Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

– Ой, торопится он, – Ленка хмыкнула. – Я смотрю, уже весь запарился. Попить хочешь?

– Попить? – Лешка обернулся. – А что у тебя?

– Минералка, правда, немножко. Хочешь?

– Не откажусь.

– Тогда подержи.

Передав парню руль, почтальонша вытащила из сумки пластиковую бутылку… как раз такую, какая и нужна была Лешке – перелить спирт.

– Я все выпью, можно?

– Да пей, жалко что ли… Поможешь мне через ручей перебраться? Там мостки узкие.

– Да помогу, конечно. Тебе бутылка не нужна?

– Зачем?

– Так я возьму?

– А, – Ленка язвительно расхохоталась. – Поди, спирт бодяжить?

– Да уж как‑нибудь…

Разговаривая, они прошли вдоль старой поскотины и, оставив позади бор, спустились к заливному лугу. Отражаясь в текущем рядом ручье, ярко светило солнце, бледно‑голубое небо дышало зноем, а изумрудно‑зеленая трава в желтых точках цветов казалась мягким, как одеяла.

– Говорят, ты в институт поступил? Правда? – почтальонша искоса посмотрела на парня.

– В университет, – почему‑то покраснел тот. – На факультет социальных наук – бывший исторический.

– Молодец! – женщина улыбнулась. – Это что же, историком будешь, как Владимир Иваныч, учитель наш?

– Ну, – Лешке почему‑то сейчас не хотелось вдаваться в подробности.

– Красиво как! – внезапно остановилась Ленка. Лешка согласно кивнул:

– Да, ничего.

– Слышь, Леш… У меня чего‑то меж лопатками чешется. Посмотри, а?

– Где…

Опустив велосипед в траву, почтальонша повернулась спиною. Лешка дотронулся до загорелого плеча:

– Здесь?

– Нет, ниже… Да ты молнию‑то расстегни, не стесняйся…

Юноша сглотнул слюну.

– И лямки спусти. Вот… Почеши, а? Вот тут, под лопатками… теперь ниже… еще ниже…

Лешка хотел сказать, что куда уж ниже, но – словно язык присох! Еще бы – лифчика‑то на почтальонше не было! Пальцы чувствовали тепло шелковистой кожи, скользя по изгибу позвоночника вниз, к…

– Так, так, хорошо… – шепотом командовала Ленка. – А теперь…

Она вдруг резко повернулась, ударив юношу голой большой грудью с налитыми твердыми сосками, обняла, расстегнула рубашку, целуя в губы:

– Лешенька, Леша… Пойдем… Вон, сюда, в траву…

…Высоко в небе таял реверсивный след самолета.

Лешка резко уселся и, помотав головой, потянулся к рубахе:

– Мне пора, Лен… Правда, пора.

Ленка улыбнулась:

– И мне… Приходи вечером, а?

– Сегодня точно не смогу.

– Приходи завтра. Я буду ждать.

Проворно натянув платье, женщина вновь повернулась спиной:

– Застегни… Ну, до завтра, Алеша…

Лешка счастливо вздохнул:

– До завтра… Стой, ты ж просила через мостки перевести!

– Да ладно, переберусь и сама. Беги, куда там тебе надо.

Лешка все‑таки проводил почтальоншу на другой берег, там, правда, целоваться не стали – видно из домов. Лишь простились до завтра. До завтра… Завтра!

Лешка еще никогда не был так счастливо близок с женщиной, как вот сейчас, на лугу. Какая она красивая, эта Ленка! Да и характер вроде бы ничего… Как говорит бригадир Михалыч – йэх!

Помахав на прощанье, Лешка осторожно перелил спирт из канистры, тут же и разбавил ручьевой водой – ну, не болотной же потом разбавлять. Потом поплотней закрутил бутыль пробкой, взглянул на канистру – и громко захохотал, прочитав надпись на небольшой наклейке: «При попадании на кожу, промыть водой и обратиться к врачу». Ну и ну! Вот так спирт, бляха муха – «при попадании на кожу, промыть водой…»

– Там еще осталось?

– Спиртяга? Есть маленько. Пей, я не хочу больше.

Василий Шукшин. «Охота жить»

«…И обратиться к врачу!»

Ну, ни фига ж себе! Случаем, не отравятся помощнички? Не, не должны – бабка Федотиха клялась, что еще ни один не отравился. А вдруг? Самому, что ли; сперва попробовать?

Лешка открутил пробку, понюхал…

Скривился…

Закрыл глаза…

Глотнул быстро‑быстро!

И едва перевел дух, вытирая выступившие на глазах слезы, больно уж убойной штуковиной оказалось: бабкино зелье. Еще бы – «при попадании на кожу; промыть водой и обратиться к врачу»!

А, в общем, сойдет – то, что надо. Застегнув рубаху;, Лешка взял канистру и быстрым шагом направился к избе бабки Федотихи.

Федотихи дома не оказалось, а вместо красной бабкиной «Таврии» у веранды стоял синий милицейский «уазик». Спрятав канистру с бутылкой в ближайших кустах, молодой человек осторожно заглянул во двор… и сразу же столкнулся с вышедшим на крыльцо участковым – веселым молодым парнем и чине старшего лейтенанта. Звали его… блин, да как же? Лешка так и не вспомнил. – милиционер представился первым:

– Участковый уполномоченный Бобриков, Иван Иваныч.

– Леха… Э‑э… Алексей.

Участковый подмигнул:

– Ты, Леха – Алексей, местный?

Лешка кивнул:

– Почти. Здесь, на практике.

– А! – Участковый, как показалось юноше – радостно – сдвинул на затылок фуражку с разлапистым двуглавым орлом. – Так это ты трактор в болотине утопил?

Тьфу‑ты! И этот уже в курсе! Ну, Ленка… Хорошая, конечно, баба, но язык – что помело.

– Не, не утопил, – Лешка мотнул головой. – Застрял просто… А вам, поди, Ленка наплела, почтальонша?

– Не наплела, – старший лейтенант многозначительно поднял вверх большой палец. – А проинформировала, как и полагается любому добропорядочному гражданину. Ты ведь добропорядочный гражданин, Леха – Алексей?

Лешка не знал, что и сказать, промямлил только:

– Ну да… наверное…

– А раз гражданин, – голос участкового внезапно стал жестким. – Так исполняй свой гражданский долг. Короче – заходи, понятым будешь! – Старший лейтенант гостеприимно распахнул калитку пошире и, обернувшись во двор, закричал:

– Миха, с тебя пиво – второго понятого нашел!

Миха – угрюмого вида субъект в потертом джинсовом костюме и щегольских остроносых туфлях, на вид не намного‑то и старше Лешки; судя по всему, следователь или опер – в ответ лишь призывно махнул рукой – подходи, мол.

– Здравствуйте, – Лешка поздоровался со второй понятой – той самой дачницей в мешковатых шортах, с которой не так давно уже виделся.

Та тоже узнала парня, улыбнулась:

– Встречались уже.

– Ну вот, – ухмыльнулся опер – или следователь, а, может быть, дознаватель. – Хорошо ли вы, граждане, видите вот эти посадки мака?

Лешка с дачницей переглянулись и, не сговариваясь, засмеялись:

– Да видим.

– Так вот, – ничуть не смущаясь продолжал опер (или… ). – Хочу вас просветить о том, что, согласно действующему законодательству, масличный мак относится к запрещенным к возделыванию и культивированию растениям, таким образом – налицо явное нарушение У‑Ка Эр Эф.

– Так это на пироги!

– Ага, на пироги, – язвительно хмыкнул подошедший участковый. – Неужели вы, Ирина Петровна, не заметили захаживавших к гражданке Иваньковой неких не совсем адекватных личностей? Ведь по соседству живете.

– Да замечала, – Ирина Петровна – ага, вот ее как зовут, оказывается – перевела взгляд на Лешку.

Парень покраснел, хотя к неадекватным личностям себя уж никак не относил.

– Мне кажется, Иванькова спиртом торгует, – продолжала дачница. – Впрочем, это в деревне ни для кого не секрет.

– И для нас не секрет. – Старший лейтенант неожиданно вздохнул. – Только вот наказать как следует мы ее не можем – несовершенство законодательной базы… Почти такой же случай, как и с лесом – все видим, все знаем, да вот только мало что можем поделать – руки связаны.

– Тогда зачем…

– Ирина Петровна, законы не мы устанавливаем.

– Ладно, хватит вам, – снова махнул рукой хмурый. – Сейчас при вас мы запакуем вот эти вот запрещенные к возделыванию и культивированию растения в вот эти вот коробки – а вы потом распишетесь.

– А разве можно так? – дачница вскинула глаза. – Без хозяйки?

– Хозяйку, гражданку Иванькову Аграфену Федотовну, думаю, мы в ближайшее время вряд ли дождемся, – официальным тоном пояснил участковый. – А поскольку имеются веские основания полагать, что вышеуказанная гражданка Иванькова может сокрыть от следствия принадлежащую ей плантацию запрещенных к выращиванию и культивированию растений – по‑простому говоря, выдрать весь мак к чертям собачьим! – и тем самым уйти от ответственности, то – изъятие мы вынуждены производить без ее присутствия.

В ответ на эту тираду Ирина Петровна лишь пожала плечами, а Лешка подумал, что ничего себе работенка у милиции – веселая – этак у всех деревенских бабок можно мак повыдергать – с чем тогда будут пироги печь?

Участковый со старшим дознавателем – тот таки представился наконец – сноровисто повыдергивали с грядок весь Федотихин мак и, упаковав его в картонные коробки, наклеили на них бумажные бирки.

– Расписывайтесь! И вот еще здесь, в протоколе…

– Так тут же ничего не написано!