Зелень. Трава. Благодать. - Шон Макбрайд

Сес снова кричит мне. Йоу, Генри, мы здесь.

Тухи дружно наклоняются к ней, стараясь заткнуть, и неловко улыбаются соседям. Извините, что вас напугали. Остальные наши дети ведут себя намного лучше. Посмотрите: вон тот служка — это наш сын.

— Уже толпа народу, — отступив от двери, сообщаю я Гарри.

— Черт. Почему я всегда нервничаю перед мессой? — говорит Гарри.

В вестибюль заходит Эйс, жених. Я приятно удивлен состоянием его шевелюры: волосы хорошо расчесаны и уложены гелем. С ним свидетель и еще двое парней: оба стрижены под ежик и от этого смахивают на бульдогов; группу замыкает Бобби Джеймс, не иначе в качестве подружки невесты.

— Генри, Гарри, нате, глотните, — призывает нас Эйс, слишком крепко пожимая нам руки и утирая платком лоб, а его друзья тем временем моментально разыгрывают бутылку алтарного вина. Заходит Бобби Джеймс, но ему достается уже пустая бутылка. У него из-за спины появляется святой отец.

— Прошу прощения, сеньорита Джеймс, не осталось ли в бутылке глотка и для меня тоже? — спрашивает он.

— He-а, уже все вылакали, святой отец, — констатирует Бобби.

— Ну тогда сгоняй, принеси мне еще одну. Не могу же я с пустым баком идти служить мессу. Кто у нас тут жених? Ага, вижу, наверное, вон тот, что свисает со стула, будто словил пулю в живот. А ты что думал — дальше только хуже будет. Дай только срок, поживи подольше в браке. Вот именно поэтому я и пошел в священники. Ага, спасибо, Джеймси. Так, теперь мне двадцать пять баксов за венчание и еще три по столько сверху.

— Вот, падре, держите, — говорит свидетель и протягивает ему пять двадцаток.

— Чувак, ты перепутал, я тебе не падре. Работаю к северу от границы. Слышите? Коротышка заиграл на органе. Это нам сигнал. Надеюсь, подружки невесты на этот раз будут получше. А то в прошлый раз были одни сплошные шалавы малолетние и старые ведьмы, никакой тебе золотой середины. Соберись, сын мой. Не стоит так нервничать. Не успеешь оглянуться, как уже разведен.

— Ну, спасибо, святой отец, — говорит Эйс.

— Да я ж тебе на очке играю, а ты, идиот, ведешься.

— Тьфу.

— Кстати, об очке, — говорит святой отец. — Не знаю, у кого как, а мое скоро в этом наряде изжарится окончательно. Давайте, двигать пора.

Эйс нервно сглатывает. Свидетель поправляет галстук. Выходим в зал. Шоу начинается.

Леди и джентльмены, добро пожаловать в темную пещеру церкви Святого Игнатия, что стоит в самом центре Холмсбурга в солнечной Филадельфии. Итак, все приготовились: скоро начнется служба. Температура снаружи –28 градусов и продолжает повышаться, относительная влажность воздуха значительно превышает норму. Температура внутри –37 градусов, относительная влажность воздуха превышает норму еще больше, тем не менее в аду все равно жарче, а посему просим сбавить тон и не очень-то возмущаться, не сметь никому расстегивать верхние пуговицы. И ну-ка все разом заткнулись. И не вешать носы. А теперь откроем же наши сердца и бумажники. Не забываем склонить головы перед картинами, вон теми, за алтарем, на которых изображены святые Джулиус Ирвинг, Роберт Кларк и Ричард Эшберн. Вот так, хорошо, а теперь возожжем свечу у ног изваяний Христа и Марии, корчащихся в страшных муках на алтаре. Их сердца растерзаны терниями и пылают, словно поминальные свечи, купленные прихожанами по доллару за штуку и поставленные ими здесь в память об усопших.

Наверху, в противоположном конце зала, жирная карлица выколачивает леденящие душу аккорды из органа, который сам по себе древнее любой Библии, и, пожалуй, подобного больше нигде не услышишь, кроме как здесь да еще в замке у Дракулы. Внизу дерутся за место на скамьях. Над разгоряченными головами несутся звуки церковных хоралов. Подвешенные к потолку крестообразные люстры — все присутствующие в курсе, что в каждую вделано по камере, — снимают все происходящее на пленку, чтобы потом было что представить на Страшном Суде в качестве вещдока. По высокому потолку церкви бежит трещина, оставшаяся после землетрясений, накликанных теми самыми закоснелыми грешниками, которые как раз сейчас возвращаются в церковь в поисках утраченного Бога. Исповедальни временно переквалифицировались в едальни: кому холодное пиво, хот-доги? Вся паства поднялась с мест и поет «Сияй на нашем знамени, Путеводная звезда» и «Вперед, ура, и да здравствует Дева Мария». Перед фронтоном церкви проходит телка в бикини и с плакатом СВАДЕБНОЕ ШЕСТВИЕ. Диктор представляет подружек невесты так, будто вместо них сюда явилась первая пятерка игроков «Сиксерз». Плавучее световое пятно прожектора выхватывает из толпы Грейс, только ее одну. Она смотрит прямо на меня, на ней сногсшибательное зеленое платье с тоненькими бретельками и глубоким вырезом, специально чтобы был виден кулон с фальшивыми бриллиантами и символикой «Филлиз».

Теперь мой мозг работает уже не в таком бешеном темпе, и сердце немного успокаивается. Пару раз моргаю — и вот церковь снова такая, какой и должна быть на самом деле. Грейс сидит рядом с мамой посередине скамьи между семейством Тухи с одной стороны и семейством Куни с другой. В то время как Грейс с радостной улыбкой смотрит на меня, Сесилия пристально смотрит на миссис Куни, которая, в свою очередь, пристально смотрит на Фрэнсиса Младшего, который, в свою очередь, пристально смотрит на Стивена, который просто смотрит куда-то в пространство и не чувствует на себе ни пристального взгляда Фрэнсиса Младшего, ни еще более пристального взгляда Ральфа Куни. Здесь же рядом, на своих местах, мирно спят Фрэнни и мистер Куни. Арчи спит в инвалидном кресле, стоящем в проходе у края скамьи. Сес одну за одной вынимает картонки с фотографиями бейсболистов из сумочки, сшитой из искусственного меха, и пуляется ими в Арчи до тех пор, пока одна не попадает ему по лицу и он не просыпается. Следом за ним просыпается мистер Куни и видит всю сложную систему непересекающихся взглядов, равно как и всю сложность отношений между двумя семьями. Ну и картина: я чуть не падаю в обморок, но воздушный поцелуй Грейс в последний момент позволяет мне сохранить равновесие.

Мистер Джеймс подводит Джинни к алтарю, поднимает с ее лица вуаль и оставляет рядом с плачущим Эйсом. Глядя на него, Бобби Джеймс тоже пускается в слезы, но вдруг замечает, как мы с Гарри над ним смеемся, хмурится и надувает пузырь. Не отрываясь от молитвенника, святой отец вырывает жвачку у Бобби Джеймса изо рта и начинает талдычить молитвы по тексту — Отец наш Небесный, к Тебе обращаем молитвы наши бла бла бла и вот стоят пред Тобой эти двое блам блам блам… — меж тем прихожане кто медленно засыпает, а кто ловит руками мошкару. Наконец Джинни говорит Да, согласна, Эйс говорит Думаю, согласен, они целуются, толпа извергается из дверей церкви на улицу, вслед за ними, осыпаемые рисовым дождем, на свет божий выходят и жених с невестой. Здесь на доске объявлений церкви Святого Игнатия висит, по всей вероятности прикрепленная не кем иным, как Стивеном Джозефом Тухи, табличка, которая гласит: ВОПРОСЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ.

Месса окончена, и паства вываливается из церкви наружу, навстречу солнечному свету. Новоиспеченные жених с невестой позируют перед фотокамерой вместе с друзьями и родственниками на газоне между церковью и домом священника на фоне арки со статуей святого Иуды с надписью на постаменте В ДАР ЦЕРКВИ ОТ ДЭНА И ДОРОТИ ПОТТЕР. Рядом школьная доска, которую на прошлой неделе изрядно пьяный отец Альминде приделал цепями сюда же, на ту же самую арку, чтобы никакие нечестивцы не смогли приделать ей ноги. Священники, как всегда после мессы, продают прямо с доски удачу и кексы, словом, все, что только может принести им баксы. Сама доска, доставленная сюда прямиком из кабинета для второклашек после того, как некто вырезал на ней пентаграмму, учинив тем самым охренительно громкий скандал, и возраст которой составляет по меньшей мере лет семьдесят, имеет на данный момент рыночную стоимость в 22 доллара 50 центов. Но никто все равно не станет ее покупать, даже если сам святой Иуда вдруг оживет и объявит во всеуслышание о насущной необходимости это сделать. Однако людям, которые ходят в платье, достающем им до лодыжек, напиваются алтарным вином как последние алкаши и спорят с дьяволом о чистоте прибылей, подобные вещи не кажутся столь уж очевидными.

Семейство Куни расположилось особняком на церковных ступенях ближе всех к дому священника. Берни с Донной тихо, но ожесточенно ругаются. Ральф сидит на ступеньках и занят тем, что пытается ослабить галстук, а одновременно не отрываясь смотрит на то исчезающий, то появляющийся вновь огонек зажигалки, которую держит в руке. О’Дрейны (их я вообще в церкви не видел) стоят на другом краю лестницы, ближе к кладбищу. Они молчат, смотрят на народ, шатающийся вокруг, и явно чувствуют себя не в своей тарелке. Им здесь определенно не по себе. Позади них частым пунктиром уходят вдаль ряды могильных плит, отмечая собой бесконечные ряды мертвых костей, лежащих под ними. Тухи остановились на полпути между тротуаром и церковной лестницей. Фрэнсис Младший и Сесилия огрызаются друг на дружку, точно так же, как и Куни невдалеке от них. Сес чем-то кидается в Арчи, который уже успел присоединиться к своим родителям. Фрэн наблюдает за суетой на газоне, где все пытаются влезть в кадр. Стивен стоит на Ав в стороне от толпы, прислонившись к почтовому ящику (федеральное преступление), и провожает глазами снующие мимо туда-сюда троллейбусы. Мы с Гарри стоим по обе руки от святого отца, а он занят тем, что отмахивается от занудных старух и всовывает свои визитки молодым мамашам и взрослым дочкам между их благословенных сисек — но тут вдруг замечает толпу на газоне.