Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

Филос открыл рот, чтобы заговорить, но в этот момент раздался голос Фраура:

– Сиес! – громко воскликнул он.

Когда они вчетвером вошли, Сиес не успел разглядеть давно «умершего» ледомца. Теперь же он перевел на него свой взгляд, присмотрелся и узнал тонкие красивые черты человека, которого все считали погибшим. Фраур же улыбнулся, соединил свои ладони, и перед ним возникло зеркальное поле. Это была поистине дьявольская игра: показав Сиесу в зеркале свое лицо, через мгновение Фраур заменил его изображением самого Сиеса. Сиес, ошеломленный, не понимал, чему верить – зеркалу или своим глазам.

– Убери зеркало! – почти закричал Сиес. – Фраур! Это ты?

Тяжело дыша, он подошел к неосязаемому полотну зеркала. Филос встал рядом с Фрауром и взял зеркало под свой контроль. Фраур же отошел, и Филос принялся водить Сиеса по комнате как загипнотизированную птицу, после чего резким движением убрал зеркало и, представ перед Сиесом в своем обычном обличье, улыбнулся.

И в это время Фраур, стоя позади Сиеса, позвал:

– Сиес!

Все это время Чарли Джонс возился с циферблатами управления машиной времени. Он установил один циферблат, второй, третий, четвертый, нажал на кнопку, после чего втолкнул Саутин внутрь машины и нырнул туда сам, по пути потащив за собой дверь. Последнее, что он увидел, было лицо Сиеса, который, поняв, что происходит, оттолкнул Фраура и бросился к циферблатам.

Они упали на пол кабины. Несколько мгновений они лежали в неподвижности, после чего Чарли встал на колени и обнял девушку за плечи.

– Я хотела попрощаться с ними, – прошептала Саутин.

– Все будет хорошо, – отозвался Чарли, гладя ее по голове.

И вдруг он рассмеялся – это могла быть и реакция на пережитый стресс.

– Посмотри, как мы одеты! – сказал он.

Саутин посмотрела – сначала на себя, потом повернула испуганное лицо к нему.

– Ну и костюмчики у нас! – усмехнулся Чарли. – Это будет забавно – мы появимся там, на лестнице, я – в костюме Супермена, а ты…

Саутин поглубже, насколько смогла, закуталась в свой плащ с высоким воротником.

– Я не знаю, что мне делать, – сказала она. – Я такая…

Она скользнула взглядом к споррану, прикрывавшему низ ее тела.

– Это все неправильно, – проговорила она, и в голосе ее зазвучала храбрость человека, отчаявшегося на исповедь. – У меня там нет… Как ты думаешь, они узнают? А если узнают, то что?

Чарли вдруг перестал смеяться и сказал вполне серьезно, стараясь звучать убедительно:

– Ничего. Все будет хорошо.

– Мне так страшно, – сказала Саутин.

– Скоро не нужно будет ничего бояться, – сказал Чарли.

И подумал про себя – и мне тоже. Вряд ли Филос отправил бы свою дочь в ту временную точку, когда человечество подожгло фитиль и спалило себя в огне ядерной катастрофы. А вдруг он именно это и сделал? Но тогда стоило ли жертвовать жизнью Саутин только для того, чтобы она год, месяц или даже день провела среди существ, подобных себе?

Жаль, что Филоса уже не спросить.

– Сколько нам здесь сидеть? – спросила девушка.

Чарли взглянул на дверь.

– Не знаю, – ответил он. – Сиес говорит, мгновенно. По крайней мере, если двигаться сюда, в Ледом. Дверь не откроется, пока машина…

Он хотел сказать «едет», потом – «путешествует», потом – «работает», и все эти слова показались ему неверными.

– Думаю, дверь не откроется, пока мы не прибудем на место, – сказал он наконец.

– А ты не попробуешь?

– Попробую, – отозвался он, но с места так и не сдвинулся.

– Не бойся, – сказала Саутин.

Чарли Джонс подошел к двери и открыл ее.

– Благослови, боженька, мамочку и папочку, а еще бабушку Салли и бабушку Феликс, а еще, наверное, Дейви, – поет Карен под какую-то свою мелодию. – А еще…

– Продолжай, милая. Нужно сказать что-то еще?

Карен секунду раздумывает и говорит:

– Боженька, благослови боженьку, аминь.

– Это очень хорошо, милая. Но почему ты так сказала?

– А я всегда благословляю тех, кто меня любит…

Чарли Джонс открыл дверь, и в машину времени хлынул серебристый свет, который было трудно с чем-то спутать – это был свет Первого медицинского центра.

– Ты кое-что забыл, – прозвучал голос.

Это Миелвис.

Позади Чарли раздался сдавленный вскрик. Не оборачиваясь, он выпалил:

– Оставайся на месте.

Но Саутин неожиданно скользнула мимо Чарли, мимо Сиеса, Миелвиса, Назива и Гросида, которые, глядя на нее широко раскрытыми глазами, стояли возле дверей машины времени, и бросилась к Филосу и Фрауру, неподвижно лежавшим на полу. Руки лежавших были сложены на груди, ноги безвольно раскинуты в стороны. Некоторое время было слышно лишь прерывистое дыхание девушки.

– Вы убили их! – проговорил Чарли голосом, полным ненависти. – А еще вы убили их ребенка.

Ему не ответили, если не считать ответом потупленный взгляд Назива.

А Миелвис спросил:

– Ну, так как?

Чарли понимал, что эти слова относятся к последней реплике Миелвиса.

– Я ничего не забыл! – ответил Чарли. – Филос должен был все вам доложить. Я умею держать обещание.

– Филос уже не сможет ничего доложить.

– Это ваша вина. Как насчет нашей договоренности?

– Мы тоже держим свои обещания.

– Тогда выполняйте!

Миелвис покачал головой.

– Сперва – твое мнение о Ледоме, – сказал он.

Терять Чарли было нечего. Он прищурился и, четко выговаривая слова, произнес:

– Вы – самая гнусная шайка извращенцев, которая когда-либо жила на этой планете.

Среди ледомцев словно ветер прошуршал – не звук, но движение. Наконец, после минутного молчания, Миелвис сказал:

– Почему ты изменил свое мнение о Ледоме? Что повлияло на тебя, Чарли Джонс?

– Правда.

– Что за правда?

– Нет здесь никакой мутации.

Миелвис улыбнулся.

– Разве есть разница – производим изменения мы или природа? Чем мы хуже, чем какой-нибудь случайный сбой в геноме?

– Вы хуже, потому что делаете это сознательно.

Чарли глубоко вздохнул и едва не плюнул.

– Филос открыл мне ваш истинный возраст. То, что вы творите – зло! Мужчины женятся на мужчинах, инцест, извращения – все самое гнусное у вас – норма.

– И какой процент представителей твоей культуры разделили бы твое мнение, – спросил Миелвис вежливо, – если бы они владели той информацией, которой владеешь ты?

– Сто два процента, если угодно! – прорычал Чарли.

– Но если бы наша культура появилась как результат мутации, ты считал бы нас невинными?

– Мутация – естественный процесс. То, что делаете вы, – против законов природы.

– А разве человеческий ум – не часть природы? Чем он тогда принципиально отличается от вызывающих мутацию космических частиц?

– Космические лучи подчиняются физическим законам природы, а вы идете против них.

– А разве homo sapiens не идет против законов природы? – спросил Миелвис. – Вы отвергли главный из них – закон естественного отбора.

И, помолчав, спросил:

– Скажи мне, Чарли Джонс! Что homo sapiens сделали бы с нами, если бы мы жили бок о бок, и они знали бы наши тайны?

– Мы бы уничтожили вас до последнего изувеченного вами младенца, – холодно ответил Чарли. – А его бы показывали в цирке. Это все, что я хочу сказать. А теперь – отправляйте меня отсюда!

Миелвис вздохнул, а Назив неожиданно произнес:

– Да, Миелвис, ты был прав.

Миелвис посмотрел на Чарли и сказал:

– Назив считал, что мы должны открыться homo sapiens и поделиться с ними нашими инструментами управления А-полем, а также