Записки иноагента - Андрей Вадимович Макаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом фантазии рождались в головах, непоправимо искалеченных совком и принимали от этого совсем причудливые формы. В начале перестройки директор «Машины времени», человек ушлый и бывалый, умудрился съездить в Париж по приглашению. При том что он был изрядный фантазёр, фантазия его не могла воспарить выше планки, установленной советским представлением о прекрасном. Вот его рассказ.
В Париже есть спецраспределитель для миллионеров. Закрытый совершенно, они туда по особым пропускам ходят. Там шмотьё — самые крутые фирмы, и в три раза дешевле. Ну, меня туда провели. Вот пиджак купил. Обратно летел — в самолёте штатники пристали: откуда такое? Пять штук грина предлагали. Я хотел отдать, а потом подумал — а в чём я ходить буду?
В этом рассказе всё прекрасно. Когда долгие годы потолок мечтаний — спецраспределитель, то какой ещё может быть история? Париж, не Париж…
Недалеко уехал от него и Иосиф Давыдович Кобзон (уж он-то! Вот ему зачем?) Тем не менее это то, что непосредственно он рассказал непосредственно мне. На гастролях. Так что из первых рук.
В общем, выступал он где-то на западе. И после концерта местные менеджеры пригласили его в сауну. И туда же пригласили Битлов — у них тоже где-то концерт был. Ну, они стали рассматривать татуировки на теле Иосифа Давыдовича, сравнивать со своими (чуть я не вякнул, что не было у Битлов никаких татуировок, но прикусил язык). В общем разговорились, подружились. Нормальные такие ребята.
Тут необходимо пояснение. В советское время во дворцах спорта, в которых концерты популярных артистов шли чаще, чем хоккейные матчи, были сауны. Формально они предполагались для спортсменов, но истинным хозяином являлся горком партии. Вот туда и пускали иногда ведущих артистов страны в качестве высшего поощрения. Шли после двух концертов со своим пивом, с водочкой. Флагман партийной эстрады просто не знал, что подобная форма поощрения свойственна исключительно совку, во всём остальном мире артисты сильно бы удивились, получив такое приглашение. Даже Битлы.
Отсюда же сказка Людмилы Зыкиной про то, как пресловутые Битлы услышали её волшебное пение, были потрясены, стали подпевать и даже собирались записать вместе с ней альбом. Не могу понять — всё у неё было: богатство, слава, благоволение правителей и народная любовь. Вот какого рожна ей не хватало? Откуда такие комплексы?
Битлы, разумеется, тайно посещали СССР и давали секретный концерт — для членов ЦК (ну а откуда тогда песня «Back in the USSR»? То-то!). Дальше легенда распадалась на три версии: концерт состоялся в Театре Эстрады, концерт состоялся прямо в Шереметьево, так как Битлы летели на гастроли в Японию и их уговорили задержаться, и концерт состоялся в английском посольстве (тут, правда, с членами ЦК неувязочка, но кого-то наверняка пригласили, а как же). Все три версии имели своих горячих сторонников, прямых свидетелей и счастливчиков, которых знакомые дети членов ЦК взяли с собой. Я уже рассказывал, как один ученик нашей школы (я учился в девятом классе, он в десятом), прослышав, что в Москву инкогнито приехал Джон Леннон, трое суток пролежал в засаде напротив Северного входа в гостиницу «Россия», где Леннон остановился. Он так боялся его пропустить, что не покидал поста, не ел, не пил и, по-моему, не писал. Он вернулся в школу осунувшийся, с синяками под глазами и сказал: видел. Я не мог ему не поверить.
Золотое время! Сегодня мы тонем в море бессмысленной, ненужной информации, сказочная история теперь называется пресным словом «фейк», и чаще всего пролетает этот фейк, так и не затронув наше сознание и уступая место следующему. Ничему мы не верим и в общем ничего не хотим.
Тоска-то какая.
7
Комната у нас с папой была маленькая. То есть формально это была моя спальня, но ещё и папина мастерская. Пока мы жили в коммуналке, мастерской периодически служила то гостиная (громко сказано! Она условно называлась «большая комната». Метров двенадцать, наверно), то общая кухня в часы, когда она относительно освобождалась. Разворачивались на столе чертежи и кальки, клеились макеты павильонов из зелёного картона, приходили разные дядьки, громко спорили, курили. А тут — отдельная квартира! (Нет, сегодня никому не понять, не пытайтесь!) Трёхкомнатная! Размер комнат не имел значения. В общем, наша спальня-мастерская была совсем маленькая. У одной стены, там, где дверь, стоял мой диванчик. Он был раздвижной, но раздвигался не в ширину (ещё чего!), а в длину. У противоположной стены располагался папин кульман (знаете, что такое кульман? Ушло слово в прошлое). Это большая чертёжная доска, по которой вверх-вниз двигается линейка — рейсшина. (Боже мой, у меня такое ощущение, что я рассказываю о приборах семнадцатого века — а ведь это было вчера! Чертежи делались руками, слово «компьютер» ещё никто не знал, кульманы стояли в ряд в проектных институтах и инженерных конторах. Готовые чертежи — на бумаге или на кальке несли в ксероксную, где на огромной шумной и нехорошо пахнущей машине с них печатали грязно-голубые копии — «синьки». Вход в ксероксную был строго ограничен, требовался «допуск», чтобы не дай бог кто-то несознательный не размножил там какую-нибудь антисоветчину. За это сажали.) Свой кульман папа сделал сам — он вообще был удивительно мастеровитым (качество, которое я, увы, не унаследовал). Рейсшина у него передвигалась по доске на двух роликах, которые ехали по натянутой шёлковой нити. Угол наклона доски менялся. Когда папа собирался рисовать, он опускал доску горизонтально и клал на неё либо бумагу, либо цинковый лист, на который накатывал краску. (Есть такая техника — «монотипия», папа её очень любил и постоянно совершенствовал. Если примитивно — на некую поверхность наносится краска, сверху кладётся лист бумаги, на нём рисуют задуманное. Вся красота получается с обратной стороны.) Рисовал папа очень быстро и много. Готовую работу клал на пол (а куда?), несколько секунд смотрел на неё, сощурясь, потом рисовал следующую — за это время предыдущая уже высыхала и можно было класть сверху новую. За вечер получалось около десятка работ. Они лежали в нашей комнатке толстенными пачками, мешая проходу граждан и проезду транспорта. Мама ругалась — а что делать? Получение мастерской требовало времени, знакомств и нечеловеческого упорства, папа всё это ненавидел. Мастерскую он всё-таки получил в самом конце жизни — чёрт знает где, в подвале новостройки на самой окраине, свёз туда работы и — никогда там не рисовал. На следующий день
