с фашистской Германией, внимательно следил за ходом боевых действий советских моряков. Он остро переживал за судьбу латвийского флота, его восхищало, что корабль «Вирсайтис», которым он когда-то командовал, активно участвовал в героической обороне Ленинграда, поддерживая артиллерийским огнем сухопутные части Красной Армии.

Когда Спаде уже жил в Темиртау, то узнал от одного военного, пациента инфекционной больницы, что его «Вирсайтис» погиб, перевозя с полуострова Ханко (Гангут) советских воинов в Кронштадт, подорвавшись на немецкой мине. Спаде написал письмо правительству СССР, чтобы поднять легендарный корабль со дна Балтийского моря. Такая попытка позже была предпринята, но безуспешно. Так и лежит на дне моря любимый корабль Спаде — с пробоинами, обросший ракушками и морской травой…

В годы Великой Отечественной войны Теодор Юльевич несколько раз отправлял письма Сталину с просьбой послать его на фронт. Но ответа на свои обращения не получал. «Не доверяют», — мучительно думал Спаде, и сердце обжигало горькой обидой.

Только в 1954 году, после смерти Сталина, Теодору Юльевичу вернули адмиральские погоны и его любимый кортик. Но на этом «полная реабилитация» адмирала Спаде и закончилась, ему запретили жить в Латвии, отправив в ссылку в Темиртау. Здесь он обрел новых товарищей, особенно подружился с писателем Владимиром Исааковичем Левицким, тоже сосланным в город металлургов на вечное поселение. Тот заинтересовался судьбой Теодора Юльевича, хотел написать о нем роман, но вскоре писателя освободили из-за отсутствия состава преступления.

Написал ли он книгу о Спаде? Нет, видимо, забыл о своем герое.

Теодор Спаде так и не дождался разрешения на возвращение в Латвию. Он умер в полном одиночестве в Темиртау в 1970 году. Его кортик соседи по дому, где жил Спаде, отправили в исторический музей в Ригу. А позже из Латвии приехали представители новой власти. Они перевезли прах Теодора Спаде из Темиртау в Ригу, где перезахоронили его со всеми почестями на Лесном кладбище. Так доблестный адмирал спустя многие годы вернулся на родную землю. Он стал национальным героем Латвии.

Глава двадцать четвертая

Письма Светланы Гронской

Впервые об Иване Михайловиче Гронском я узнал из уст карагандинского поэта Игоря Шишканова. Он обратился ко мне с просьбой помочь в издании своего сборника стихов «Преображение». Вскоре Игорь принес рукопись. Я был покорен родниковой чистотой его стихов, их образностью. И сказал ему:

— Сборник твой издадим, но скажи: откуда в тебе такой талант?

Он ответил образно, чуть игриво:

— От природы, от зари, от неба… — и добавил: — А еще немного от Литинститута, от Ивана Михайловича Гронского. Ведь это он рекомендовал меня в литературный вуз, благословил мои первые стихи.

Отец Игоря — почетный гражданин Караганды Виктор Григорьевич Шишканов — подтвердил:

— Да, да, первым поддержал моего сына Гронский. Замечательный был человек, бескорыстный… Игорь некоторое время даже жил в Москве на квартире Гронских, с любезного позволения Ивана Михайловича, пока не получил место в студенческом общежитии.

К сожалению, где-то на четвертом курсе молодого поэта исключили из Литинститута с убийственной для него формулировкой: «творческая несостоятельность». На самом деле все обстояло иначе: не за это пострадал Игорь Шишканов (его стихи были безупречными с точки зрения литературной), а за анекдоты о шамкающем генсеке Леониде Ильиче Брежневе…