Федеральный наемник - Владимир Гурвич

На этот раз, кажется, все было кончено. По крайней мере нигде не было видно боеспособных боевиков; только раненные и убитые. После того, как я видел, что они сделали с омоновцем, я не испытывал к этим нелюдям никакой жалости и добивал их.

Теперь оставалось два дела: выяснить, кто спас нас, и освободить омоновцев.

Первый вопрос прояснился буквально через несколько секунд; сверху спустился Арчил. Я наблюдал за тем, как он шел. Он смотрел на лежащих на земле боевиков и его лицо становилось все более мрачным.

Он остановился возле нас.

— Огромное тебе спасибо, — сказал я. — Без твоей помощи, нам всем был бы каюк. Я знаю, как тебе было трудно на это решиться.

Но Арчил явно не желал обсуждать с чужим человеком вроде меня столь деликатную тему.

— Оставь, сейчас надо думать о другом. Где ваши?

— Я видел, тюрьма вон там, — показал Павел на небольшое строение.

— Идемьте туда быстрей, — проговорил я.

Мы так горели желанием поскорее освободить пленных, что едва не погибли. До сих пор не понимаю, как я успел среагировать. Уже на пороге я буквально в миллиметре остановил ногу от растяжки. Тоненькая проволока уходила за дверь.

— Стоять! — завопил я.

Все замерли. Я упал на колени. Главная опасность заключалась в том, что запал находился в доме. Попытка открыть дверь приведет к взрыву. А что-там скрывается: граната или авиабомба — неизвестно.

— Дверь блокирована, надо лезть в окно, — сказал я.

— Я полезу, — вызвался Арчил.

— Нет, я числился неплохим специалистом по таким делам, — возразил я. — Полезу я.

Прежде чем лезть в окно, я внимательно исследовал его на предмет обнаружения подобных сюрпризов. Затем забрался внутрь.

Внутри ничего не было, это было просто крытое помещение. В середине находилась прикрытая железной решеткой яма. Оттуда доносились голоса. Я подошел к ней. Так как было темно, то я ничего не мог разглядеть.

— Ребята, вы живы? — крикнул я.

— Да, — отозвались сразу несколько голосов.

— Подождите немного, мы вас освободим.

Я подошел к двери и увидел подвешенную к ней гранату. Отвернул запал. Теперь можно было наконец заняться главным делом.

В маленькой узенькой яме едва ли не друг на друге сидело пятеро молодых парней. Мы помогли подняться им из их тюрьмы, затем вывели на божий свет. Все они были сильно истощены, а их лица представляли из себя сплошные кровавые маски.

Омоновцы с изумлением смотрели на нас, еще не до конца осознавая, что произошло и совершенно не понимая, кто мы такие. Понять это было действительно сложно, но мы не стали им ничего разъяснять. По большому счету им было не до этого, больше всего на свете им хотелось есть. Боевики, по их словам, их практически не кормили.

— В чем проблема, — сказал я, — мы своим появлением как раз прервали их завтрак. Пойдемьте и поедим.

Однако у самых голодных людей пропал бы аппетит при виде открывшейся нам картине. В столовой в разных позах: на полу, на скамьях, даже на столе лежали никак не меньше пятнадцати боевиков. Что ни говори, а моя атака была эффективна, и я могу с полным основанием занести ее в аналы своих славных дел.

Однако измученные долгой пыткой голодом омоновцы не обратили на этот страшный антураж никакого внимания, они устремились к стоящей на столах пищи. Они хватали грязными руками куски и запихивали их в себе в рот.

Долго оставаться в лагере было опасно. Омоновцы были истощены и измучены. Но они и сами хотели как можно скорее убраться отсюда. Перед уходом мы все подошли к могиле их убитого товарища, точнее яме, в которой он был закопан, и дали в честь него салют.

Мы спешили как можно дальше удалиться от лагеря. Хотя каждый шаг для измученных людей давался с большим трудом, но только через час мы решили, что можно сделать привал.

Омоновцы рассказывали о своем пребывании в лагере, о тех пытках, которыми их подвергали. Меня же больше заинтересовала другая часть их рассказа; по словам этих ребят, об их задании и маршруте знал узкий круг посвященных. Однако боевики устроили засаду на самом подходящем для этого мероприятия участке. Причем, они прибыли туда заранее, обустроили позиции, тщательно замаскировали их. То есть действовали так, словно были кем-то заблаговременно предупреждены о прохождении отряда. От них же я узнал еще одну весьма любопытную для меня новость — буквально за день до того, как отряд попал в эту страшную переделку, комендантом района был назначен подполковник Майоров. И именно он давал указания, куда им следует направиться.

Омоновцам требовалась не только медицинская, но и психотерапевтическая помощь. После перенесенных нечеловеческих страданий их психика была не совсем в порядке. А потому ими активно занялся отец Борис. Милиционеры слушали его разглагольствования с таким вниманием, словно им вещал сам Господь Бог. Ко мне же подошел Арчил; с того момента, как мы покинули лагерь, он не произнес ни слова.

— Я должен вас покинуть, — сказал он.

— Я понимаю.

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Я сделал то, чего не должен был делать.

— Со всеми такое случается, не переживай так сильно. Ты здорово нам помог.

Арчил, словно отвергая мою оценку своего поведения, покачал головой.

— Я ухожу совсем, отныне мне нет тут места. Я больше не буду воевать. Я не могу убивать ни ваших, ни своих.

— Вот если бы все, кто находится здесь, приняли бы такое решение, — посетовал я.

— Ты знаешь, такого никогда не случится.

— Само собой.

Арчил снова пристально взглянул мне прямо в глаза.

— А почему бы тебе не принять такое решение?

— Нет, — не раздумывая, ответил я, — мое время еще не приспело. Я не завершил здесь всех своих дел.

— Хочешь убить Умара, — усмехнулся Арчил.

Секунду поколебавшись, я кивнул головой.

— Это будет очень трудно. Скорей погибнешь ты.

— Как получится. Где тебя искать, если вдруг уцелею?

— Не могу тебе сказать, сегодня я нажил себе могущественных врагов, которые не успокоятся, пока не отрежут мне голову. Мне предстоит скрываться до конца своих дней.

— В таком случае удачи тебе.

— Спасибо.

Мы пожали друг другу руки.

Арчил взвалил на плечо пулемет и направился в глубь леса. Я подошел к Павлу, положил руку ему на голову, сбрасывая с нее засевший в волосах листок.

— Слушай, Рязанцев из Рязани, тебе не кажется, что мы сделали неплохое дело, — показал я на сидевших вокруг отца Бориса омоновцев. — Жаль вот только что Арчил уходит. Он бы украсил наш коллектив. Ты как думаешь?

Павел бросил взгляд вслед уходящему Арчилу.

— Не пойму я что-то его, — пробормотал он.

— А чего понимать, парень понял, что это все не для него.

— Я тоже это давно понял.

— Понял-то, понял, да вот только время твое еще не пришло покинуть этот край. У него есть такая возможность, у тебя — нет. Чует мое сердце — придеться тебе еще повоевать.

Я вдруг ясно осознал, что с сегодняшнего дня мы находимся в самой настоящей западне. Одни не простят нам уничтожение бандитского лагеря, другие — спасение пленных, которых послали на смерть.

Глава тринадцатая

Мы вернулись на базу, где нас ждала Ванда. Но не только она. Но сначала, как водится, о более приятной встрече.

Ванда, без преувеличения, вылетела нам навстречу, бросилась мне на грудь и поцеловала в губы. Это был первый наш поцелуй и проходил он на глазах у весьма многочисленной публике. Но это не помешало длиться ему достаточно долго. Затем она подошла к отцу Борису, Павлу и тоже их поцеловала. Но уже совсем не так как меня.

Я все еще находился под наркотическим воздействием поцелуя, как вдруг услышал чей-то знакомый голос.

— Да ты я вижу совсем очумел. Подумаешь, баба поцеловала. А ты уже в трансе. Эй, очнись, дорогой. Посмотри, кто приехал тебя повидать?

Я обернулся и не поверил глазам своим; передой мной стоял и широко улыбался собственной персоной Сулейман Аджоев. Одет для этих мест он был более чем своеобразно: легкие летние светлые брюки, яркая тениска на выпуск, пол лица закрывали большие темные очки. Не хнватало только косынки на шее — и портрет столичного денди на модном курорте был бы завершенным.

— Вижу не ожидал меня здесь увидеть, — проговорил Сулейман, дружески кладя мне на плечо руку. — А я вот решил узнать, как ты тут поживаешь. Не надо ли тебе чего-нибудь? — А ты не так уж плохо выглядишь. От наших ребят не отличишь. Только щетина посветлей будет. А про твои подвиги я наслышан. Молодец. — Он перевел взгляд на молодую женщину. Ванда настороженно смотрела на нас. — Я вижу ты время зря не теряешь. Какая красавица! Я бы ее у себя в Москве с удовольствием пригрел. Между прочим, в моем вкусе, люблю таких.

Внезапно выражение лица Аджоева резко изменилось, он жестко посмотрел на меня.