Сияние снегов (сборник) - Борис Чичибабин

«Когда трава дождем сечется…»

Когда трава дождем сечетсяи у берез стволы сочатся,одна судьба у пугачевца –на виселице покачаться.

И мы качаемся, босые,в полях обшмыганных и черных.О нас печалится Россияочами синими девчонок.

А ночь на Русь упала чадом,и птицу-голову – на жердь вы,хоть на плечах у палача тамона такая ж, как у жертвы.

А борода его смеется,дымящаяся и живая,от казака до инородцадружков на гульбище сзывая.

А те дружки не слышат зоваи на скоромное не падки,учуяв голос Пугачева,у них душа уходит в пятки.

А я средь ночи и туманаиду один, неотреченный,за головою атамана,за той отчаянной и черной.

«Не брат с сестрой, не с другом друг…»

Не брат с сестрой, не с другом друг,без волшебства, без чуда,живем с тобой, как все вокруг, –ни хорошо, ни худо.

Не брат с сестрой, не с другом друг,еще смеемся: «Экабеда!» – меж тем как наш недугсовпал с бедою века.

Не брат с сестрой, не с другом друг,а с женщиной мужчина,мы сходим в ад за кругом круг,и в этом вся причина.

Не брат с сестрой, не с другом друг,и что ни шаг – то в бездну, –и хоть на плаху, но из рук,в которых не воскресну.

«Уходит в ночь мой траурный трамвай…»

Уходит в ночь мой траурный трамвай.Мы никогда друг другу не приснимся.В нас нет добра, и потому давайпростимся.

Кто сочинил, что можно быть вдвоем,лишившись тайн в пристанище убогом,в больном раю, что, верно, сотворенне Богом?

При желтизне вечернего огнякак страшно жить и плакать втихомолку.Четыре книжки вышло у меня.А толку?

Я сам себе растлитель и злодейи стыд и боль как должное приемлюза то, что все придумывал – людейи землю.

А хуже всех я выдумал себя.Как мы в ночах прикармливали зверя,как мы за ложь цеплялись, не любя,не веря.

Как я хотел хоть малое спасти.Но нет спасенья, как прощенья нету.До судных дней мне тьму свою нестипо свету.

Я все снесу. Мой грех, моя вина.Еще на мне и все грехи России.А ночь темна, дорога не видна…Чужие…

Страшна беда совместной суеты,и в той беде ничто не помогло мне.Я зло забыл. Прошу тебя: и тыне помни.

Возьми все блага жизни прожитой,по дням моим пройди, как по подмостью.Но не темни души своей враждойи злостью.

«И вижу зло, и слышу плач…»

И вижу зло, и слышу плач,и убегаю, жалкий, прочь,раз каждый каждому палачи никому нельзя помочь.

Я жил когда-то и дышал,но до рассвета не дошел.Темно в душе от Божьих жал,хоть горсть легка, да крест тяжел.

Во сне вину мою несуи – сам отступник и злодей –безлистым деревом в лесужалею и боюсь людей.

Меня сечет Господня плеть,и под ярмом горбится плоть, –и ноши не преодолеть,и ночи не перебороть.

И были дивные слова,да мне сказать их не дано,и помертвела голова,и сердце умерло давно.

Я причинял беду и боль,и от меня отпрянул Боги раздавил меня, как моль,чтоб я взывать к нему не мог.

«Тебя со мной попутал бес…»

Тебя со мной попутал бесшататься зимней чащей,где ты сама была как лес,тревожный и молчащий.

В нем снег от денного теплалежал, тяжел и лепок, –и стыли ножки у тебяв ботиночках нелепых.

Мы шли по лесу наугад,навек, напропалую,и ни один не видел гад,как я тебя целую.

Дышал любимой на виски,и молча гладил руки,и задыхался от тоскии нестерпимой муки.

Нам быть счастливыми нельзя,а завтра будет хуже, –и лишь древесные друзьязаглядывали в души.

Да с лаской снежная пыльца,неладное почуяв,касалась милого лицаи горьких поцелуев.

«В январе на улицах вода…»

В январе на улицах вода,темень с чадом.Не увижу неба никогдасердцем сжатым.

У меня из горла – не слова –боли комья.В жизни так еще не тосковални по ком я.

Ты стоишь, как Золушка, в снегу,ножки мочишь.Улыбнись мне углышками губ,если можешь.

В январе не разыскать следов.Сны холонут.Отпусти меня, моя любовь,камнем в омут.

Мне не надо больше смут и бед,славы, лени.Тихо душу выдохну тебена колени.

Упаду на них горячим лбом.Ох, как больно!Вся земля – не как родильный дом,а как бойня.

В первый раз приходит Рождествов черной роли.Не осталось в мире ничего,кроме боли.

И в тоске, и в смерти сохранюотсвет тайны.Мы с тобой увидимся в раю.До свиданья.

«Сними с меня усталость, матерь Смерть…»

Сними с меня усталость, матерь Смерть.Я не прошу награды за работу,но ниспошли остуду и дремотуна мое тело, длинное, как жердь.

Я так устал. Мне стало все равно.Ко мне всего на три часа из сутокприходит сон, томителен и чуток,и в сон желанье смерти вселено.

Мне книгу зла читать невмоготу,а книга блага вся перелисталась.О матерь Смерть, сними с меня усталость,покрой рядном худую наготу.

На лоб и грудь дохни своим ледком,дай отдохнуть светло и беспробудно.Я так устал. Мне сроду было трудно,что всем другим привычно и легко.

Я верил в дух, безумен и упрям,я Бога звал – и видел ад воочью, –и рвется тело в судорогах ночью,и кровь из носу хлещет по утрам.

Одним стихам вовек не потускнеть,да сколько их останется, однако.Я так устал! Как раб или собака.Сними с меня усталость, матерь Смерть.

Колокол

Возлюбленная! Ты спасла мои корни!И волю, и дождь в ликовании пью.Безумный звонарь, на твоей колокольнев ожившее небо, как в колокол, бью.

О как я, тщедушный, о крыльях мечтал,о как я боялся дороги окольной.А пращуры душу вдохнули в металли стали народом под звон колокольный.

Да буду и гулок, как он, и глубок,да буду, как он, совестлив и мятежен.В нем кротость и мощь. И ваятель Микешинвсю Русь закатал в тот громовый клубок.

«Когда взыграют надо мной…»

Когда взыграют надо мнойвесны трагические трубы,мне вслед за ними поутру быи только при смерти домой.

Как страшно спать под мертвой кровлей,а не под ласковой листвой,и жить не мудростью людской,а счастья суетною ловлей.

Но держат шоры грошовые,служебно-паспортный режим,чтоб я остался недвижими все мы были неживые.

Вот почему, как в жар дождя,как ждут амнистии под стражей,я жду шагов твоих с утра уже,до крика к вечеру дойдя.

Свое дневное отработавзаради скудного куска,мы – должники твои, тоскапустынных лестничных пролетов.

Но уведи меня туда,где мир могуч, а травы пряны,где наши ноющие раныомоет нежная вода.

Там ряска сеется на заводьсквозь огневое решето,и мы возьмем с собой лишь то,что и в раю нельзя оставить.

Из всей древесности каштандостоин тысячи поклонов,а из прозаиков – Платонов,а из поэтов – Мандельштам.

Там дышит хмель и каплет сок,и, трав телесностью наполнясь,ты в них вдохнешь свою духовностьи станешь легкой, как цветок.

Там все свежо и озареннои ничему запрета нетнавеянному с детских летновеллами Декамерона.

Там все, что лесом прожито,хранит малюсенький кустарник,он не слыхал стихов бездарныхи разговоров ни про что.

Там пир всемирного братанья,и только люди – без корней.Так уведи меня скорейтуда, где всё – добро и тайна.

«Я груз небытия вкусил своим горбом…»

Ф. Кривину

Я груз небытия вкусил своим горбом:смертельна соль воды, смертельна горечь хлеба,но к жизни возвращен обыденным добром –деревьями земли и облаками неба.

Я стер с молчащих губ отчаянья печать,под нежной синевой забыл свои мученья.Когда не слышно слов, всему дано звучать,все связано со всем и все полно значенья.

И маску простоты с реальности сорвав,росой тяжелых зорь умыв лицо и руки,как у священных книг, у желтоглазых травиграючи учусь безграмотной науке.

Из кроткой доброты и мудрого стыдакую свою броню, трудом зову забавыи тихо говорю: «Оставьте навсегдаотчаянье и страх, входящие сюда вы».

На благодарный пир полмира позову,навстречу счастью засвечу ресницы, –и ничего мне больше не приснится:и ад, и рай – все было наяву.

«Цветы лежали на снегу…»