Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Долго? Занимались?
– Несколько месяцев, – подумав, ответила Елена. – Я летала на Урал, это уральские изумруды, договаривалась об участии в торгах, искала специалистов. Потом платила!.. А это всё разные истории – счёт физического лица, счёт юридического!.. Очень сложное оформление.
– Максим купил их сам или компания купила?
– А это важно?
Маня понятия не имела, важно ли это, но на всякий случай сказала, что – да.
Елена Васильевна вздохнула:
– Деньги личные, не компании. Списаны с его счёта. Это совершенно точно.
– И вы не скажете, зачем ему понадобилось вкладывать деньги в такие дорогие украшения?
– Не скажу.
– Плохо, – заключила Маня.
– Он взял с меня слово, – возразила Елена. – Об этой покупке не знал никто, только он и я.
– Но почему, почему?! Если всё законно и оформлено?!
Елена молчала.
– Как мне разобраться в этом чёртовом деле? – сама у себя спросила Маня. – Никто ничего не рассказывает. Женя не рассказывает следователю, где была в день убийства. Ромка не рассказывает, какие у Максима на самом деле были враги. Инга не рассказывает, кто был здесь, в офисе в то воскресенье, а ведь кто-то был, я точно знаю! Причём женщина. Никита не рассказывает, в каких отношениях был с братом на самом деле. Паша Кондратьев не рассказывает, в чем именно он виноват. Вы тоже не хотите ничего рассказывать!
– Я и так слишком много вам наболтала, – отозвалась Елена Васильевна серьёзно. – И, пожалуйста, оставьте мне фотографии. Я верну их туда, где им положено быть.
– Да ради бога, – согласилась Маня. – А… сами украшения где?…
– Ещё не доставлены. Как всегда, сплошные задержки! Обещали, что будут готовы две недели назад, потом перенесли, потом сказали, что привезут в понедельник. Ну, в… тот самый. Когда меня в больницу забрали.
– И не доставили?
– Нет. – Елена покачала головой. – Получить их должен был Максим. Ну, или я. Максим теперь получить не может, значит, только я осталась. А я ничего не получала.
– Их должны сюда привезти, на работу?
– Зачем вы спрашиваете, я не понимаю? – вдруг опять вспылила Елена. – Какая вам разница?…
Маня вздохнула.
– Я правда хочу разобраться, – сказала она тихо. – Елена Васильевна, вы не виделись с Женей и детьми?
– Нет. Собиралась вчера поехать прямо… из палаты и поняла, что не смогу. Сегодня поеду. Или завтра. Не знаю. Не могу.
…Мане было так всех жалко!.. Эту самую помощницу, у которой рухнула жизнь, и не будет никакой беззаботной старости, и придётся, как в молодости, биться за кусок хлеба, до последнего работать на тяжёлой и скучной работе, тратить накопленное и – самое ужасное! – доживать в одиночестве. Без Максима и его семьи. Жалко Женю, которая промаялась в КПЗ и которой изменял муж. Жалко детей, пусть они уже не маленькие, но отец должен быть им опорой, а его не стало.
И этого прекрасно устроенного особняка на слиянии двух рек – Которосли и Белой – жалко невозможно! Его продадут, он попадёт в чужие равнодушные руки, всё тут изменится до неузнаваемости. Как если бы вдруг умерла Анна Иосифовна и в её покои в издательстве вселился бы некто молодой, активный и деятельный.
Господи, помилуй и спаси нас от такого горя.
Маня от ужаса вспотела.
…Нет, нет. Такого никогда не случится. Анна Иосифовна не может никого подвести. И не подведёт!..
Впрочем, Максим тоже не собирался никого подводить.
– Вы меня извините, – сказала Маня громко, чтобы заглушить страх, который вдруг вырвался наружу и вцепился в неё. – Я правда не враг. Может, и не друг, но не враг точно. Я поеду. Только всё же скажите, где искать Романа Андреевича.
– На корте. – Елена Васильевна махнула рукой. – Ему тоже сил не хватает здесь сидеть. Да и не знает он, за что хвататься. Вот и уехал. Я запишу вам адрес.
– А нога? – вдруг спросила Маня. – У него же нога болела!
– Сказал, что зайдёт там в медпункт. – Елена Васильевна протянула Мане бумажку. – У него правда рана воспалилась, уж не знаю, как он сумел так… пораниться.
Маня сунула бумажку в карман джинсов и подумала, что на самом деле пришла пора выяснить, где Роман Сорокалетов повредил ногу.
…И тут Лёля вдруг поняла, что дело её плохо.
То есть совсем плохо!..
Почему-то, когда всё началось, она ни о чём не думала – то есть вообще ни о чём!..
Никита как-то смешно за ней ухаживал, подсаживал на коня Ясеня. Оказалось, что Звёздочка «норовиста», а Ясень – самая спокойная лошадь на свете.
Когда он её подсадил, ей показалось, что она взметнулась куда-то высоко-высоко, и было странно сидеть верхом… на чем-то живом, что дышало и двигалось. Хрупкая и худенькая Лёля переживала, что Ясеню «тяжело», а Никита над ней смеялся.
Пожалуй, что-то такое она почувствовала, когда он, нащупав большой рукой, сунул её ногу в стремя – Лёля всё никак не могла это самое стремя поймать!
Какое-то странное волнение и даже, пожалуй, удовольствие от того, что мужская рука уверенно взяла её за щиколотку!..
Никита вёл коня в поводу по границе огромного луга, обнесённого серыми жердинами, Лёля словно плыла над лугом, и над травой, и над Никитой, щурилась от солнца.
Потом он подозвал Звёздочку, которая паслась рядом, легко, одним прыжком вскочил, без всякого седла, не выпуская Лёлиного повода, и теперь они ехали вдвоём – впереди Никита, за ним Лёля.
Лошади, не торопясь, вышли из-за изгороди и привычно направились в сторону леса, и было так тихо, так солнечно, так зелено вокруг, как бывает только в мае, когда всё впереди и лето ещё даже не начиналось.
– Вон там, у реки, бобры берёзу завалили, паразиты! Так хороша была берёза, я смотрел за ней, берёг. А они погубили!
– Бобры? – весело удивилась Лёля.
– И ничего смешного. – Он оглянулся на неё. – Они лес могут извести, чего им – одна берёза! Сейчас дойдём, я тебе покажу.
И вправду с левой стороны возле речки, которая здесь была узкой и шумливой, торчал пень очень странной формы – примерно по колено и словно обгрызенный со всех сторон. Мощная, едва зазеленевшая берёза валялась тут же, раскинув ещё живые ветви, словно руки.
– Жалко как, – проговорила Лёля.
– То-то и оно-то. Берёзу уберу, новую привезу, посажу. Так она тут хорошо стояла!
Лёля представила, как на берегу стояла берёза – получилось и впрямь хорошо.
Они отправились дальше, и оказалось, что в лесу