Сын. Илья Базарсад, или История мгновения длиною в жизнь - Галина Лущинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я много раз упоминала о талантливости сибиряков, об их особенности, о земле, рождающей таких красивых и надежных, крепких физически и нравственно людей.
Не знаю, но, может быть, в качестве состава этой земли есть что-нибудь особенное. Человек ведь, метафизически рассуждая, возник из праха и в прах обращается, возвращаясь «домой», в землю, и… – опять… и все снова…
Но, как говорится, поди знай. В любом случае, Сибирь – это наше прошлое, часть истории моей семьи, а прошлое никогда никуда не исчезает, как не исчезает ничего в этом подлунном мире, ибо нечему исчезать (как может исчезнуть неисчезаемое), и как бы кто ни пытался его уничтожить (прошлое свое), например, в случае, ежели оно неприглядно, все равно потерпит неизбежное фиаско, и тут все старания психологов (как, впрочем, в любом их случае) выглядят глупо и бессмысленно.
Ни от чего не нужно избавляться, необходимо все переосмысливать, таким образом редактируя свое внутреннее устройство, и, соответственно, вновь и вновь исследуя себя и познавая себя, что, как я утверждаю, и есть суть Бытия.
Помните: «Мир видимый, прости мне, Боже, он или призрак или ложь». И все же, расскрыть себя, разоблачив все «призраки» – в этом только и есть смысл жизни.
Мне повезло – мое прошлое красиво. И все мои слова о прошлом, как и об Илье, не могут не быть пропитаны нежностью.
Итак, откуда родом Илья – мой любимый герой.
Сибирь.
Существуют три версии происхождения слова «Сибирь»: тюркская, монгольская и этническая, но единого мнения в научном сообществе так и не сформировалось, поэтому я скажу о самой привлекательной, на мой взгляд.
Слово «Сибирь» является ничем иным как искаженным тюркским словом «сибэр» или «чибэр», которое в переводе означает «красивый».
Древние монголы, пришедшие с юго-востока и татары – с запада, легко могли назвать так земли к востоку от их владений, так как красота сибирской природы и сейчас поражает воображение.
Название «Сибирь» обозначало земли к востоку от Уральских гор еще задолго до появления здесь русских.
Это гораздо позже, в ХVI веке, атаман вольных казаков Ермак проложил путь в глубину Сибири для русских.
Таким образом, вольные казаки – первые русские в Сибири.
И все-таки, огромное количество названий, а именно: населенные пункты, реки, озера, города – имеют, тюркское происхождение. Например, Загатуй, Залари, Кимильтей, Балаганск, Кутулик, Тулун, Куйтун…, а также Зима – город в Иркутской области, где Илья родился, Иркутск…
История происхождения названия «Зима» связано с бурят-монголами – они называли это место «зэмэ», что в переводе означает «вина» или «проступок».
Впервые оно упоминается в «Ревизских сказках» середины XVIII века.
В августе 1743 года Иркутская провинциальная канцелярия распорядилась о создании станции на Большой Московской дороге, по которой гнали заключенных.
В 1891 году началось сооружение Транссибирской железнодорожной дороги, а в 1898 году возникла железнодорожная станция Зима.
В 1925 году поселению присвоен статус города.
Зима является крупным железнодорожным пунктом Восточно-Сибирской железной дороги.
Вот это священное для меня место есть место рождения моего сына – рождения маленького трогательного, но абсолютного и бесконечно бесценного, и любимого комочка мироздания.
Рождения в тот самый солнечный-пресолнечный, а значит яркий весенний день 15 марта 1981 года!
Однако, через год и четыре месяца маленький Илюшенька вместе со своей семьей переехал в Сая́нск – самый молодой город в Иркутской области недалеко от Зимы.
Начало его строительства в 1970 году связано с возведением одного из главных отечественных центров химической промышленности и, до кучи, со 100-летним юбилеем В. И. Ленина.
Строительство шло среди тайги. Основное отличие от других городов, которым гордятся первые строители, заключается в том, что тут уже строились не временные, на скорую руку, какие-нибудь бараки, а возводилось сразу капитальное современное городское жилье.
Этому городу сулилось восхитительное будущее, в великих перспективах которого – затмение своей красотой, современностью и мощью всех городов мира, расположенных на этой широте. Но помешали, как всегда, перестройки-передряги, потом 90-е годы внесли свои унылые коррективы.
Такое, впрочем, всегда оказывается почти закономерным в нашей истории.
Не затмил, но все-таки стоит и развивается город Саянск. В этом городе Илья прожил 15 лет.
Расположен он на реке Оке (приток Ангары), в 270 км от Иркутска… Затем был Иркутск.
Иркутск – центр Иркутской области – острог, возникший в 1661 город у устья реки Иркута на Ангаре.
Иркут-река (от монгольского «эркэу» или «эрку») что значит «сила», «энергия».
Существует также красивая бурятская легенда о том, что уцелевшие от гибели при переправе через эту реку мужчины осели в долине, которую затем назвали «рекой мужчин» – Эрэхуды-гол или Эрхуд-Иркут (от бурятского «эрху») означает «капризный», «избалованный», то есть река с характером. Случилось это в VIII веке.
Иркутск – город на Ангаре, единственной реки, вытекающей из Священного Байкала. И по этому поводу тоже существует множество красивейших легенд, и все они, как одна, и как ни странно все – о любви, стремлении к красоте, о невыносимых душевных муках и страданиях, поисках лучшей доли, а то и – смысла… жизни – все как у людей – у рек, озер, морей и океанов.
Красавица Ангара сумела убежать из-под жесточайшего заточения отца-Байкала, строгого, но очень сильно любящего свою дочь, однако, по этой же причине державшего ее взаперти.
Все любовались ею, ее небесной, восхищающей и гордой красотой, но она рвалась к Енисею.
Обратившись к тэнгэри (обожествленное небо) за помощью, Ангара все-таки сумела убежать.
Она с шумом вырвалась из каменных стен Байкала и помчалась к своему желанному Енисею.
Могучий Байкал ударил по седой горе, отломил от берега целый утёс и с проклятием бросил его вслед убегающей дочери, надеясь закрыть ей проход. Но поздно. Ангара была уже далеко.
А камень так и лежит с тех пор на том месте, где прорвала утёсы Ангара. Эту скалу, которую бросил Байкал вслед дочери, назвали люди Шаманским камнем. Там приносились Байкалу богатые жертвы.
Иркут (прочимый Байкалом в мужья Ангаре) побежал за ней, но только и успел схватиться за её длинную фату. Тысячи лет течёт Ангара в Енисей водой-слезой, а седой одинокий Байкал стал хмурым и страшным.
И ведь, на самом деле, Байкал бывает очень свирепым, и лучше от него в такие минуты держаться подальше. Могуч и своенравен Байкал.
Слово «Байкал» считается также тюркоязычным, происходит от Бай-Куль, что значит «богатое озеро». Некоторые авторы полагают, что это слово происходит от монгольского «Баи гал» – «богатый огонь» или Байгал-Далай – «большое озеро» (море).
Получается, что без монгольского начала в Сибири невозможно обойтись (и это я считаю знаменательным фактом и для моей семьи)
Так и мой Илья – наполовину монгол. Но его вторая половина – русская.
И он, как и Сибирь, неоднозначен, многосложен и харизматичен, притягивающий к себе безвозвратно.
Мой любимый своенравный, необычный, талантливый, поражающий своим тонким и глубоким внутренним устройством, сын, обладающий ярким творческим воображением, разительно отличающим его от окружающих, мудр не по годам.
Илья абсолютен и самодостаточен, по причине чего ему никогда не приходилось кого-то из себя изображать, позировать или, тем более, кривляться, чтобы завладеть вниманием или вызвать признание, или чтобы что-то доказать, ибо зачем кого-то привлекать оценить себя, когда он уже оценен Богом. Он сам Бог. Он такой есть.
Илья, «проживший уже тысячи лет», как сам он о себе сказал 1 января 2015 года, предвосхищая свой Новогодний тост – любим абсолютно.
Любимый мною, бабушкой (которая уже «там», которая, конечно, по обыкновению, за ним «там» присмотрит) и боготворящей его сестрой, любимый абсолютно.
Этими тремя женщинами – точно абсолютно.
Это было в Петербурге, и это был последний его Новогодний тост в его земной жизни. Ему было 33 года.
Но до этой минуты, а, следуя моему повествованию, – потом, после Иркутска, в жизни Ильи наступает период Улан-Батора, Пекина и Сингапура…
Глава 5
«В совершенстве изучив природу вымысла, он особенно кичился званием сочинителя, которое ставил выше звания писателя; я же никогда не понимал, как это можно книги выдумывать, что проку в выдумке; и, не убоясь его издевательски любезного взгляда, я ему признался однажды, что будь я литератором, лишь сердцу своему позволял бы иметь воображение, да еще, пожалуй, допускал бы память, эту длинную вечернюю тень истины, но рассудка ни за что не возил бы по маскарадам».