Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство…»[5]. Последнего условия в России 50 – 60-х годов не было, вследствие чего революционная ситуация не привела к революции, к свержению царской власти, к уничтожению помещичьего землевладения.

Начало демократического подъема в России, связанного с переходом от феодальной к капиталистической формации, обозначилось еще в середине 50-х годов. На последние годы этого десятилетия и первые годы следующего приходится высшее напряжение общественной борьбы, собственно революционная ситуация. При этом момент объявления так называемой крестьянской реформы (весна 1861 г.) явился гранью, за которой наступили кульминационные месяцы революционной ситуации. В общественном движении в это время появились новые черты, оно поднялось на более высокую ступень. Это позволяет говорить о новом этапе в движении 50 – 60-х годов и делает целесообразным разделение исторического обзора движения этого периода на два очерка, границей между которыми является начало 1861 г.

1. Кризис крепостнической системы.

Обострение нужды и бедствий народных масс

Задолго до падения крепостного права Россия силой экономического развития стала втягиваться на путь капитализма. Капиталистические отношения в течение многих десятилетий развивались в недрах старого, феодально-крепостнического строя. Рост элементов капиталистического уклада, постепенное развитие буржуазных отношений неуклонно подтачивали основы крепостнической системы.

На основе усиливавшегося отделения промышленности от земледелия, все яснее обозначавшейся экономической дифференциации районов и роста городского населения, доля которого в общей массе жителей страны увеличилась между 1812 и 1851 гг. с 4,4 до 7,8%, – происходило весьма заметное расширение внутреннего рынка. Развитие внутренней торговли к 50-м годам ярко иллюстрируется известными цифрами оборота крупнейших ярмарок, таких, как Нижегородская (около 50 млн. руб. ежегодно), Ирбитская (до 25 – 30 млн. руб.) и др. При несомненно преобладающей роли внутренней торговли[6] немалое значение приобретала и торговля внешняя, размеры которой с начала XIX в. до кануна крестьянской реформы возросли примерно в 3,5 раза.

Особо важную роль в развитии товарно-денежных отношений играл рост внутренней и внешней торговли хлебом. Как хлебный экспорт, так и в еще большей степени внутренняя торговля хлебом оказывали очень существенное воздействие на разложение натурального хозяйства. Основным поставщиком хлеба на внутренний и внешний рынки являлись помещичьи хозяйства. «Производство хлеба помещиками на продажу, – писал В.И. Ленин, – особенно развившееся в последнее время существования крепостного права, было уже предвестником распадения старого режима»[7].

Неизбежным следствием роста производства хлеба в помещичьих хозяйствах были усиление эксплуатации крестьянского труда, прогрессирующая экспроприация крестьянских земель. По вычислениям В.И. Семевского, в великороссийских имениях, состоявших на барщине, во второй половине XVIII в. в пользовании крестьян находилось от половины до трех четвертей всей пахотной земли, в первой четверти XIX в. размеры помещичьей и крестьянской запашки были одинаковы, а перед крестьянской реформой в некоторых черноземных губерниях Великороссии в пользовании крестьян оставалось лишь немного более трети всей удобной земли[8].

Обезземеливая в большей или меньшей степени своих крестьян, сокращая и ухудшая крестьянские наделы[9], помещики систематически увеличивали число барщинных дней и принимали одновременно меры к наивозможной интенсификации барщинного труда.

Многие помещики черноземных губерний Великороссии, Украины и Белоруссии доводили число барщинных дней до четырех-пяти в неделю, а подчас принуждали крепостных отдавать все время работе на барском поле, выдавая им взамен скудный паек на пропитание. Группа крепостного населения, известная под названием месячников, представляла собой своего рода крепостное батрачество. Ю. Самарин сообщает о месячниках в своей записке по крестьянскому вопросу середины 50-х годов: «Не имея ни собственных изб, ни земли, ни хозяйства, они получают от своего помещика помещение, обычно – в нарочно выстроенных флигелях или казармах, по нескольку семейств в одной избе, получают определенное продовольствие, одежду и за то круглый год работают на него (помещика. – Ш.Л.) целою семьею». Состояние месячников, по признанию того же Самарина, представляло собой «крайний предел развития крепостного права, сливающийся с рабством»[10].

При отсутствии определенных цифровых данных о степени распространенности месячничества некоторое представление об этом дают сведения, касающиеся увеличения количества дворовых в предреформенный период, поскольку часть месячников при переписях (ревизиях) записывалась помещиками в качестве дворовых[11].

Только за время с 1851 (девятая ревизия) по 1858/59 г. (десятая ревизия) общее число дворовых мужского пола по 45 губерниям Европейской России выросло на 204.308. Особенно велик был рост по губерниям Полтавской (с 12,7 тыс. до 40,7 тыс.), Харьковской (с 13,8 тыс. до 44,2 тыс.), Екатеринославской (с 7,7 тыс. до 28,4 тыс.), Черниговской (с 6,1 тыс. до 25,6 тыс.), Херсонской (с 7,2 тыс. до 31 тыс.). Из великорусских черноземных губерний особенно большой рост дворовых мужского пола наблюдался в Курской и Воронежской губерниях (с 43 тыс. до 67,1 тыс. и с 20,6 тыс. до 32,7 тыс.)[12].

Источники того времени говорят о самом широком применении труда дворовых на сельскохозяйственных работах. В отзывах представителей губернских комитетов на первоначальные заключения редакционных комиссий о дворовых людях встречаются указания на то, что комиссиями упущены из виду дворовые пахари, число которых в хлебородных местностях «довольно значительно». «Они занимаются у помещиков пахотою и другими земледельческими работами… Между ними и крестьянами-месячниками нет никакой существенной разницы»[13]. Представители помещиков Екатеринославской губернии свидетельствовали перед редакционными комиссиями, что в этой губернии «дворовыми так называемыми плугатырями» поднимается по крайней мере половина общего количества засеваемой земли (примерно 600 тыс. десятин), что число «плугатырей» из дворовых в губернии никак не меньше 4 тыс. душ и что пастухи на две трети в Екатеринославской губернии состоят из дворовых[14].

Рост товарного производства хлеба в помещичьих имениях вызывал не только расширение барской запашки и увеличение работ на барском поле, но и возрастание крайне обременительной для крестьян подводной повинности – по доставке господского хлеба на рынок. Стремясь продать хлеб по возможно более дорогой цене, помещики не считались с расстоянием и нередко посылали крестьянские подводы за 200 – 300 и даже более верст[15].

Период разложения и кризиса крепостнической системы ознаменован наряду с усилением угнетения барщинного крестьянства резким повышением повинностей крестьян оброчных. Уже к 20-м годам XIX в. оброки были значительно выше, чем во второй половине XVIII в. Но к предреформенному