Федеральный наемник - Владимир Гурвич

Ничего нет. Удивительно, но я повеселел. Не то, что другие, я сам не замечу своей смерти, я исчезну иэ этого мира подобно легкому дымку от сигареты. Меня закопают без похорон и речей, и я навсегда соединюсь с этой чужой мне землей. Да и не все равно ли где лежать. Там, на глубине — полный интернационал, там отсутствует понятие Родины, национальности, занимаемой должности, там всем одинаково хорошо или плохо.

В четвером мы спустились вниз. Арчил, как местный, должен был нас провести через пост. Мы шли прямо по направлению к нему. В том месте, где это и должно было произойти, нас окружили трое боевиков, которые наставили на нас автоматы.

— «Смерть неверным», — назвал пароль Арчил. — Попа поймали. Он уже был у нас, да сбежал. Арсен велел посадить его отдельно от всех. Приедет, займется им. Он таких гостей особенно любит.

Боевики с интересом смотрели на отца Бориса в длинной сутане. — Всю ночь шли, есть очень хочется, — продолжил Арчил. — Завтрак не начался.

— Вы вовремя, как раз все собрались в столовой. Так что спешите, — ответил боевик.

Вся операция проводилась в расчете на то, что основную часть боевиков удастся сразу же уничтожить во время завтрака, когда они соберутся в столовой.

Мы спустились вниз и здесь простились с Арчилом. На большую долю своего участия в операции он, несмотря на все мои уговоры, так и не согласился.

Я проводил глазами Арчила, который скрылся в кустарниках. Сами же мы поспешили вниз, в лагерь. Дорога была каждая секунда.

Мы беспрепятственно спустились к стоянке боевиков, где и разделились. Я направился к столовой, Павел и отец Борис, которого он делал вид, что конвоирует, на заранее определенную им позицию. Позицию — небольшой холмик просто идеально подходил для того, чтобы установить на нем пулеметную точку.

Я же быстро зашагал к столовой — довольно большому длинному строению. Заглянул в открытое окно; боевики как раз приступили к завтраку.

Судя по доносившимся до меня веселым и бодрым голосам, аппетит у них был отменный.

Я нацелил в распахнутое окно подствольный гранотомет. Гранаты легки точно в цель, раздались несколько взрывов, которые смешались с криками и стонами людей. Я бросил подствольник на землю и ручным пулеметом послал внутрь помещения несколько очередей. Затем помчался на заранее определенную для меня позицию, которая располагалась на одной линии в метрах тридцати от позиции Павла и отца Бориса.

Уцелевшие в столовой боевики стали выскакивать из дома и тут же оказались скошены нашими дружными очередями. Однако некоторые из них довольно быстро сориентировались в ситуации и выбрались с боку из окон. Они залегли и начали активно отстреливаться.

К ним на помощь примчались еще несколько боевиков, которых в момент моей атаки не было в трапезной. Теперь против нас сражалось никак не меньше десяти бойцов.

Наше преимущество заключалось в том, что занятые нами позиции позволяли контролировать практически весь вытянутый в длину лагерь.

Боевики оказались запертыми в узкой лощине. Но были у нас и две уязвимых точки: во-первых, нас было очень мало и если один выйдет из строя, все преимущество мгновенно растает как дым; и во-вторых, у нас был ограниченный боекомплект, который можно было унести в руках.

Но пока все развивалось более или менее благополучно. Мы располагались на небольших высотках, но этого было вполне достаточно, чтобы не давать бандитам поднимать головы, а не то что переходить в наступление. В результате они были вынуждены вести беспорядочную, хотя и бешенную стрельбу. Но и она представляла опасность; пару раз пули шлепались совсем близко от моей грешной плоти.

Один из боевиков, более решительный чем другие попытался приблизиться к нам на расстояние броска гранаты. Но был остановлен очередью.

Я даже точно не смог определить: кто убил его — я или Павел? Но я повернулся на секунду к рязанцу и показал ему обращенный к верху палец, что, как известно, во всем мире означает слово «молодец». Это была единственная награда, которой я мог его поощрить.

Поняв, что лобовой атакой нас не возьмешь, противник решил поменять тактику. Причем, командир боевиков принял вполне грамотное решение. Это был молодой кавказец. Я несколько раз пытался достать его очередью, но он своевременно укрывался за своими бойцами и не лез на рожон. Теперь он решил, что половина боевиков выступит в качестве огневого прикрытия, другая же половина начнет постепенно приближаться к нам.

Начиналась самая опасная часть операции. Наш план удался наполовину, так как в столовой оказалось меньше боевиков, чем мы надеялись.

Боевики начали перестроение, некоторые из них даже приподнялись и помчались короткими перебежками на новые позиции. Я и Павел одновременно почувствовали благоприятный момент, который, впрочем, длился всего несколько секунд, и начали строчить их пулеметов.

Два боевика снова уткнулись носами в землю, с которой только что поднялись. Но в целом им удалось завершить перестроение. И уже через несколько мгновений я почувствовал, что инициатива начинает переходить к ним.

Дабы не попасть под обстрел я вынужден был укрыть пулемет и укрыться самому. Пули проливным дождем бомбардировали холмик, не давая даже на секунду высунуться, чтобы посмотреть, что происходит. По моим расчетам боевики преодолели уже половину разделяющего нас расстояния.

От пояса я отстегнул две гранаты и бросил одну за другой.

На несколько мгновений обстрел прекратился, и я рискнул выглянуть наружу. И убедился, что бросил гранаты более чем вовремя; один из боевиков подобрался ко мне совсем близко. Взрыв оторвал ему руку и теперь он, истекая кровью, истошно орал. Его же боевые товарищи не стали помогать ему, а откатились назад.

Первый штурм был отражен. Но для долгого ликования не было ни времени, ни причины, так как обстрел возобновился с прежней силой. Я ответил длинной очередью, чтобы они знали, что я жив, — и снова спрятался. Я видел, что и Павел вместе с отцом Борисом, подававшим ему ленты, вели себя точно также.

Если бы не трусость боевиков, которые не решались начать решительную атаку, наше положение было бы безнадежным. Но они понесли большие потери, и эта психическая травма сильно сказывалась на их действиях. Они начинали атаку, но любые наши ответные меры заставляли их сразу же отступить.

Бой длился уже час и у меня подходили к концу патроны. Скорей всего схожая ситуация была и у Павла. Можно было радоваться тому, что мы были еще живы и даже не ранены, но одновременно с этим нам пока так и не удалось выполнить главную задачу — освободить пленных.

Внезапно я почувствовал, как резко изменилась ситуация. Обстрел прекратился. Это встревожило меня, так как означало появление какого-то нового фактора.

Но долго пребывать в неведении не пришлось, внезапно я заметил, как тыла к нам направляется отряд из восьми-десяти боевиков. Откуда они взялись, я не знал, вполне вероятно, что их вызвали по рации в качестве подкрепления с какой-нибудь близко расположенной базы. Для нас же их приход означал верную гибель — вести бой на два фронта у нас не было ни какой возможности.

Оставалось, как пишут в таких случаях в романах, отдать жизнь как можно дороже. Но почему-то такого желания я не испытывал, какая разница отдам я жизнь чуть дороже или чуть дешевле, если в самом ближайшем будущем у меня ее не будет вообще.

Я проверил пистолет; если меня ранят, попадать в плен к этим садистам я не собирался. Я видел, что боевики переговаривались по рации. Без всякого сомнения они согласовывали детали своей атаки. В этой ситуации, когда тебя атакуют сразу спереди и с тыла даже не знаешь, против кого вести огонь. Я вставил в пулемет последний диск, так как боевики с обоих сторон вышли на ударную позицию. Через пару минут все начнется, а еще через пару минут после этого все кончится.

Подбадривая себя громкими воплями «Аллах ахбар» и поливая нас плотным огнем, боевики двинулись в решительное наступление. У меня не было даже возможности им отвечать, так как я был вынужден как можно плотнее прижаться к земли.

Внезапно в многоголосом оркестре боя заиграл новый инструмент. Боевые кличи нападавших моментально сменились на испуганные вопли и стоны раненных. Я осмелился поднять голову. Сверху по боевикам бил зенитный пулемет, который буквально опустошал их ряды. Меткость стрельбы была просто изумительная, каждая выпущенная очередь находила своих жертв.

Буквально за минуту почти все наступавшие с тыла боевики оказались перебиты. Я тут же выдвинулся на свою позицию и открыл огонь по тем, кто атаковал нас с другой стороны. Те не ожидали от меня подобной дерзости, и я расстреливал их практически в упор. Ко мне присоединился пулемет Павла, и наш дуэт быстро расправился с теми, кто еще уцелел.