Фрунзик Мкртчян. «Я так думаю…» - Кора Давидовна Церетели

вот Акопа с большим трудом подняли наверх на руках и посадили под потолок. Фрунзик на осле выехал на середину сцены. Акоп стал поливать его с потолка из лейки. Но когда Назар-Фрунзик упал с осла, тот испугался и заорал что было мо́чи. Тут уж Акоп с перепугу и от неожиданности выпустил из рук лейку и упал с потолка на сцену. Осел совсем обезумел – продолжал орать и упираться. С большим трудом совместными усилиями актеров и зрителей осла удалось увести со сцены. А публику, падавшую со стульев со смеху, долго еще не могли успокоить.

Подрос младший брат Фрунзика Альберт (в будущем известный армянский кинорежиссер) и вслед за Фрунзиком потянулся в театр.

Мать всячески потакала сыновьям, гордилась их успехами и не пропускала ни одного спектакля – была самым строгим и самым эмоциональным зрителем. Она сидела с дочерьми в первом ряду и, затаив дыхание, наблюдала за всем, что происходило на сцене, за реакцией зрителя в зале, строго следила за порядком. Когда лузгавшая семечки в последних рядах молодежь чересчур веселилась или отпускала громкие реплики, Санам спускала дочерей с колен, вставала с места и решительно шла разбираться. Нередко она за ухо выводила бузотера из зала. Впрочем, обычно достаточно было одного ее грозного окрика, как расшалившиеся подростки замолкали или же пулей выкатывались на улицу. Случалось, что матери приходилось вмешиваться и в происходящее на сцене.

Фрунзик Мкртчян:

Есть такой рассказ у армянского классика Ованеса Туманяна – «Гикор»… Очень популярный… Дети и подростки играли его во всех ереванских дворах и на балконах. Мы поставили спектакль на сцене нашего районного клуба.

Гикор – армянский Ванька Жуков, деревенский мальчик лет восьми-девяти. Его играл мой младший брат Альберт. Мне досталась роль злого купца Артема, к которому отец привел мальчика на черную работу. По роли купец должен был поколотить Гикора. А мы с братом в тот день успели дома хорошенько поругаться, поэтому, как вы понимаете, я эту сцену играл с особым рвением.

От души колочу Альберта, и вдруг слышу громкий голос матери с первых рядов: «Не смей бить ребенка! Изверг! Он же тебе брат!» Тут такой был хохот в зале! Спектакль долго не могли продолжить.

Фрунзик с благодарностью вспоминает годы участия в любительских клубных спектаклях: «Здесь уже была настоящая сцена. Здесь впервые из зала на меня смотрели сотни глаз».

Фрунзик Мкртчян

Эй ты, Котовский!

Мое странное и непривычное для армянского уха имя не раз ставило меня в неловкое положение. Был, например, такой случай.

В клуб текстильного комбината меня сначала приняли рабочим сцены. Был я тогда робким, закомплексованным парнишкой лет 13–14 и восторженно относился к любой порученной мне работе. Все-таки Театр, хоть и не совсем настоящий! И вот округу облетела радостная весть – на нашей клубной сцене согласился выступить сам Грачия Нерсесян. Я, конечно же, принимал самое активное участие в оформлении сцены. Не знаю, по какой причине – вероятно потому, что я был тощий, долговязый и какой-то нескладный и больше других суетился, – великий актер обратил на меня внимание, подозвал к себе и спросил: «Парень, как тебя зовут?»

– Фрунзе, – ответил я.

Нерсесян переспросил меня: «Как-как?» А потом удивленно пожал плечами.

На репетиции, когда Нерсесян давал указания, я первым бросался их выполнять. В этот день мне выпала неожиданная радость – поручили сыграть небольшой эпизод без слов. Я был безумно горд, что выступлю партнером самого Нерсесяна.

Начали репетировать сцену, и вдруг Нерсесян зовет меня через весь зал:

– Эй ты, Котовский, поди-ка сюда!

Раздался дружный смех.

Я так и не понял – он перепутал мое имя или решил так надо мной пошутить. Но праздничное настроение было испорчено.

Где твоя родинка, Шушан?

Великий Папазян однажды сказал: «Загляни в замочную скважину в любую армянскую семью – увидишь неповторимый театр. Мы, актеры, всего лишь его жрецы, служители». Правда, я до сих пор не знаю, что это за сила такая, что это за магия, которая со сцены передается зрителям, вызывая то смех, то слезы.

Фрунзик Мкртчян

О находчивости и изворотливости юного актера и его умении мгновенно находить остроумный выход из любого положения и импровизировать текст есть множество рассказов, легенд и мифов. Вспоминают, например, такой эпизод. На той же любительской сцене играли спектакль по роману классика армянской литературы Ширванзаде «Намус» (в переводе означает «Совесть»). Эта неувядающая национальная драма – любимое и признанное народом произведение.

Печальная повесть о благородной женской душе, загубленной наговорами и ревностью, была создана на основе реалий и всё еще живых и хорошо знакомых зрителю суровых обычаев патриархальной армянской семьи, а потому близких и волнующих. Спектакль вызывал неизменный эмоциональный отклик зрителей.

Еще в 1926 году роман Ширванзаде стал сценарной основой первого армянского игрового фильма, снятого основоположником армянского кино Амо Бекназаровым. В последующие 30–50-е годы спектакль многократно ставился на сцене академического драматического театра армянской столицы. А в рабочих пригородах и селах его играли на балконах и во дворах лицедеи-любители.

Эмоциональные гюмрийцы приходили в заводской клуб, заблаговременно запасаясь платками, чтобы от души нарыдаться над горькой участью героини.

Ленинакан. Церковь Аствацацин. Основана в XIX веке

Забавно, что в пьесе Ширванзаде роль платка Дездемоны играла родинка на груди героини, о которой знал (или, вернее, должен был знать) только ее законный супруг и повелитель – Рустам.

Рассчитывавший на взаимность Шушан друг ее детства – коварный Сейран предал девушку, рассказав Рустаму об этой интимной подробности. Разгневанный Рустам убивает свою жену. Делает это на свой кавказский лад – закалывает кинжалом.

Фрунзик в роли Рустама, тощий и большеносый юнец с наклеенными усами и бородой неестественного цвета, вероятно, представлял собой весьма забавное зрелище. Однако это никому и в голову не приходило. Простой народ – благодарный зритель. Затаив дыхание, зал с нетерпением ждал заключительного акта спектакля – его последнего аккорда.

Вот наконец и трагический финал! Рустам в ярости бросает Шушан на колени и хватается за рукоятку кинжала. Неверная жена должна умереть!

Но… тут осечка! Да еще какая! Бутафорский деревянный кинжал отсырел и никак не хочет вылезать из металлических ножен ни в какую!

Фрунзик делает одно натужное усилие, другое… И всё безуспешно. На него