Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Мойра усадила меня за стол, накормила, и мы стали ждать вместе. Чтобы успокоиться, она вытащила крючки, но нити путались и не желали превращаться в салфетку. Тогда я предложила забрать собаку — все равно нам по пути.

Опыта общения с запойными людьми у меня не было. Так что собаку я взяла в качестве охраны — она с пьяным Шоном лучше знакома. Хорошо еще я пришла на обед, а то бы к ужину Шон успел влить в себя куда больше. Хотя откуда мне знать скорость его пития! Так за алко-математическими вычислениями я и про малину забыла, и про собаку и окликнула Джеймс Джойс, лишь когда та кинулась вперед с диким лаем. Зайца, что ли, увидела? Людей-то здесь нет, если только не…

Собака наскакивала на хозяина, как ненормальная. Шон то одним боком повернется, то другим, то руку выставит, то ногу поднимет — Джеймс Джойс не отступала, продолжая побивать собачьи рекорды в прыжках в высоту.

— Ко мне! — заорала я, не веря в удачу, но собака туг же поджала хвост и засеменила в мою сторону.

Шон прибавил шагу.

— Это ты кому из нас?

Я уже склонилась к лежащей на брюхе собаке почесать ей за ухом, но на эти слова выпрямилась. Джинсы и футболка новые. Чисто выбрит. Причесан. Явно не чинил кран и не сосал бутылку. А я — в рабочих заляпанных краской штанах и не лучшего вида кофте — прямо ведь от почтового ящика.

— Собаке, — отчеканила я. — Но если тебе тоже нужна команда, то шагом марш к Мойре.

— Як ней и иду…

— В семь вечера?!

— В шесть.

— Идиот! Она там себе уже Бог что напридумывала!

— Это ты, кажется, напридумывала, а Мойра могла подумать лишь одно, что я напился. И все.

Шон сказал это так спокойно, что я осталась перед ним с открытым ртом, чтобы он швырнул в него еще один камень. Первым он попал, не целясь. Успокойся, Светланочка, из-за тебя он пить не будет. Принцесса Уэльская нашлась!

— Так она и подумала, — проскрипела я, пытаясь вернуть лицу непроницаемость.

— А она не хочет, чтобы ты уходил в запой.

Я выдохнула, надеясь, что фразеологизм «упасть с телеги» используют и в Ирландии. Надо же как-то разнообразить свою до ужаса простую калифорнийскую речь с вэст-клэрским акцентом!

— Мне на телегу надо запрыгнуть и ехать в Корк к племянникам, — отрезал Шон со злостью. — Так что можешь за меня не волноваться.

— Я и не волнуюсь, — тем же тоном произнесла я и хотела попрощаться, но Шон опередил меня вопросом:

— А что тогда делала у Мойры?

Ответить правду, что захотелось жрать, — дать лишний повод поехидничать. Про малину сказать? Типа, пришла поесть, как в детстве. Нет, не то…

— Хотела посмотреть, как моя картина смотрится на стене. Мойра собиралась попросить тебя забить гвоздь. Мне молоток не доверили.

— Сейчас повесим, в чем проблема?!

Да ни в чем, и я позволила взять себя за локоть. Даже хорошо, что он не злится — забудем эти сутки, как дурной сон.

— Хочешь знать, почему я припозднился?

— В «Авалон» играл сам с собой, — попыталась я пошутить и отстраниться, но его рука тотчас скользнула вниз и сжала мои пальцы.

— Из-за тебя! — Приехали! А я только порадовалась. — Из-за тебя я начал читать этот бред. Пока не закончил, не встал с дивана.

— Правда, что ли?

— А чего мне врать?!

Я пожала плечами и прибавила шагу. Хотелось побыстрее дойти до калитки и забрать у Шона руку, чтобы ее открыть самой без всякого там принципиального джентльменства. Собака бежала впереди, радостно виляя хвостом. В собачьей душе наступил полный покой.

— Я закончила почтовый ящик, — начала я, чтобы Шон не поднял какой-нибудь скользкой темы. — Можешь прийти посмотреть.

— Завтра уже, ладно? Мойра нас так быстро не отпустит.

Еще бы! Особенно после того, как увидела нас идущими за ручку. Старуха выглядывала из кустов, как настоящий шпион. И я не желала знать ее мысли. Мое холодное безразличие меня более чем устраивало.

Небезразличным оказался только желудок, повторно вкусивший запахи кухни — в обед в меня много не влезло из-за нервов Мойры. Сейчас я готова была умять две тарелки замечательного рагу. Однако Шон четко знал свое дело. Его звали ради молотка, вот он и не возьмет вилки раньше гвоздя. Я уже прокляла свой язык— по суетливому метанию хозяйки от стены к стене в поисках подходящего места я догадалась, что Шон был просто предлогом, чтобы не вешать картину. Но он ее повесил. Над диваном, выбрав место самостоятельно. А потом еще отступил на три шага к противоположной стене, чтобы, сложив руки, любоваться картиной, как в музее. Может, он все-таки кривизну угла проверяет, а не издевается над моими художествами… Шона не понять. А в любой непонятной ситуации лучше есть.

Коронное баранье рагу, еще картошка, еще хлеб, еще пирог. Не для меня готовили, но я нагло приперлась на чужой пир и даже не могла поддержать беседы. Из-за меня она просто не клеилась. Мойра только и делала, что переводила взгляд с моего лица на Шона и обратно, тихо, будто незаметно, вздыхая. А сам виновник всех шекспировских страстей, как и подобает мужчине, ел молча. Об одном хозяйка не будет жалеть — что гости мало ели. Главное, что мы вообще не пили. На столе блестел в стеклянном кувшине домашний лимонад. В этом доме, похоже, Шону не наливают.

Собака не отходила от хозяина, потому что соскучилась или из-за того, что тот тайком под столом кормил ее мясом. Наконец Мойра предложила сыграть в карты

— мои протесты проигнорировали и свели правила игры до понятного мне «дурака». Я даже не пыталась следить за временем, понимая, что мне все равно влетит по полной программе. Я ушла молча — благо Лиззи знала, что я могу дойти либо до Мойры, либо до Шона — и ни к кому из них она не подумает отправиться меня разыскивать. Она могла бы и позвонить, когда прошел час, два, три… И только я подумала о ней, как телефон звякнул. Я взглянула на экран под столом. Сообщение было коротким: «Немедленно возвращайся домой».

Терпение у Лиззи закончилось, а игра еще продолжалась, и я решила, что пятнадцать минут погоды не сделают. Но через пять минут пришло повторное сообщение: предыдущий приказ превратился в просьбу с помощью «пожалуйста». Я извинилась и отложила карты. Мойра всплеснула руками, взглянув на часы — может, она на радостях лицезрения трезвого Шона действительно потеряла счет времени? Самому же мистеру Муру было все по барабану. Он, позевывая, выполз из-за стола, обнял Мойру, подтолкнул к выходу собаку и чуть не сделал то же самое со мной, но я увернулась от жаркого объятия и выбежала на улицу будто играла с собакой. Джеймс Джойс тут же принялась наматывать круги, то и дело наскакивая на меня с лаем. Шон пытался пару раз окликнуть ее, но она не слышала команд. Тогда он изловчился, поймал ее за ошейник, и несчастная завизжала поднятая в воздух.

— Отпусти! — завизжала я громче собаки, хотя Шон и без меня это сделал.

— Она обязана слушаться, — сказал он с нескрываемой злостью.

— Она радуется…

— И что с того! — перебил он и зашагал к калитке.

Джеймс Джойс потрусила следом, поджав хвост и уши. Получила из-за меня, ведь это я ее раздразнила. Виновато улыбнувшись Мойре, я побежала догонять мистера Мура, державшего для меня калитку открытой. Мы довольно мирно поцапались и не должны были особо расстроить хозяйку, и все же я не скинула с плеча руки Шона, зная, что Мойра с крыльца пристально за нами наблюдает. Пусть ей снятся сегодня добрые сны, она их заслужила, постоянно переживая за Шона.

Один куст, два, три… И вот мы оказались в шпионской недоступности.

— Спектакль окончен!

Я скинула руку, переместившуюся с плеча на талию, и отошла на пару шагов в сторону.

— Я не играл и обнял тебя не ради Мойры, а потому что мне показалось, что ты не против. Значит, ошибся. В который раз. Но если тебя наше деревенское общество так раздражает, то чего пришла? Чего возишься со старухой? Я лично больше не стану досаждать тебе своим обществом. Но за свою собаку ручаться не могу. Что ты с ней сотворила, не знаю.