Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…В самом деле, она забыла, что ли? Или не знала?
С мужем всё было… просто, понятно и без фокусов, как в инструкции по выполнению гимнастических упражнений.
…Раз-два! Р-раз-два! Раз-два-три! А теперь то же самое, но с поворотом головы!..
Очень быстро и гимнастические упражнения надоели – ну, что такое, всякий раз одно и то же, – потом родилась Марфа, и ничего не стало вообще. Лёля моталась по больницам, месяцами лежала в отделении для новорождённых, не спала ночей, давала по часам лекарства. Чем в это время занимался муж и отец, она вообще не помнила. Или не знала!
Сейчас Никита занимался с Лёлей чем-то совсем другим.
Вот когда стало трудно дышать, когда она поняла, что больше ни секунды не протянет, если не получит этого человека – именно этого, и никакого другого! – в своё полное и безграничное владение, хотя бы на пять минут, хоть бы на пять секунд, она и поняла, что дело плохо.
…Караул!..
Они лежали совершенно голые – как это получилось, господи?!! – на толстом одеяле, которое Никита кинул на сено. Они лежали совершенно голые, как Адам и Ева на какой-то там день сотворения, и Лёля в первый раз в жизни поняла, что значит сплетаться с другим человеком в единое и неразделимое целое.
…До этого не понимала.
Она не могла разобрать, где его рука или нога, а где её, и не хотела разбираться.
В распахнутую дверь сарая лилось солнце, и птицы перекликались, и Лёля подумала на секунду – а вдруг это и впрямь… рай?
Она оказалась в раю и не заметила перехода.
Лифчик был давно забыт, вернее мыслей о нем не стало. Лёля каталась с Никитой по одеялу, кусалась, брыкалась, прижималась, раскидывала руки, хватала его, не отпускала, а потом вдруг отпускала!..
Во всём этом была такая радость жизни, такой чистый восторг, такой недоступный раньше хмельной угар!..
Чуть отдышавшись, она снова прыгала на него, он хохотал, принимая её восторги, и Лёлин рай словно раздвигался, упрочивался, становился своей, проверенной территорией упоения бытием!..
Она даже не поняла, когда всё закончилось, потому что ничего не закончилось.
Он завернул Лёлю в одеяло, перенёс в дом, велел сидеть и ждать его и моментально явился обратно – с колбасой, чёрным хлебом, редиской и бутылкой ситро.
– Спиртного на пилораме не держим, – объяснил он, конфузясь. – Газировка только.
Так Лёля отметила начало своей новой странной жизни – колбасой, редиской и ситро!..
Но и тут ничего не кончилось.
Он повёз её в Щеглово – по дороге они всё время целовались, и Лёля приставала к нему совершенно неприлично.
В Манином доме они ещё немного поцеловались – у Лёли шумело в ушах и кружилась голова.
– Давай баню затопим, – предложил Никита. – Я в тот раз посмотрел, у вас баня шикарная! Согреется за час!
Лёля немедленно согласилась топить баню.
Она понятия не имела, как именно следует её топить, и всё ходила за Никитой, который проворно натаскал дров, проверил насос, слил из кранов ржавую воду, поставил наполняться дубовую бочку. Попутно он объяснял Лёле, почему бочка должна быть непременно дубовая и почему её нельзя смастерить, к примеру, из сосны.
Лёля слушала его как во сне.
Он спросил, где веники, сам себе ответил, что, должно быть, на сеновале, и полез по шаткой лесенке наверх. Лёля полезла за ним, и на этом самом сеновале они совершенно упустили из виду веники, только валялись и целовались, и когда спустились вниз, выяснилось, что нужно лезть снова.
Веники-то были забыты!
– Ты меня здесь жди, – велел Никита Лёле и захохотал. – А то мы с тобой пропали!..
…Мы и так пропали, подумала Лёля туманно. По крайней мере, некоторые из нас…
Тут она спохватилась, что должна его накормить, – она же отличная хозяйка, очень ловкая, а поели они за день только хлеба с колбасой!.. Она помчалась в дом, достала из холодильника вырезку, припасённую на ростбиф – Маня очень любила ростбиф в Лёлином исполнении.
Мясо давно было замариновано – соль, перец, немного сахару и много зерновой горчицы, – оставалось только сунуть в духовку.
Лёля красиво выложила замаринованную вырезку на пергамент и отправила запекаться.
Вдруг ей стало стыдно – мясо предназначалось для Мани, а было совершенно очевидно, что ей ничего не достанется.
– Ничего, ничего, Манечка, – вслух сказала Лёля. – Я тебе потом ещё приготовлю.
Ожидая, когда протопится баня, оба преступника качались в качалке, отталкиваясь ногами, целовались и обнимались.
Лёля отчётливо понимала, что сошла с ума.
Что именно понимал Никита, она не знала и странным образом не желала знать.
Она не думала даже, что скажет Маня, когда вернётся и застанет в собственном доме такую… живописную картину. Ей только мечталось, чтобы Маня подольше не возвращалась.
Лучше бы вообще никогда!..
Маня совершенно изнемогала.
Болела нога, норовила подвернуться. Содержимое головы напоминало блюдо окрошку – накрошено всего подряд, да ещё сверху залито квасом!.. Выловить в квасном крошеве хоть что-то отдельное, понятное, распознаваемое Маня была не в силах.
…Как работают эти самые следователи, вроде Раневского? Откуда они знают, что именно годится в дело, а что нужно отбросить за ненадобностью? Как отличают ложь от правды? Как добиваются, чтобы им всё рассказывали, если не принимать в расчёт средневековые пытки?…
На кортах, куда Маня приехала – разумеется, пришлось потратиться на такси! – было полно народу, это в разгар-то дня! На самой дальней площадке тренировалась, по всей видимости, детская секция – мальчишки и девчонки с ракетками, казавшимися слишком огромными в худеньких ручках, стояли в затылок и по очереди отбивали мячи, которые накидывал тренер. Ожидая своей очереди, они шумели, толкались, брыкались, смеялись и то и дело выбегали из строя – красота!..
С правой стороны играли две девушки, одна отлично, а вторая из рук вон плохо, и Маня поняла, что это, видимо, тренировка. Та, что играет хорошо, – тренер, а вторая – ученица.
За ними ещё пара – два здоровенных парня, которые сражались не на жизнь, а на смерть. Пропустив мяч, один из них орал во всё горло: «Ай-я-я-яй! Во дурак-то!» Эти играли по-настоящему, всерьёз, ни на кого не обращали внимания, экономили драгоценное время, за мячами не бегали – им подавал мальчишка в форме.
Маня когда-то играла в теннис, давно. Родители любили этот спорт, ездили на «Динамо», где были хорошие корты, брали Маню с собой. Потом случился этот самый самолёт из
