Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

времени оброки и по сравнению с 20-ми годами выросли, по расчетам Семевского, не менее чем в полтора раза, достигая в среднем по великороссийским губерниям[16] 19 с лишком руб. серебром. Во множестве случаев оброки были и гораздо значительнее. Об этом свидетельствует даже такой умеренный деятель, как А.И. Кошелев. «Оброки, – сообщал он в 50-е годы, – по большей части дошли до размеров едва вероятных, теперь годовой оброк в 25 или 30 руб. сереб. считается умеренным; а в некоторых имениях он доходит до 40 и даже до 50 руб. сер.» Тот же автор подчеркивает факт, подтверждаемый и многими другими источниками, что оброчная повинность соразмерялась не столько с количеством и качеством крестьянского надела, сколько с личными добавками (заработками, промыслами) крестьян, а также «с нуждами и требованиями расточительных и корыстолюбивых помещиков»[17].

Разложение крепостного строя принесло наряду с барщинной и чистооброчной системами широкое распространение системы смешанных повинностей, при которой оброчные крестьяне несли дополнительно барщину, а барщинные крестьяне дополнительно облагались оброком, часто весьма высоким. Вычисления И.И. Игнатович показывают, что в 23 великороссийских губерниях смешанную повинность отбывало более одной шестой крепостных крестьян[18]. Введение смешанных повинностей ставило крестьян в особенно тяжелые условия.

В итоге происходивших в хозяйственной жизни деревни перемен положение крестьян становилось все более трудным. Крестьянство в главной своей массе нищало, разорялось, чего не могли не замечать отдельные представители помещичьих кругов, страшившиеся взрыва народного негодования. Кошелев за несколько лет до крестьянской реформы писал, что положение помещичьих крестьян сделалось «до того тяжелым», что «запас крестьянского терпения едва ли не на исходе»[19]. Кавелин (либеральный помещик, публицист и профессор) в записке 1855 г. должен был признать: «В материальном отношении состояние крепостных весьма значительно ухудшилось против прежнего: их повинности, оброки и другие обязанности к владельцам в последние 10, 20 лет удвоились и утроились»[20].

Захватывая крестьянские земли, всемерно усиливая эксплуатацию как барщинных, так и оброчных крестьян, вводя особенно тягостную для крепостных смешанную повинность, словом, доводя крестьян до нищеты и разорения, помещики невольно в конечном счете подрывали основы и своего, помещичьего хозяйства.

Усиливающееся сверх всякой меры давление помещика на крестьянина влекло за собой деградацию не только крестьянского, но и помещичьего хозяйства.

Симптомом упадка помещичьих хозяйств была громадная задолженность дворянских имений. В канун реформы на них лежал полумиллиардный долг. Процент заложенных помещиками в кредитных учреждениях крепостных душ достигал 65; по отдельным губерниям считалось заложенных душ более четырех пятых общего количества крепостных крестьян[21].

В процессе разложения крепостного хозяйства при разорении массы крестьян небольшая часть их выбивалась наверх. Расслоение крестьян началось задолго до реформы. Верхушка крестьянства богатела на торговле и промыслах. Крестьяне-предприниматели играли крупную роль в развитии русской промышленности.

Капиталистическая мануфактура, выраставшая в значительной степени из крестьянской промышленности, очень заметно развивалась в первой половине XIX в. Еще в условиях существования феодально-крепостнической системы начинает осуществляться и переход от мануфактуры к фабрике. Промышленный переворот в России начался примерно в 30-х годах XIX в. и затянулся, впрочем, на полвека, до 80-х годов[22].

Число мануфактур и фабрик и количество занятых на них рабочих за предреформенные десятилетия значительно возросли. По приблизительным подсчетам историка Злотникова, в 1825 – 1828 гг. насчитывалось 1800 мануфактур и фабрик (вместе с горными заводами), а во второй половине 50-х годов – около 2818[23]. Тот же исследователь дает следующую приблизительную картину роста числа рабочих в русской промышленности: 1804 г. – 224,8 тыс.; 1825 г. – 340,5 тыс; 1860 г. – 859,9 тыс. Из них вольнонаемных было: в 1804 г. – 61,6 тыс., или 27,5%, в 1825 г. – 114,5 тыс., или 33%, в 1860 г. – 528,6 тыс., или 61,4%[24].

В первой половине XIX в. все более падает основанная на принудительном труде крепостная мануфактура, вытесняемая купеческой и крестьянской мануфактурой и фабрикой.

Рост числа промышленных предприятий, значительное увеличение числа рабочих (особенно вольнонаемных), упадок крепостной мануфактуры, начало промышленного переворота – все это было важным показателем разложения крепостнической системы, развития капиталистического уклада. Но возможности промышленного прогресса были сильно стеснены сохранявшимися в стране крепостническими отношениями (узость внутреннего рынка сбыта, недостаточность резервов рабочей силы для промышленности и т.д.) «…Крепостное состояние мешало развитию промышленности», – писал в 60-х годах Н.П. Огарев[25], указывая на это, как на одну из причин отмены крепостного права.

Крепостничество испытывало кризис и в своей главной экономической цитадели – в сельском хозяйстве, и в промышленности. Развившиеся производительные силы вступили в противоречие с господствующими производственными отношениями. С каждым десятилетием это противоречие все более углублялось. Кризис принял очень острую форму в связи с неудачной для царизма Крымской войной, наглядно обнаружившей социально-экономическую отсталость России.

В период Крымской войны положение масс стало еще более тяжелым и невыносимым. Незадолго до окончания войны, в самом начале 1856 г., шеф жандармов граф Орлов с тревогой докладывал новому царю, Александру II, что война «чрезвычайно тягостна для России: рекрутские наборы, ополчение, остановившаяся торговля умножают нужды и бедность». Поэтому он высказывал мнение, что если бы правительство достигло мира на приемлемых условиях, то это «было бы общею радостью в империи»[26]. Впоследствии III отделение отмечало, что война 1853 – 1856 гг. «оставила тяжелые следы на населении», что «общая нужда возрастала»[27].

Бедственное положение масс сказывалось наиболее сильно в южных районах, которые находились всего ближе к театру военных действий. В Таврической губернии с 1853 по 1855 г. число трудоспособных крестьян уменьшилось почти на 40 тыс.; в трех уездах вовсе не было произведено посевов; четыре пятых скота пало от чрезвычайной дороговизны кормов, от усиленных перевозок военных грузов по плохим дорогам и т.д. В Херсонской губернии эпидемические болезни и тяжелая подводная повинность вызвали уменьшение рабочих рук. Постоянные перевозки для нужд армии сильно отражались на крестьянском хозяйстве и в Екатеринославской губернии. В Бессарабии крестьяне несли тяжелые повинности по устройству укреплений, сооружению дамб при переправах, заготовлению леса[28].

Исполнение государственных повинностей, вызванных войной, не освобождало крестьян от обычных повинностей в пользу помещика. Отработав несколько недель в одном из укреплений, крестьянин по возвращении домой посылался помещиком на его, помещичью, работу. «…Казенное дело кладет